С 1989 года мировой пролетариат переживает длительный период снижения своей классовой сознательности и боевитости. Крах якобы «коммунистических» режимов и буржуазная пропаганда о «невозможности» альтернативы капиталистическому общественному устройству оказали глубокое воздействие на его способность видеть в себе класс, призванный играть историческую роль в свержении капитализма и строительстве нового общества. В результате старые песни Маркузе, Франкфуртской школы и пр., провозглашавшие исчезновение пролетариата и замены его новыми «историческими субъектами», пользуются растущим успехом у товарищей, которые задаются вопросом о том, «как бороться» против мира варварства и нищеты. Однако ввиду продолжающегося усугубления капиталистических противоречий, в частности, экономического кризиса, подобное положение вещей постепенно преодолевается.  Международный пролетариат вновь обретает боевитость[1] и развивает сознательность, о чем свидетельствует возникновение меньшинств, которые ставят не только вопрос о том, «кто является революционным субъектом», но и: «Какие цели и средства необходимы пролетариату, чтобы возродить его революционный характер?»[2]

В связи с подобной постановкой вопросов деятельность Интернационалистской Коммунистической группы (ИКГ) сеет великую путаницу. С одной стороны, она позиционирует себя как «крайне революционная» (отрицает парламентаризм и национализм, осуждает левую и крайне левую фракции капитализма, критикует частную собственность и т. д.), но, с другой стороны, «критически» поддерживает, вместе с крайне левым крылом капитала, некоторые реакционнейшие позиции буржуазии и яростно нападает на классовые принципы пролетариата и его подлинные коммунистические организации. Таким образом, политическая эволюция ИКГ на протяжении последних двадцати пяти лет сводится к плохо скрываемой поддержке откровенно буржуазных проектов под предлогом того, что за ними кроются «массовые пролетарские движения». Целью данной статьи является разоблачение этой лжи.

Политическая эволюция ИКГ

Отколовшись от ИКТ в 1979 году, ИКГ с тех пор поддерживала все буржуазные проекты:

• В начале 1980-х гг. она неожиданно выступила на стороне Революционного Народного блока Сальвадора в войне, которая на протяжении этого десятилетия потрясала страну (и в которой противостояли друг другу российский и американский империализмы). ИКГ обличало руководство этого блока за буржуазность, но, полагая, что «за ним» скрывалось «массовое революционное движение», решило его поддержать;[3]
• С середины 1980-х гг. в борьбе между буржуазными фракциями, представленными, с одной стороны, «Сендеро Луминосо»,[4] а с другой, правящими кругами перуанской буржуазии, ИКГ косвенным образом встала на сторону сендеристов под предлогом «поддержки заключенных-пролетариев, жертв терроризма буржуазного государства»;[5]
• В конце 1980-х – начале 1990-х гг., когда происходила борьба националистского движения в алжирской Кабилии (1988 г.) и в иракском Курдистане (1991 г.), ИКГ использовала более мудреные предлоги для оправдания своей поддержки этих движений: она заявляла о создании «массами» «рабочих советов», в то время как сама вынуждена была признать, что в случае Кабилии эти «рабочие советы» на самом деле являлись межклассовыми организациями хуторов или кварталов, создаваемыми племенными вождями или лидерами националистических либо оппозиционных партий, и во многих случаях так и назывались – «комитеты племени»![6] В отношении недавних межимпериалистических конфликтов ИКГ вела себя подобным же образом. Кроме решительной поддержки восстания в Ираке (к этому вопросу мы вернемся в конце данной статьи), необходимо отметить, как в конфликте между Израилем и Палестиной она выискивала проявления пацифистской идеологии в левом лагере израильской буржуазии, представляя их, пусть «критически», ничем иным, как «первым шагом к революционному пораженчеству». Так, в издании группы цитируется следующий отрывок из письма уклониста от военной службы, который, конечно, рисковал, высказывая свое возмущение войной, но при этом его протест не выходил за пределы национализма: «Ваша армия, которая называет себя «Силы Обороны Израиля», является всего лишь вооруженным крылом движения колоний. Эта армия не создана для обеспечения безопасности израильских граждан, она обеспечивает лишь преследование воровства на палестинской территории. Мне, еврею, отвратительны преступления этого ополчения в отношении палестинского народа. Мой долг как еврея и человека – категорический отказ от какой бы то ни было службы в этой армии. Как сын народа, ставшего жертвой погромов и разрушений, я отказываюсь участвовать в вашей безумной политике. Мой долг как человека – отказаться от участия в любом учреждении, которое совершает преступления против человечности» (цит. по статье «Мы не израильтяне, не палестинцы, не иудеи, не мусульмане… Мы – пролетариат!», «Коммунизм», № 54, апрель 2003 г.). Действительно, если оставить в стороне намерения автора письма, его могли бы подписать те фракции израильского капитала, которые, чувствуя растущее недовольство рабочих и населения бесконечной войной, публично критикует методы ее ведения. В письме говорится об «обеспечении безопасности израильских граждан», что означает по существу безопасность израильского капитала. В письме поставлена проблема интересов не трудящихся и угнетенных масс, а израильской нации.  То есть все в нем – защита нации и национального капитала – служит основой империалистической войны.

 Восхваление всего, что противно революционным принципам

«Вклад» ИКГ можно свести к коктейлю «радикальных» и типично «третьемирских» позиций, замешанных на буржуазном левачестве. Как ИКГ примиряет «две вещи несовместные»? А вот как: к чему презирать пролетарское движение лишь за то, что руководство его буржуазно? Разве русская революция 1905 года не началась с манифестации, руководимой попом Гапоном?

Этот «аргумент» базируется на софизме, представляющем собой, как мы увидим, зыбучий песок, на котором возведены все «теоретические» построения ИКГ. Софизм - это ложное утверждение, выведенное из верных посылов. Проиллюстрировать это можно известным примером: «Сократ смертен, все люди смертны, все люди – Сократы». Таким образом, речь идет об абсурдном утверждении, чистой умственной игре, состоящей в сцеплении силлогизмов.

Революция 1905 года была подлинно пролетарским движением, вызвавшим подъем широких масс, которые вышли на улицы и поначалу стали объектом попыток манипуляций со стороны царской полиции. Но это вовсе не означает, что всякое движение, имеющее «большие слабости» и «руководимое буржуазией», является пролетарским. Именно здесь коренится грубый софизм господ из ИКГ! Существует немало «массовых движений», организованных фракциями буржуазии к собственной выгоде. Такие движения вызывали мощные столкновения, приводившие к смене правительств, которые зачастую называют «революциями». Но это не делает их пролетарскими движениями, сопоставимыми с революцией 1905 года.[7]

Пример метода амальгамы, используемого ИКГ, - ее анализ событий в Боливии в 2003 году. Там также наличествовали вышедшие на улицы массы, нападения на банки и буржуазные учреждения, блокирование дорог, грабеж супермаркетов, линчевания, свержения президентов… То есть все элементы для того, чтобы ИКГ, говоря о «становлении пролетариата», написала: «Уже давно не провозглашали открыто, что необходимо уничтожить власть буржуазии, буржуазный парламент и всю представительную демократию (включая пресловутое Учредительное собрание) и создать пролетарскую власть для осуществления социальной революции!» («Некоторые ключевые моменты борьбы пролетариата в Боливии», «Коммунизм», № 56, октябрь 2004 г.).

Любой, кто хоть сколько-нибудь серьезно проанализирует боливийские события, не увидит в них ничего похожего на «уничтожение» буржуазной власти и «создание пролетарской». Движение с начала до конца отстаивало буржуазные требования (национализацию топливной отрасли, учредительное собрание, признание национальной автономии аймара и пр.), его общие цели были связаны со столь «революционными» лозунгами, как «покончить с неолиберальной моделью», «установить другую форму правления», «бороться против империализма янки».[8]

ИКГ вынуждена это признать, но тут же извлекает из рукава «неопровержимый» аргумент: вышеизложенное относится к «слабостям» движения! Следуя подобной неопровержимой логике, борьба с начала до конца за буржуазные требования способна пережить чудесную мутацию, которая приведет пролетариат к власти, чтобы осуществить социальную революцию. Подобная «ультрарадикальная» версия волшебных сказок позволяет ИКГ чудовищно искажать сущность пролетарской борьбы.

Всякое общество, переживающее кризис и распад, как это сегодня происходит с капитализмом, испытывает все более мощные конвульсии: волнения, бунты, нападения, беспорядки, повторяющиеся нарушения элементарных правил жизни в обществе. Но этот явный хаос не имеет ничего общего с социальной революцией. Последняя, в особенности, если речь о пролетарской революции, осуществляется угнетенным и революционным классом, реально потрясает установленный порядок, ставит его с ног на голову, но делает это сознательно и организованно, ввиду перспективы социальной трансформации. «Несомненно, когда великие оппортунисты Германии слышат о революции, у них сразу же возникает мысль о кровопролитии, уличных боях, порохе и свинце, и, делая логический вывод о том, что всякая массовая стачка неизбежно ведет к революции, - заключают, что надо держаться в стороне. И на самом деле в России мы видим, что почти каждая массовая стачка завершается кровавыми столкновениями с царистскими силами правопорядка; это справедливо как для объявленных политическими забастовок, так и для экономических конфликтов. Но революция – это нечто иное, и вовсе не обязательно кровавая баня. В отличие от полиции, которая под революцией разумеет просто-напросто уличные бои и стычки, то есть «беспорядки», научный социализм видит в революции прежде всего глубокое внутреннее потрясение классовых отношений» (Роза Люксембург «Массовая стачка, партия и профсоюзы»). Не подлежит сомнению, что пролетарская революция является насильственной, ведет кровавые бои, но это – лишь средства, находящиеся под сознательным контролем пролетарских масс, тесно связанные с их революционными целями. ИКГ, развивая типичный для нее софизм, выделяет из живого феномена революции один только элемент – «беспорядок», «нарушения общественного порядка» - и далее делает «логический» вывод о том, что всякая конвульсия, потрясающая буржуазное общество, является «революционной».

Слепой активизм «мятежных масс» используется ИКГ, чтобы контрабандой протолкнуть тезис о том, будто бы они отвергают выборы и ступили на путь преодоления демократических иллюзий. Так, группа сообщает нам, что лозунг «Пусть все они уходят!», выдвинутый мелкой буржуазией Аргентины во время волнений 2001 года, ведет еще дальше, чем произошедшее в России в 1917 году: «Лозунг «Пусть все они уходят, пусть не останется ни одного!», выходит, однако, за пределы политики, в частности, за пределы критики демократии; Он гораздо понятнее тех лозунгов, которые можно обнаружить у значительно более мощных повстанческих движений, включая Октябрь 1917 года в России, где одним из центральных лозунгов стал «Хлеба и мира!»» («По поводу рабочей борьбы в Аргентине», «Коммунизм, № 56, октябрь 2004 г.).

Господа из ИКГ скандальным образом фальсифицируют исторические факты. В действительности лозунгом Октября был «Вся власть Советам!», то есть вопрос был поставлен таким образом, что возникла возможность действенной критики демократии, борьбы с буржуазным государством и создания на его развалинах диктатуры пролетариата. А лозунг «Пусть все они уходят!» содержит в себе утопическую мечту о «демократическом возрождении» посредством «прямого участия народа» без «профессиональных политиков». В результате в Аргентине не произошло никакого «разрыва» с демократией, а наоборот, цепи ее укрепились, и доказывает это факт, о котором сообщает сама ИКГ: «Во время выборов большинство проголосует «из протеста», против всех. Пролетарские группы издают предвыборные памфлеты под шапкой: «Ни за какую партию. Я не голосую ни за кого. Протестное голосование» («По поводу рабочей борьбы в Аргентине», «Коммунизм», № 54, апрель 2003 г.). И это – протест против выборов! Наоборот, подобные акции увеличивают число участников предвыборного фарса, призывая людей голосовать, даже если они не доверяют «нынешним политикам», выразить свое недоверие к ним и доверие к избирательной системе!

ИКГ протаскивает защиту демократии через черный ход, напустив тумана активизма, после того, как торжественно выпроводила ее через парадный. Так, опять же в Аргентине, она поддерживает escraches, акции протеста перед домами военных, замешанных в варварских преступлениях времен грязной войны (1976-1983 гг.). Эти акции, инициатором которых выступил «ультрадемократ» Киршнер, сегодня представляют собой маневр аргентинского государства с целью отвлечь внимание от усиливающегося наступления на условия жизни пролетариата и большинства населения. Несколько аргентинских лампасников используются в качестве козлов отпущения, чтобы недовольные массы смогли выпустить пар. По мнению ИКГ, это вовсе не ослабляет сознательности пролетариата: «Подобное общественное осуждение способствует развитию силы пролетариата, поскольку в акциях участвует немало людей (соседи, друзья…)» (там же). За такими пафосными словами кроется типичная реальность протестов против репрессий, проводимых городскими коллективами (соседями, друзьями, жителями кварталов), призванных подкрасить демократический фасад государства.[9]

Средства пролетарской борьбы с точки зрения ИКГ

То, что предлагает ИКГ в качестве метода борьбы пролетариата, является ничем иным, как профсоюзной и даже социал-демократической деятельностью, отличающейся от предложений классических левых лишь словесным радикализмом, преувеличением роли насилия и манерой клеить ко всему ярлык «пролетарский».

В своих рассуждениях о пролетарской автономии и ее границах («Коммунизм», № 54, апрель 2003 г.) на примере аргентинских событий 2001 года ИКГ указывает на то, чем может являться квинтэссенция боевитой организации трудящихся и ее методов борьбы: «В ходе этого процесса классового становления пролетариат создает массовые ассоциации, например, общие собрания кварталов. Последним, в свою очередь, предшествовали, сделали их возможными, породили их структуры более постоянные и организованные: объединения пикетерос, описанные выше, и другие организации, которые годами выступали против безнаказанности палачей и убийц аргентинского государства (Матери с Майской площади…), ассоциации борющихся трудящихся (оккупировавших заводы) или движение пенсионеров. Корреляция между различными типами структур, определенная связь между некоторыми из них и воспринятыми ими формами прямого действия (sic), позволили состояться автономии пролетариата в Аргентине и являют собой пример, способный распространиться на обе Америки и весь мир: пикеты, escraches, организованный грабеж и объединения кварталов вокруг огромных котлов, чтобы все могли питаться каждый день…» («По поводу рабочей борьбы в Аргентине», «Коммунизм», № 54, апрель 2003 г.).

Ну вот! Собрания кварталов, которые во время волнений 2001 года в Аргентине в основном отражали отчаяние мелкой буржуазии, превратились в «массовые структуры рабочих объединений».[10]

Однако еще лучше отражает представления ИКГ о «рабочих объединениях» ее утверждение о том, будто этой «самоорганизации пролетариата» «предшествовали, сделали… возможными, породили» ее такие «постоянные структуры», как пикетерос, коллективы оккупированных заводов и даже Матери с Майской площади!

Подобная позиция опять-таки находится в русле того, что предлагают левая и крайне левая фракции капитала: если вы хотите бороться, вам нужно предварительно обзавестись массовой организацией, которая охватит вас по секторам (профсоюзы, кооперативы, организации противников репрессий, молодежи, пенсионеров, безработных, жителей кварталов и т. п.). И какие же уроки извлекают пролетарские элементы из участия в подобных структурах? Они не способствуют развитию организованности, сознательности и силы рабочего класса, а, напротив, представляют собой орудия буржуазного государства для дезорганизации, атомизации, разобщения рабочих, попадающих в сети буржуазии. Это – не средства борьбы пролетариата против буржуазного государства, а оружие буржуазии в борьбе против пролетариата.

Потому что при упадочном капитализме не может существовать постоянно действующей массовой организации, которая ставит своей целью лишь ограничение того или иного проявления капиталистического угнетения и эксплуатации. Подобный тип организации, именно в силу того, что не способен реально выступить против буржуазного государства, неизбежно поглощается последним. И, таким образом, обязательно интегрируется в его демократические механизмы тоталитарного контроля над обществом, в частности, над рабочим классом. При упадочном капитализме существование единых организаций экономической и политической защиты рабочего класса обуславливается массовым подъемом рабочих.

В Аргентине мы видели развитие «низовых» организаций: движение пикетерос, самоуправляемые предприятия, сети обмена, получившие название «солидарная экономика», самопровозглашенные профсоюзы, народные столовые… Эти организации возникли в основном на волне протеста рабочих или населения против усугублявшихся эксплуатации и нищеты, и протесты эти происходили за пределами профсоюзов и официальных институтов, зачастую даже были направлены против них. Однако попытки поставить деятельность подобных организаций на постоянную основу неизбежно приводили к их поглощению буржуазным государством, в частности, благодаря оперативному вмешательству благотворительных организаций (НПО католической церкви и даже перонистов) и особенно накипи левацких организаций (главным образом, троцкистских).

Самый явный пример антирабочего характера этих постоянных организаций – движение пикетерос. В 1996-1997 гг. в различных регионах Аргентины безработные перекрывали дороги, требуя улучшения своего положения. Эти первые акции представляли собой самую настоящую пролетарскую борьбу. Однако они не могли обрести всеобщий характер по причине отступления рабочего класса в мировом масштабе, снижения его сознательности и боевитости. Тогда казалось, что при всей своей неспособности эффективно противостоять буржуазному государству они постепенно будут рассматриваться как средство давления на него. Безработных мало-помалу «организовали» радикальные профсоюзы и крайне левые группы (в основном, троцкисты), создав движение пикетерос, которое выродилось в настоящее благотворительное движение (государство распределяло продовольствие между многочисленными группами пикетерос в обмен на контроль над рабочими).

Но, вопреки подобным выводам, сделанным активистами в самой Аргентине,[11] и интересам рабочего класса, ИКГ всеми силами способствовала упрочению антипролетарского мифа о движении пикетерос, представив его прямо-таки проявлением возрождения аргентинского пролетариата: «Становление пролетариата в Аргентине было бы невозможно без развития движения пикетерос, основной ударной силы пролетарских объединений на протяжении последних пяти лет. Пикетирование дорог и автострад в Аргентине и его распространение на другие страны продемонстрировали всему миру, что пролетариат как субъект истории не умер и что транспорт представляет собой Ахиллесову пяту капитала на нынешней стадии развития»[12] («По поводу рабочей борьбы в Аргентине», «Коммунизм», № 54, апрель 2003).

И когда действительность показывает несостоятельность анализа ИКГ, она выкручивается, ссылаясь на слабость движения пикететрос, его «институционализацию», избегая прямо говорить об его интеграции в буржуазное государство. Так, рассказывая о конгрессе ассоциаций пикетерос, который состоялся в 2000 году, группа соглашается: «Однако этот конгресс, которому предстоит разработать план борьбы, направленный на перекрытие еще большего числа дорог в течение ближайшего месяца, станет объектом попытки подчинить его со стороны тенденции, стремящейся институционилизировать движение. К ней относятся: ПЦАТ (Профцентр аргентинских трудящихся), массовая Федерация Земли и Жилищ, ССС (Классическое Боевое Течение) и «Рабочий полюс/Рабочая партия». Эта тенденция, представляющая собой смесь различных идеологий, в том числе левого толка (радикальный популизм, троцкизм, маоизм), стремится на практике сделать официальным движение пикетерос, превратить его в достойного участника переговоров с государством, имеющего постоянных представителей и четко сформулированные требования («свобода заключенным социальным борцам», «планы обеспечения рабочих мест и прекращение неолиберальной политики социального примирения»), что ведет приверженцев данной тенденции к принятию условий, подрывающих силу движения и направленных на его ликвидацию» («По поводу рабочей борьбы в Аргентине», «Коммунизм», № 54, апрель 2003 г.).

Но для ИКГ это вовсе не означает утрату движением пролетарского характера, как свидетельствует тот факт, что «массы пикетерос игнорируют подобные предписания, отвергают легальные методы, которые хотят им навязать, и не желают отказываться от своих собственных методов борьбы: использования капюшонов (общепринятое в движении из соображений безопасности), полного перекрытия дорог и даже занятия банковских отделений и местных органов власти» («По поводу рабочей борьбы в Аргентине», «Коммунизм», № 54, апрель 2003 г.).

В итоге ИКГ следует тем же моделям, что и буржуазное левачество: представители последнего также рассуждают об «институционализации» массовых организаций, добавляя, что есть «низы», которые служат противовесом руководству и берут на себя инициативу в «борьбе». Каковы средства последней? Ношение капюшона или бесплодный радикализм, выражающийся  в «полном перекрытии дорог», которые ловко предлагают профсоюзники, когда опасаются, что движение выйдет за заданные ему рамки.

Атака на собственность и «будущее» общество в глазах ИКГ

 По мнению группы, цель пролетариата будто бы состоит в «овладении всеми средствами существования путем наступления на буржуазию и ее государство». Подобное «овладение» уже произошло, опять-таки в Аргентине: «Начиная с 18 декабря по всей Аргентине пролетариат штурмует супермаркеты, машины с продовольствием, магазины, банки, заводы…, распределяет экспроприированные товары между пролетариями и снабжает добытыми таким образом продуктами «народные» столовые» («По поводу рабочей борьбы в Аргентине», «Коммунизм», № 54, апрель 2003 г.). «Коммунистическая» программа ИКГ сводится к тому, что «пролетарии непосредственно экспроприируют буржуазную собственность, чтобы удовлетворить свои насущные потребности».

Подобные фразы, как и вообще крикливый словесный радикализм ИКГ, могут напугать какого-нибудь тупого буржуя. Они способны даже произвести впечатление на возмущенных, но невежественных людей. Но если анализировать их серьезно, выясняется, что они более чем реакционны. Целью пролетариата вовсе не является «непосредственная» экспроприация имеющихся богатств, по той простой причине, что, как показал Маркс, рассматривая теории Прудона, капиталистическая эксплуатация коренится не в способе распределения продукции, а в общественных производственных  отношениях.[13]

Называть «сакео» (экспроприацию товаров) «прямой экспроприацией буржуазной собственности» - в этом кроется подвох, прикрытый «марксистской» терминологией. «Сакео» - не покушение на собственность как таковую, а лишь переход ее в другие руки. Здесь ИКГ является непосредственной преемницей доктрин Бакунина, который считал бандитов «самыми последовательными революционерами». Когда одни экспроприируют других, не происходит никакого «революционного» развития, напротив – воспроизводится сама логика буржуазного общества: буржуазия экспроприирует крестьян и ремесленников, превращая их в пролетариев, буржуа экспроприируют друг друга в условиях жестокой конкуренции, характерной для этой системы. Кража потребительских товаров, каковы бы ни были ее формы, не выходит за рамки капиталистических производственных отношений (вор, присваивающий чужую собственность, торговец, занимающийся мошенничеством, мелкий или крупный капиталист, грабящий потребителей или своих конкурентов, и т. д.). Если мы хотим представить общество, лозунгом которого был бы «экспроприируйте друг друга!», нам стоит лишь взглянуть на капитализм: «Коммерческая спекуляция на ценах, спекуляция шляхтичей, случайные фиктивные сделки, фальсификация продовольствия, надувательства, растраты чиновников, воровство, взломы и грабежи так слились друг с другом, что стерлась грань между честными бюргерами и преступниками. Здесь повторяется такое явление, как регулярное и быстрое разложение буржуазных добродетелей, когда их пересаживают на чуждую социальную почву, в условия заморских колоний. Отбросив привычные рамки и устои морали и права, буржуазное общество, сокровенным жизненным законом которого является глубочайшая аморальность – эксплуатация человека человеком, впадает непосредственно и безудержно в примитивное разложение» (Люксембург Р. Рукопись о русской революции// Люксембург Р. О социализме и русской революции. М., 1991, с. 329.).

«Покушение на собственность» - формула эта в итоге оказывается столь же эффектной, сколь и бессмысленной. В лучшем случае она ведет к таким последствиям, которые даже не затрагивают причин. В своей полемике с Прудоном Маркс отвергает подобный словесный радикализм: «В каждую историческую эпоху собственность развивалась по-разному и в совершенно различных общественных отношениях. Таким образом, дать определение буржуазной собственности – значит, изложить все общественные отношения буржуазного производства. Стремление дать собственности определение как независимому отношению, отдельной категории, абстрактной и извечной идеи – лишь метафизическая либо юридическая иллюзия».[14]

 Каким должно быть общество будущего, по мнению ИКГ? Она с ученым видом заявляет, будто «неизменной целью пролетарской революции является как можно меньше работать и как можно лучше жить; в конечном итоге эта цель совершенно не отличается от той, за которую боролся раб против рабовладения 500 или 3000 лет назад. Пролетарская революция – не что иное, как историческое обобщение борьбы за материальные интересы всех эксплуатируемых классов древности» («Власть и Революция», «Коммунизм», № 56, октябрь 2004 г.).

Типичная для мелкобуржуазного студенческого настроя, дерзкая тирада ИКГ в защиту «сокращения рабочего времени» не способна представить более широкое видение труда, чем отчужденная деятельность, каковым он является в классовых обществах, в частности, при капитализме. Такое представление ИКГ бесконечно далеко от понимания того, что в обществе, освобожденном от эксплуатации, труд перестанет отуплять и, напротив, будет способствовать расцвету человеческой личности.

Заявлять о том, что «неизменной целью» (так) «пролетарской революции» является «как можно меньше работать и как можно лучше жить» - значит, сводить программу пролетариата к смехотворной банальности. Если не брать в расчет отдельных «трудоголиков», перед всеми стоит именно такая «неизменная цель», начиная с мистера Буша, который, хотя и является президентом США, каждый день отдыхает после обеда. имеет выходные в конце недели, ленится, как только может, на деле реализуя «революционный» принцип ИКГ.

Цель настолько «неизменна», что, действительно, относится к разряду стремления всего человеческого рода в прошлом и будущем, и столь демократический принцип свойствен одновременно рабам, крепостным, пролетариям… Подобное приравнивание означает отрицание всего, что характеризует коммунистическое общество – специфический продукт исторического бытия и становления пролетариата. Пролетариат – наследник всех угнетенных классов, бывших его предшественниками на протяжении исторического процесса, что, однако, не означает, будто он имеет такую же природу и цели, как они, одинаковую с ними историческую перспективу. Эту элементарную истину исторического материализма ИКГ отправило на свалку, заменив дешевыми софизмами.

В своей работе «Принципы коммунизма» Энгельс напоминает, что «трудящиеся классы, в зависимости от различных ступеней общественного развития, жили в различных условиях и занимали различное положение по отношению к имущим и господствующим классам». Он показывает различия, существующие между рабом и современным пролетариатом, в частности: следующее: «Раб считается вещью, а не членом гражданского общества. Пролетарий признается личностью, членом гражданского общества. Следовательно, раб может иметь более сносное существование, чем пролетарий, но пролетарий принадлежит к обществу, стоящему на более высокой ступни развития, чем раб.» В чем заключается цель раба? «Раб освобождает себя тем, что из всех отношений частной собственности уничтожает одно только отношение рабства и благодаря этому тогда только становится пролетарием; пролетарий же может освободить себя, только уничтожив частную собственность вообще». Освобождение раба представляет собой не отмену эксплуатации, а переход, к другой, более высокоорганизованной форме эксплуатации – «свободного труженика», подчиненного капиталистическому наемному труду, как это происходило, например, в США во время войны Севера и Юга. Аналогичным образом исследует Энгельс и различия между крепостным и пролетарием: «Крепостной освобождает себя либо тем, что убегает в город и становится там ремесленником, либо тем, что доставляет своему помещику вместо работы или продуктов деньги, становясь свободным арендатором, либо тем, что он прогоняет своего феодала, сам становясь собственником. Словом, он освобождает себя тем, то так или иначе входит в ряды класса, владеющего собственностью, и вступает в сферу конкуренции. Пролетарий же освобождает себя тем, что уничтожает конкуренцию, частную собственность и все классовые различия».[15]

Эти различия превращают пролетариат в революционные класс нынешнего общества и составляют материальную основу его исторической борьбы.

ИКГ одним взмахом перечеркивает все это, предлагая всем желающим низкосортную «революцию», воплощающую собой беспорядок и анархию, к которым неуклонно ведет развитие капитализма.

 Бредовая демагогия ИКГ, оправдывающая ее поддержку вторжению империалистических банд в Ирак

 Мы показали, что вся доктрина ИКГ основывается на грубых софизмах. Ее возмутительная поддержка восстания во время преступной и хаотичной империалистической войны, терзающей Ирак, базируется на двух из них.

1.      Империалистическая война будто бы является составной частью классовой борьбы капитализма против пролетариата

Классовая борьба – движущая сила истории. Фундаментальный антагонизм капитализма – классовая борьба между пролетариатом и буржуазией. Однако должны ли мы делать из этого глупый вывод о том, что данный антагонизм находит проявление во всяком конфликте? Так безо всякого стеснения заявляет ИКГ. Для нее «война все более откровенно становится гражданской, социальной, направленной непосредственно против классового врага – пролетариата» («Гаити: пролетариат противостоит мировой буржуазии», «Коммунизм, № 56, октябрь 2004 г.). Таким образом, «террор находит конкретное воплощение в борьбе против социальной агитации путем военной оккупации (Ирак, Афганистан, бывшая Югославия, Чечня, большинство африканских стран…), в борьбе против подрывной деятельности при помощи тюрем, пыток и т. д…. Становится все труднее выдавать эти международные полицейские операции против пролетариата за войны, ведущиеся правительствами» («И Агила III не прошел!», «Коммунизм», № 56, октябрь 2004 г.).

Нельзя вообразить большего радикализма! Но к чему ведет сей помпезный радикализм? К тому, что в одну корзину кладутся борьба рабочего класса, империалистические войны, всякого рода социальная агитация… Это находит конкретное воплощение в призыве к поддержке исламистских боевиков (составляющих основную часть заключенных таких концлагерей, как Гуантанамо), явных жертв социальной войны «против пролетариата», а также действующих в Ираке обыкновенных банд под предлогом, что они противостоят «международным полицейским операциям против пролетариата».

2.      Чтобы успешней вести войну против мирового пролетариата, буржуазия будто бы создала мировое государство

По мнению ИКГ, все фракции мировой буржуазии сплотили ряды вокруг США с целью успешного ведения полицейской операции против пролетариата в Ираке. ИКГ сообщает нам, что на Ближнем Востоке ведется столь опасная классовая борьба, что она требует вмешательства мирового жандарма. Вот как ИКГ поносит несчастных слепцов, не видящих подобную «ослепительную реальность» и избегающих ответа на поставленный вопрос: «Но где же оказывается пролетариат во всем этом бардаке? Что он делает? С какими идеологиями борется он в попытке обособиться от всех сил буржуазии и вести с ними борьбу? Именно это должны обсуждать сегодня несколько пролетарских ячеек, которые, вопреки всему, в окружающей нас тошнотворной атмосфере социального мира пытаются высоко нести знамя социальной революции. А вместо этого большинство из них, если не все, завязли в попытках выяснить, какое из межбуржуазных противоречий является наиболее фундаментальным.» («Некоторые размышления о событиях, происходящих сегодня в Ираке», «Коммунизм», № 55, февраль 2004 г.).

И вот ИКГ приходит к выводу, что капитализм имеет единое мировое правительство, отрицая всегдашнюю позицию марксизма о разделении капитала на национальные государства, конкурирующие между собой и ведущие смертельную борьбу на мировой арене: «В мире все большее число территорий оказывается под непосредственным управлением мировых институтов капиталистов, оплотов воров и разбойников, таких, как ООН, МВФ и Всемирный банк… Мировое государство капитала становится все более зримым в попытках навязать свои порядки путем террора» («Гаити: пролетариат противостоит мировой буржуазии», «Коммунизм», № 56, октябрь 2004 г.). Таким образом, ультрарадикальная ИКГ подсовывает нам старую теорию Каутского, энергично раскритикованную Лениным, согласно которой капиталы якобы объединяются в сверхимпериализм. Эту теорию постоянно отстаивают левая и крайне левая фракции капитала, стремясь крепче привязать рабочих к «своим» национальным государствам; они говорят о капитале, «объединенном в мировом масштабе» в «космополитические» институты вроде ООН, МВФ, Всемирного банка, транснациональные корпорации и пр. ИКГ рассуждает в том же духе, предполагая (но не говоря открыто, что еще хуже), будто главный враг – это американский империализм, сверхимпериализм, объединяющий основной мировой капитал. Это вполне согласуется с ее ролью вербовщика на империалистическую войну в Ираке (даже на расстоянии!), которую ИКГ играет, поддерживая буржуазное движение иракских повстанцев, выдавая его за пролетарское: «Мишенью его является весь аппарат, службы, органы, местные представители мирового государства. Эти акты вооруженного сопротивления, отнюдь не бьющие вслепую, имеют свою логику, которую мы увидим, если попытаемся освободиться от стереотипов и идеологического промывания мозгов, которое нам предлагает буржуазия в качестве объяснения того, что происходит в Ираке. За этими целями, в повседневной герилье против оккупационных сил можно различить контуры пролетариата, который пытается самоорганизоваться в борьбе против  всех фракций буржуазии, решивших было навязать региону капиталистические порядки и безопасность, пусть даже невероятно трудно еще судить о независимости нашего класса от буржуазных сил, пытающихся загнать в рамки его гнев, и ярость против всего, что так или иначе относится к мировому государству. Акты саботажа, покушения, манифестации, захваты, забастовки… - это не дело рук исламистов или панарабских националистов. Рассуждать так было бы слишком просто и вполне в духе господствующего дискурса, стремящегося свести нашего видение происходящего к борьбе между «добром и злом», «хорошими и плохими», наподобие вестерна, оставив в стороне смертельного врага капитализма – пролетариат» («Некоторые размышления о событиях, происходящих сегодня в Ираке», «Коммунизм», № 55, февраль 2004 г.).

К какому лагерю принадлежит ИКГ?

Раскол в ИКТ, в результате которого возникла ИКГ, был вызван целым рядом разногласий в бельгийской секции нашей организации, возникших в 1978-1979 гг. по поводу объяснения экономического кризиса, роли партии и ее отношений с классом, природе терроризма, влиянии борьбы пролетариата в странах, находящихся на периферии капитализма… Вскоре несогласные элементы, придерживавшиеся разных позиций, объединились в Тенденцию и затем покинули нашу организацию, создав ИКГ и так и не прояснив разногласий, лежавших в основе раскола. Таким образом, ИКГ была образована не на основе последовательных политических позиций, служащих альтернативой позициям ИКТ, а на базе амальгамы недостаточно проясненных разногласий и, главное, личных амбиций, разочарований и обид.[16] Вследствие этого лидеры группы быстро перессорились между собой, что вызвало два новых раскола,[17] и во главе ИКГ стал деятель, скорее склонный к левачеству и неизменно поддерживающий дело буржуазии.

ИКГ не является типично левацкой, наподобие троцкистов или маоистов, ибо, в отличие от них, не защищает открыто буржуазное государство. Она его даже весьма радикально обличает. Однако, как мы показали в данной статье, ее анализ и лозунги, прикрываемые радикализмом в отношении политических сил и институтов буржуазии, не служат политическому и теоретическому вооружению тех, кто пытается придать политические перспективы закономерному возмущению, вызываемому у них нынешним общественным устройством, а, напротив, заводит их в тупики левачества и анархизма.[18] В особенности это относится к тем активистам, которые, стремясь преодолеть анархизм, могут соблазниться той версией «марксизма», которую предлагает ИКГ, и тем самым прервать процесс своего идейного развития.

Но значение ИКГ не ограничивается этим достаточно важным аспектом. Она подвергает нападкам подлинных революционеров, нашу организацию, в частности. Используя тот же метод софизмов, который мы раскрыли выше, она походя награждает нас эпитетами «социал-демократов». «пацифистов», «каутскианцев», «подручных полиции»…[19] В этом смысле группа вносит свой скромный вклад в общие усилия буржуазии по дискредитации всякой подлинной революционной борьбы. Наконец, напомним, чтобы больше к этому не возвращаться, что ИКГ поставила свой радикализм на службу делу, которое не имеет ничего общего с освобождением пролетариата, вплоть до призыва к убийству активистов ИКТ в Мексике.[20]  Этот призыв ИКГ не остался без последствий и был, в другой форме, подхвачен близкой к ИКГ группой ARDE и направлен на сей раз против активистов ИКТ в Испании.[21]

Итак, если программу ИКГ нельзя считать буржуазной, тем не менее, эта группа не принадлежит и к лагерю пролетариата, поскольку нападает на него, стремясь навредить. В этом смысле она представляет то, что ИКТ характеризует как политический паразитизм. В заключение напомним о том, что мы писали в «Тезисах о паразитизме» («Ревю энтернасьональ», № 94) – это как нельзя лучше подходит к данному случаю: «Понятие политического паразитизма вовсе не является «выдумкой ИКТ». Впервые с этой угрозой пролетарскому движению столкнулось МТР, определило ее и повело против нее борьбу. Именно оно, начиная с Маркса и Энгельса, уже считало паразитами тех политизированных деятелей, которые, претендуя на верность пролетарской программе и организациям, сосредотачивали свои усилия на борьбе – не против правящего класса, а против организаций класса революционного. Суть их деятельности – поношения коммунистического лагеря и маневры против него под предлогом принадлежности к нему и служения ему» (пункт 9).