Предыдущая статья из этой серии представила «коммунизаторов» и обрисовала их связь с течением, возникшим в конце 1960-х годов, которое ИКТ называет модернизмом. Статья показала буржуазное происхождение модернистской идеологии, рассмотрев истоки и развитие этого течения. Во второй части основное внимание будет уделено одному из самых ранних ее проявлений – тенденции Берара, сформировавшейся в 1973 году в рамках группы «Интернациональная революция» (РИ), будущей секции ИКТ во Франции.

Берар, новый пророк

Несмотря на переоценку революционной динамики, большинство существовавших в то время групп пролетарской политической среды понимало, что Май 68-го во Франции и Жаркая осень в Италии в следующем году ни в коем случае нельзя рассматривать как революционную ситуацию. Несмотря на свою воинственность и развитие сознательности, рабочий класс все еще находился во власти иллюзий капитализма и буржуазной демократии. Потребовалось еще много времени, чтобы его сознание глубоко преобразилось и стало способным к революционному штурму. Однако необходимо было конкретно объяснить, почему к середине 1970-х гг. революционный подъем в большинстве стран пошел на спад[1].

В попытке объяснить этот отлив активист ИР Берар (или Эмбе) выдвинул идею о том, что оборонительная борьба, которую до сих пор вел пролетариат, зашла в тупик из-за иллюзии, что значительные реформы в пользу рабочие были возможны, что мешало им радикализировать свою борьбу. Он утверждал, что если пролетариат хочет снова пойти вперед, он должен отвергнуть не только эти иллюзии, но и борьбу за частичные требования как таковую. Его статья была принята как вклад в дискуссию и появилась в журнале ИР (новая серия) № 8 (март-апрель 1974 г.) под названием «Уроки борьбы английских рабочих». В ней он отстаивал следующие лозунги: «Тупиковость борьбы за экономические требования, невозможность реформизма, необходимость качественного скачка к революционному объединению класса». Все были согласны с тем, что исторический период реформ закончился, когда разразилась Первая мировая война. С другой стороны, Маркс подчеркивал недостаточность оборонительной борьбы, ни в коем случае не отрицая ее необходимости. Однако Берар определенно отвергал борьбу за экономические требования: «Борьба за частичные требования не становится революционной; это класс становится революционным, выходя за рамки и отвергая частичную борьбу». Более того, пролетариат должен был бы отказаться не только от своей частичной борьбы, но и от своей сущности эксплуатируемого класса. Сначала пролетариат выступает как «класс-для-капитала», но по мере его борьбы «класс должен начать действовать как отрицание своих отношений с капиталом, следовательно, уже не как экономическая категория, а как класс-для-себя. Таким образом, он разрушает разделения, которые были частью его предыдущего состояния, и предстает уже не как совокупность наемных работников, а как движение автономного утверждения, то есть отрицания своего прежнего состояния». Статья Берара занимает классическую марксистскую позицию: «пролетариат – это эксплуатируемый и революционный класс» только для того, чтобы тут же опровергнуть ее в следующей фразе: «Таким образом, само существование класса представляет собой динамическую связь между различными переходными фазами, движение, которое утверждается и отрицается в разные моменты борьбы». Согласно этой концепции, повторяющиеся поражения в его борьбе сопротивления должны заставить пролетариат понять необходимость отрицания самого себя. «Поражения плодотворны постольку, поскольку они разоблачают контрреволюционные учреждения и подрывают доверие к реформизму». И Берар радовался любой значительной борьбе рабочих, не выдвигавшей конкретных требований.

На самом деле – это волюнтаристское видение, которое игнорирует материальные силы, делающие возможным превращение оборонительной борьбы в революционную. Роза Люксембург, участвовавшая в революции 1905 года и знавшая, о чем говорила, объяснила, что массовая забастовка – это переплетение экономической и политической борьбы, динамика, состоящая из наступлений и отступлений, в ходе которой рабочие политизируют и организуют свою борьбу, обретают большее единство и более глубокое сознание. Фактически, согласно схеме Берара, рабочие так и не вернулись к своей борьбе в конце 1970-х годов. Тем не менее, в июле 1980 года именно отмена субсидирования цен на потребительские товары (цена на мясо, продаваемое непосредственно работникам на рабочем месте, резко возросла на 60%) спровоцировала забастовки в пригородах Варшавы и Гданьска. Это вызвало массовую забастовку в Польше, самую важную битву во второй международной волне борьбы рабочих.

В секциях ИР началась дискуссия, и они одна за другой заняли позицию против выводов Берара. Но в этот момент было важно быстро ответить на модернистские позиции Берара, которые были полным разрывом с марксизмом. Ответ на его статью появился в № 9 РИ (новая серия) за май-июнь 1974 г. под заголовком «Почему рабочий класс – революционный класс»[2]. В нем отстаивалась классическая марксистская позиция: «Процесс, посредством которого рабочий класс поднимается до уровня своей исторической задачи, не является отдельным процессом, внешним по отношению к его повседневной экономической борьбе с капиталом. Наоборот, именно в этом конфликте и посредством этого конфликта рабочий класс выковывает оружие своей революционной борьбы». Таким образом, существует не два рабочих класса, а только один, одновременно эксплуатируемый и революционный. Вот почему революционной борьбе всегда предшествует длительный период борьбы за экономические требования, и именно поэтому последние всегда вновь возникают в революционный период[3]. «А как же может быть иначе, раз мы имеем дело с революционной борьбой класса, то есть с совокупностью людей, экономически обусловленных, объединенных общим материальным положением?».

Как новый пророк коммунизма[4] Берар заявил в ИР № 8, что в революционной борьбе «не наемный труд противостоит капиталу, а наемный труд в процессе становления чем-то другим, растворения. Утверждающий себя пролетариат есть не что иное, как это движение отрицания». Подобное растворение наемного труда, хотя на самом деле он присутствует даже на этапе международного расширения революции, типично для модернистской спекуляции, которая смешивает отправную точку с ее кульминацией, ее окончательным результатом. Чтобы заставить исчезать стоимость, необходимо иметь политический орган, достаточно мощный в международном масштабе, чтобы быть в состоянии опрокинуть систему сверху донизу, разрушить все экономические категории и заменить контроль над рынком планомерным производством. В ответе ИР № 9 пришлось напомнить, что «при том, что капиталистическое производство происходит в мировом масштабе и что сегодня каждый товар состоит из товаров со всех концов земного шара, упразднение наемного труда может произойти только тогда, когда рыночный обмен будет устранен по всей планете. Пока существуют части мира, где продукт труда должен продаваться и покупаться, отмена наемного труда нигде не может быть достигнута полностью».

Для модернистов упразднение наемного труда – просто благочестивое пожелание, потому что они отвергают три условия, которые делают его возможным:

– Захват власти на международном уровне или, по крайней мере, в важнейших странах мира; это то, что марксисты называют диктатурой пролетариата, т. е. разрушение государства и нации как условие возникновения международной власти рабочих советов.

– Процесс коллективизации (или социализации) производства, позволяющий уничтожить разделение внутри капиталистического труда и перенаправить производство на удовлетворение человеческих потребностей.

– Постепенная интеграция всех членов общества в ассоциированный труд, которая делает возможным окончательное исчезновение разделения общества на классы.

Именно благодаря тому, что пролетариат утверждает себя, а не отрицает себя, становится возможной ликвидация классов и исчезновение закона стоимости. Конфликт между трудом и капиталом постоянно присутствует в классовой борьбе, от самой незначительной оборонительной борьбы, робко утверждающей солидарность рабочих, до массовой забастовки, в которой рабочие обретают такую степень политического сознания и единства, которая позволяет им добиваться выполнения своих требований, и даже до переходного периода, когда они так радикально меняют производство, что мы можем сказать вместе с Марксом и Энгельсом: «пролетарии, чтобы отстоять себя как личности, должны уничтожить имеющее место до настоящего времени условие своего собственного существования, которое является в то же время и условием существования всего предшествующего общества, т. е. должны уничтожить труд».[5]

Разрушительные последствия индивидуализма

Дискуссия вскоре закипела. Меньшинство, проникнутое чувством уязвленной гордости, злилось, что не находит отклика в организации. В №9 ИР появилась еще одна статья «Борьба за непосредственные требования и появление класса для себя», которая на этот раз была представлена как «текст Тенденции». Эта статья подтвердила направление, выбранное меньшинством: ввиду трудностей классовой борьбы необходимо было изобрести волшебный рецепт преодоления разногласий и выхода из профсоюзной ловушки. Она становился все более удаленной от реального мира. «Борьба за непосредственные требования существует и необходима. Мы говорили об этом достаточно часто, чтобы не повторяться. Но наша задача состоит в том, чтобы понять и заявить, [что рабочий класс] должен выйти за их пределы, отвергнув их и разрушив совпадающую с ними организацию (профсоюзы)». В действительности рабочие будут сталкиваться с профсоюзами еще долгое время – вплоть до революции – и избавиться от них просто декретируя их исчезновение невозможно. Статья также совершенно неверна в отношении природы профсоюзов; они не являются защитниками требований рабочих или теми, кто договаривается о хорошей цене за рабочую силу. Их функция состоит именно в том, чтобы окружать и саботировать борьбу за непосредственные требования, отвергая средства, которые позволили бы им победить (даже если это всегда временно): географическое расширение и политизацию борьбы.

Меньшинство занимает довольно оригинальную «материалистическую» позицию: «Или нет требований, или всем наплевать на „требования“; дело не в том, что материальные потребности не дают о себе знать, напротив, всеобщее, социальное восстание выражает единственную реальную материальную потребность, испытываемую классом как классом, столкнувшимся с деградацией всего общества, то есть с трансформацией общественных отношений». Противостояние, бунт; вот и всё, до чего простирался кругозор мелкой буржуазии в мае 1968-го. Правда, материальная необходимость проявляется для нас в потребности в коммунизме как единственно возможном разрешении капиталистических противоречий, но она проявляется также в желании победить в непосредственной борьбе как условии расширения борьбы. Из-за своего идеализма меньшинство не могло понять динамики, описанной в «Манифесте коммунистической партии»: «Рабочие время от времени побеждают, но эти победы лишь преходящи. Действительным результатом их борьбы является не непосредственный успех, а все шире распространяющееся объединение рабочих».

По мере развития дискуссии «Тенденция» использовала все более агрессивный тон: она безответственно вмешивалась в Общественный Форум ИР и, наконец, издала брошюру извне (к этому времени она называла себя «Коммунистической тенденцией»: брошюра была под названием «Революция будет коммунистической или ее не будет вовсе»). Такой способ действий типичен для тех, кто хочет сохраниться лично, вместо того чтобы коллективно продвигаться вперед для прояснения политических вопросов.

Половина брошюры посвящена ответу на статью в ИР №9. Тенденция снова пытается показать, что ее позиция является материалистической. Давайте посмотрим, как. «Никто не может отрицать, что наемный труд и ассоциированный труд являются, чисто описательно и статично, двумя аспектами положения пролетариата в той мере, в какой они являются «экономической категорией». Однако в нашей дискуссии это «описание» ничего не говорит о том, «Почему рабочий класс является революционным классом» (название статьи [ИР]), потому что для того, чтобы понять природу пролетариата как революционного субъекта с точки зрения «конкретной человеческой деятельности», о которой говорит Маркс, объективную ситуацию следует понимать как противоречие, а не как сопоставление фиксированных признаков. [ИР] не говорит, что класс вынужден стать революционным, потому что материальные отношения и социальные цели, в рамках которых он существует, вступили в противоречие, скорее ее объяснение состоит в том, что он революционен, потому что 1) он эксплуатируется (наемный труд); 2) он обобществлен (капиталом)»[6]. Мы можем позаимствовать оценку, которую дал Маркс в отношении Прудона: «Такой мелкий буржуа обожествляет противоречие, потому что противоречие есть основа его существа. Он сам – не что иное как воплощенное общественное противоречие»[7]. Противоречие, как оно здесь представлено, совершенно бесплодно, а понятия качественного скачка и отрицания, столь важные для марксистской диалектики, используются здесь совершенно метафизически; это волшебная палочка, которой размахивает интеллектуал, претендующий на решение социальных проблем, ставящих его в тупик.

Чтобы ясно взглянуть на противоречие и разрешить его, мы должны проводить различие между тем, что отбрасывается, что сохраняется и что приобретает другой смысл. В противном случае непрерывность движения в целом нарушается. Именно это имеет в виду марксистская диалектика, говоря о преодолении того, что было раньше. Вот что говорит Роза Люксембург о значении, придаваемом марксизмом отрицанию и качественному скачку: «Социализм – первое народное движение в мировой истории, которое ставит себе целью и призвано к этому историей, внести в общественный строй людей здравый смысл, последовательную мысль и свободную волю; поэтому Фридрих Энгельс называет окончательную победу социализма прыжком человечества из царства необходимости в царство свободы. Но этот "прыжок" также связан

железными законами истории, тысячей ступенек предыдущего, мучительного и чересчур медленного развития. Он никогда не может быть выполнен, если в горючий материал, созданный развитием и материальными условиями, не будет брошена зажигающая искра осознанной воли народных масс».[8]

Берар начал с того, что отверг борьбу за непосредственные требования пролетариата, а затем его природу как эксплуатируемого класса: единственный способ, которым он может разрешить свое «противоречие», – это просто выбросить сам пролетариат. Его намерением было отличаться от Камата (который уже открыто отверг «теорию пролетариата») и восстановить пролетариат в качестве революционного субъекта, но идея немедленной коммунизации без переходного периода неизбежно ведет к отказу от классовой автономии и к растворению пролетариата в других классах. Таким образом, «существует ядро, определяемое материальными обстоятельствами, на практике авангард класса как такового (рабочие крупных предприятий), но это ядро, отказываясь от капиталистических отношений, стремится сразу же ускорить «неизбежный переход средних классов в пролетариат» (Маркс). […] «Опасности» растворения пролетариата в населении не существует»[9]. Автономия класса была ощутимым принципом пролетарской борьбы с 1848 года. Это та нить, которая связывает частичную борьбу рабочих с диктатурой пролетариата. Потеря классовой идентичности, которую мы наблюдаем сегодня, делает яд интерклассизма еще более опасным. Это демонстрирует, как модернизм работает на буржуазию.

Антиорганизационные предрассудки поколения 1968-го

На протяжении всей истории рабочего движения существовало множество тенденций, но тенденция Берара — ложная, траектория которой легко объяснима. Все, кроме одного из семи ее членов, были выходцами из троцкистской организации Lutte Ouvrière (Рабочая борьба). На самом деле это было объединение на основе дружеской близости вокруг одного человека, обладавшего определенной харизмой, и это оказалось реальным препятствием для ее членов в процессе разрыва с троцкизмом[10]. Сразу же после разрыва с LO, в начале 1973 года, Берар написал брошюру: «Разрыв с LO и троцкизмом», в которой описывалось, как троцкизм перешел в буржуазный лагерь после долгого оппортунистического дрейфа и его измены интернационализму во время Второй мировой войны. Эта очень эффектная брошюра имела большой успех, и были выпущены три последующих издания. Последнее вышло в 1976 году и включало введение, исправляющее некоторые неясности в тексте[11]. И этот документ, без сомнения, свидетельствует о таланте его автора, как и статья «Переходный период», особенно вторая часть, появившаяся в «Интернациональной революции» (новая серия) № 8 (март-апрель 1974 г.), в которой рассматривается вопрос о трудовых ваучерах[12]. Увлекшись полемикой с лассальянцами, Маркс рассматривает возможность использования трудовых ваучеров в период перехода от капитализма к коммунизму в качестве средства индивидуальной оплаты труда, основанного на отданном обществу рабочем времени[13]. Берар хорошо показывает, что это – разновидность заработной платы под другим названием и противоречие в терминах, которое будет больше мешать диктатуре пролетариата, чем что-либо другое. Его аргументация основана на критике самого Маркса против ваучеров, отстаиваемых Прудоном («Нищета философии») или Бреем и Греем («Грундрис»). В Grundrisse Маркс наносит этой панацее смертельный удар: «Так как цена не равна стоимости, то элемент, определяющий стоимость, — рабочее время — не может быть тем элементом, в котором выражаются цены»[14]. Иными словами, рабочее время не может быть измерено в терминах самого себя. Эта критика иллюзий по вопросу о трудовых ваучерах, с которой выступила в свое время ИР, сегодня является позицией ИКТ[15].

В то время Берар участвовал в работе по возвращению исторических достижений коммунистического левого течения, и его роль часто была положительной, в том числе в дискуссиях между различными группами, возникшими в Соединенном Королевстве.

Однако подобные боевитые качества могут превратиться из фактора, укрепляющего организацию, в фактор, ведущий к ее разрушению. Очень скоро Берар и его сторонники выразили крайнюю растерянность и предубеждение в организационном вопросе.

Весной 1973 года, после пяти лет своего существования, после объединения, происшедшего во Франции[16], группа ИР почувствовала необходимость сделать еще один шаг вперед в построении организации, вновь применив пролетарский принцип централизации. До этого существовала Международная комиссия, задача которой заключалась в координации дискуссий, которые должны были привести к формированию ИКТ; затем было внесено предложение создать Организационную комиссию, в обязанности которой входило бы структурировать и ориентировать группу. Дебаты оказались очень оживленными, поскольку значительное меньшинство все еще находилось под влиянием контестационистских и советистских идей мая 1968-го. Вот почему новая комиссия была назначена лишь небольшим большинством голосов на национальном собрании в ноябре 1973 года. Однако дискуссия позволила прояснить центральный принцип марксизма: организационный вопрос является жизненной необходимостью и сам по себе сугубо политическим вопросом.

Это вопрос, вокруг которого сформировалась тенденция Берара (очень скоро после того, как они были интегрированы в ИР), кричащая об опасности бюрократизации и требующая гарантий, которые дали бы защиту от этой дьявольской угрозы. Это выявило реальную враждебность к преемственности внутри рабочего движения, и они совершенно не доверяли предложенным организационным мерам, принимая их за (подлинно) сталинские методы троцкистов. В противоположность бескорыстию и преданности активистов класса ассоциированного труда, тенденция экс-ЛО была глубоко проникнута индивидуализмом: «Достаточно отметить тот факт, что через несколько дней после голосования был создан Организационный комитет, против которого выступал Берар, тот же Берар предложил М.Х. следующую сделку: «Я буду голосовать за ОК, если вы выдвинете меня в него, в противном случае я буду бороться с ним». М.Х. послал Берара куда подальше, но не стал предавать это огласке, чтобы не «раздавить» Берара и позволить дебатам дойти до сути. Таким образом, ОК представлял опасность «бюрократизации» только потому, что в него не был включен Берар. Без комментариев!» [17].

Прошлое, настоящее и будущее пролетариата

Вслед за статьей «Борьба за непосредственные требования и появление класса для себя», опубликованной в ИР (новая серия) № 9 (май-июнь 1974 г.), Тенденция опубликовала статью «Фракции и партия» в № 9 Бюллетеня исследований и дискуссий (сентябрь 1974 г.). Она раскрыла свое видение пролетариата и организации коммунистического авангарда. Сразу бросается в глаза разрыв с преемственностью рабочего движения. «Если мы хотим понять, чем были коммунистические фракции в этот период [контрреволюции], мы не будем исходить из органической «преемственности», которой не существует; мы должны отказаться от таких понятий, как «наследие», «приобретение», которые запутывают вопрос. Мы должны перестать искать чисто идеологическую преемственность (идеи, порождающие другие идеи). Мы должны исходить из реального опыта пролетариата, из необходимости для класса исчерпать на практике все последствия исторического кризиса наемного труда. Мы говорим «на практике», потому что рабочие сталкиваются с капиталистическими отношениями, «организованы» внутри них, и самым конкретным образом, через кровавые поражения, наталкиваются на новую действительность, которую еще не могут понять: пролетариат больше не может самоутверждаться, пока он остается наемным трудом». Здесь мы можем увидеть тень Прудона, отвергавшего борьбу рабочих, поскольку, по его мнению, она привела к легитимации хозяина. Тенденция пришла к тому же выводу, что и консилисты: «Старое рабочее движение мертво».

В своем ответе[18] товарищ М.Х. начал с подтверждения важности преемственности. «Поскольку они не очень гордятся своими родителями, они предпочитают говорить, что они ублюдки как органически, так и политически. Чтобы быть полностью довольными этим, они хотят, чтобы пролетариат и все коммунистическое движение поступали так же. Присутствие этой «преемственности», «прошлого», «приобретений» является кошмаром для тех товарищей, которые снова и снова возвращаются к ней, чтобы создать защиту от нее. Они, по своему обыкновению, заворачивают все в словесную мешанину, в которой есть «за» и «против» на любой вкус, но им никогда не удается полностью скрыть отвращения, которое они испытывают при самом слове «приобретение», почти такое же, как при слове «организация». Это понятно: преемственность, приобретения, организация – все это требует рамок и строгих границ, которые не нравятся тем, кто сплетничает и болтает обо всем, на самом деле зная очень мало, и фантазиям тех, кто «охотится за оригинальностью». «Не иметь ничего общего с прошлым» – вот клич всех спорщиков Франции и остального мира, и не зря! Говорить о новой согласованности, не уточняя, откуда она берется и на каких устоявшихся позициях основана, говорить о новой согласованности «без прошлого» выдает манию величия, достойную Дюринга. Мудрые слова о том, что «необходимо выйти за пределы», служат в данном случае только фиговым листком; выйти за пределы никогда не равносильно уничтожению, оно всегда имеет основу в прошлом. Говорить о выходе за пределы, не ответив сначала на вопрос, «какой аспект прошлого должен быть сохранен и почему», – это просто уловка и худший вид эмпиризма».

Затем он переходит к жизненно важному вкладу левых коммунистов и живой традиции, которую они воплощают, несмотря на расхождения, существующие между группами, которые сегодня являются их частью. Отколам или элементам, выходящим из левачества, всегда было очень трудно понять вопрос о наследии левых коммунистов, видя только различные разнородные и запутанные коммунистические левые течения[19]. Это свидетельствует об их слепоте в отношении того огромного шага вперед, который представлял Коммунистический Интернационал (КИ), и огромного вклада всех тех, кто, будучи частью КИ, смог выявить его оппортунистические тенденции и усвоить уроки. Условия того времени делали невозможным объединение различных левых, но на самом деле они были едины, несмотря на национальные границы и их разногласия, в своей работе как фракции против оппортунизма и ликвидации старой партии. Вот почему традиция коммунистической левой существует сегодня, т.е. есть метод, боевой дух, ряд позиций, которые отличают ее и действуют как мост, перекинутый через бездну времени к будущей всемирной коммунистической партии. «Эмбе ошибся адресом. Он думает, что все еще говорит внутри и с ЛО. Различные течения левых коммунистов, безусловно, имели свои слабости и недостатки. Они часто ходили на ощупь и спотыкались. Но у них была непреходящая заслуга в том, что они первыми забили тревогу против вырождения Коминтерна, защищали разными способами, но настойчиво основные принципы революционного марксизма, стояли во главе революционной борьбы пролетариата, и их труды были и остаются огромным вкладом в теорию и практику пролетариата, поскольку они решают проблемы и задачи пролетарской революции».

Опубликовав свою брошюру за пределами ИР и отказавшись участвовать в Национальном собрании в ноябре 1974 г., которое должно было подвести итоги ситуации в отношении разногласий, экс-ЛО-Тенденция поставила себя вне организации. Учитывая важность организационного вопроса и разрушительную роль «Тенденции», общее собрание ИР постановило формально исключить ее членов. В конце 1980-х Берар был связан с Cahiers du doute [Тетрадями сомнений], затем он растворился в пустоте после недолгого пребывания сторонником примитивистских тезисов. Вполне логичная траектория, сомнение было не творческим научным сомнением, а отражением огромной слабости революционного убеждения.

Уроки этой первой борьбы с модернизмом

Первый урок, который мы должны усвоить, заключается в том, что необходимо проводить углубленные обсуждения с элементами, претендующими на выдвижение своей кандидатуры, о глубоком значении культуры дебатов внутри коммунистических организаций, в отличие от демократизма, который склонен к многословию и фетишизму на расхождения.

Второй урок – это важность организационного вопроса и принципов, которыми мы должны руководствоваться при построении организации и в перспективе будущей всемирной партии. Глубокое понимание организационного вопроса должно предотвращать формирование в ходе дискуссий групп, даже неформальных, которые основаны не на политическом соглашении, а на разнородных критериях, таких как личная близость, неудовлетворенность той или иной ориентацией организации или противостояние центральному органу. Коммунистическая организация основана на верности организации и революционным принципам, а не на верности своим приятелям.

Третий урок вытекает из ошибки, допущенной в свое время ИР, недостаточно внимательно отнесшейся к элементам, коллективно порвавшим с левацкой организацией. Такой раскол не является неотвратимо обречённым на провал, но опыт показал, что его трудно довести до конца. Отделение от сплоченного контрреволюционного образования не означает автоматического понимания и достижения согласованности революционных позиций.

Вот мы и подошли к последнему уроку. Коммунистическая активность основана на преданности делу, на теоретической бдительности и на революционной убежденности; это защищает нас от сирен эмпиризма и иммедиатизма. Модернизм и его коммунизационный аватар, напротив, представляют собой огромную опасность, стремясь растворить пролетариат в ледяной воде сомнений и невежества, отражающих современный мир капиталистического упадка.

Статья в ИР № 3 (старая серия) «Об организации», написанная для встречи, организованной Informations et Correspondance Ouvrières в 1969 году, могла лишь изложить предпосылки организационного вопроса, специально напомнив об очевидном: вырождение и предательство революционных организаций прошлого ни в коей мере не означает их бесполезности или опасности. В 1973-1974 годах организационный вопрос решался более прямо и конкретно в связи с происходившим процессом построения организации (объединения в различных странах, создание ИКТ). Перед лицом этого практического вызова возникла оппозиция, одним из выражений которой была Тенденция Берара. Тенденция Берара из-за неполного разрыва с троцкизмом и недостатков, основанных на приятельских отношениях, подняла знамя восстания против централизации и против жизненной необходимости превратится из кружка друзей в политическую группу, перейти от кружкового духа к партийному духу. Это было классическим выражением проникновения буржуазной и мелкобуржуазной идеологии в пролетариат, что конкретно выразилось во взрыве индивидуализма и оппортунистического нетерпения, ищущего кратчайший путь к достижению коммунистической цели. Ярость коммунизаторов против революционной организации и коммунистической программы делает их сегодня гораздо более опасными, чем неоригинальные интеллектуалы, отравлявшие движение в 1970-е годы.

Предоставим заключительные слова товарищу М.Х.: «Что нам думать об этих крохотных джентльменах, которые так небрежно прохаживаются по истории рабочего движения, как в каком-нибудь местном кафе. Из всех их дешевых и хвастливых прокламаций уместно только следующее заключение: «Необходимость критического разрыва отныне с прошлым». ИР всегда настаивала на необходимости после пятидесяти лет реакции и контрреволюции обновить, продолжить и критически преодолеть прошлое, чтобы достичь кульминации, которой является революционное наступление пролетариата. [Она сделала] также акцент и на принципиально-историческом единстве класса, [в то время как] спорщики-новаторы всех мастей не имеют иного желания, кроме как сломать, стереть, смести прошлое, чтобы начать с девственного настоящего, с нового начала, то есть с самих себя»[20].

Эльберг

Примечания:

[1] В «Резолюции о балансе классовых сил», принятой на 23-м Конгрессе ИКТ в 2019 г., описывалось и анализировалось политическое болото, возникшее в конце 1960-х годов, а также три волны борьбы рабочих, которые последовали за этим и продолжались вплоть до 1989 года.

[2] Этот текст был повторно опубликован на нашем веб-сайте: https://en.internationalism.org/content/17291/why-proletariat-revolution...

[3] Даже в переходный период, когда рабочему классу приходится нести на себе бедствие государства. То, что рабочий класс должен защищать свои непосредственные интересы во время диктатуры пролетариата, было продемонстрировано Лениным во время дебатов внутри большевистской партии по вопросу о профсоюзах в 1921 году. Эта позиция была вновь принята и развита итальянскими левыми коммунистами в 1930-х годах и французскими левыми коммунистами (GCF) после Второй мировой войны, смотрите нашу статью «Понимание поражения русской революции, 2. 1921: пролетариат и переходное государство» в International Review № 100, 1-й квартал 2000 г.: https://en.internationalism.org/internationalreview/200001/9646/1921-pro...

[4] По мнению некоторых теоретиков, Прудон является отцом анархизма. Отцом коммунизации является не Берар, а Жак Каматт и журнал Invariance, отколовшийся от Интернациональной коммунистической партии в 1966 году. Мы вернемся к этому в следующих статьях этой серии.

[5] Маркс и Энгельс, Немецкая идеология (1845-1846). Часть 1: Фейербах, Противоположность материалистического и идеалистического воззрений.

[6] Брошюра тенденции ex-Lutte Ouvrière (большинство членов этой «тенденции» были бывшими троцкистскими активистами) была переиздана в антологии Франсуа Данеля «Разрыв с теорией революции».  Тексты 1965-1975 (2003 г.) и на libcom.org: https://libcom.org/library/la-r%C3%A9volution-sera-communiste-ou-ne-sera...

[7] Маркс. Письмо Анненкову от 28 декабря 1846 г.

[8] Люксембург. Кризис социал-демократии (1915). Глава 1.

[9] Статья тенденции «Борьба за непосредственные требования и появление класса для себя», Révolution internationale № 9 (май-июнь 1974 г.).

[10] См. International Review №. 161 (осень 2018 г.) и 162 (лето 2019 г.): «Касториадис, Мунис и проблема разрыва с троцкизмом»: https://en.internationalism.org/international-review/201711/14445/commun...

[11] ИКТ впоследствии выпустило еще одну брошюру на ту же тему, Троцкизм против рабочего класса.

[12] Гипотеза Маркса выдвигается в рамках процесса социализации, следующего за захватом власти пролетариатом, не в контексте коммунистического общества, а общества, «выходящего из капиталистического общества». Это не имеет ничего общего с позицией Прудона по поводу трудовых ваучеров.

[13] Маркс, Критика программы немецкой рабочей партии (1891). Этот текст более известен как «Критика Готской программы».

[14] Маркс, Записки 1857-1858 гг., известные как «Grundrisse».

[15] В 1930-х годах Группа интернациональных коммунистов (GIC) возродила эту позицию в пользу трудовых ваучеров, выраженную, в частности, в их брошюре «Принципы коммунистического производства и распределения». См. нашу критику в International Review №. 152, (2-й квартал 2013 г.): Билан, голландские левые и переход к коммунизму (часть вторая): https://en.internationalism.org/internationalreview/201310/9195/bilan-du...

[16] Три коммунистические группы объединились в 1973 году и взяли название «Интернациональная революция». По этому поводу была принята новая политическая платформа, опубликованная в первом номере «ИР» (новая серия).

[17] «Вопрос организационного функционирования в ИКТ», International Bi no. 109 (2 квартал 2002 г.).

[18] «В ответ на статью «Фракции и партия»» в том же номере «Бюллетеня исследований и дискуссий», издаваемого «ИР». Вскоре он был заменен «International Review», когда в 1975 году было создано ИКТ.

[19] Одним из лучших примеров является организация Éveil internationaliste, которая участвовала в 3-й конференции групп левых коммунистов в 1980 году. После разрыва с маоизмом они хотели сохранить бывшую маоистскую сплоченность и, наконец, канули в лету. Некоторые из их членов предприняли очередную попытку стереть свое сталинское прошлое, но не нашли лучшего решения, чем присоединиться к анархизму или Лиге прав человека, приправив это заезженным ситуационистским словоблудием.

[20] Марк Хирик, «В ответ на статью «Фракции и партия»», № 9, сентябрь 1974 г., Бюллетень исследований и дискуссий, стр. 9.