Резолюция о международном положении, принятая XXIV Конгрессом ИКТ (2021)

Данная резолюция является продолжением Доклада о социальном распаде, представленного на XXII Конгрессе ИКТ, Резолюции о международном положении, принятой на XXIII Конгрессе и Доклада о пандемии и разложении, сделанном на XXIV Конгрессе. Она основана на выводе о том, что упадок капитализма не только проходит через различные стадии или фазы, но что с конца 1980-х годов достигнута заключительная фаза – фазы распада; более того, сам этот распад имеет собственную историю, и главная цель этих текстов – «протестировать» теоретическую основу концепции социального распада на меняющейся глобальной ситуации. Эти тексты показали, что наиболее важные события последних трех десятилетий действительно подтвердили обоснованность этой концепции, что демонстрируется усилением тенденции к разобщению на международном уровне, «возвращением» проявлений распада в центры мирового капитализма, о чем свидетельствуют рост терроризма и кризис беженцев, подъем популизма и потеря правящим классом политического контроля, прогрессирующее разложение идеологии, что выражается в поиске козлов отпущения, религиозном фундаментализме и теориях заговора. И подобно тому, как фаза распада является концентрированным выражением всех противоречий капитала, прежде всего в эпоху его упадка, так и нынешняя пандемия COVID-19 является квинтэссенцией всех ключевых проявлений разложения и активным фактором его ускорения.

Заключительная фаза капиталистического упадка и ускорение хаоса

1. Пандемия COVID-19, первая такого масштаба после вспышки испанского гриппа 1918 года, является наиболее важным моментом в эволюции капиталистического разложения с момента необратимого начала этого периода в 1989 году. Неспособность правящего класса предотвратить гибель от 7 до 12 миллионов человек подтверждает, что мировая капиталистическая система, предоставленная самой себе, толкает человечество в пропасть варварства, к гибели; и что только всемирная пролетарская революция может остановить это падение и привести человечество к другому будущему.

2. ИКТ практически в одиночку отстаивает теорию социального распада. Другие левокоммунистические группы полностью отвергают ее, либо, как в случае бордигистов, потому что не признают, что капитализм является системой, находящейся в упадке (или, в лучшем случае, непоследовательны и двусмысленны в этом вопросе), либо, как в случае с Интернационалистской коммунистической тенденцией, потому что разговоры о «заключительной» фазе капитализма звучат слишком апокалиптически, либо потому, что определение распада как скатывания в хаос является отклонением от материализма, который, по их мнению, стремится найти корни каждого явления в экономике и, прежде всего, в тенденции нормы прибыли к падению. Все эти течения, похоже, игнорируют тот факт, что наш анализ преемственен с платформой Коммунистического Интернационала 1919 года, который не только настаивал на том, что мировая империалистическая война 1914-1918 годов возвестила о вступлении капитализма в «эпоху разложения капитализма, его внутреннего распада, эпоху коммунистической революции пролетариата», но и подчеркивал, что «старого капиталистического «порядка» уже нет, он не может более существовать. Конечным результатом существования капиталистического способа производства является хаос. Этот хаос может преодолеть лишь самый большой производительный класс – рабочий класс. Он должен установить действительный порядок – коммунистический порядок». Таким образом, драма, стоящая перед человечеством, действительно была поставлена в терминах порядка против хаоса. А угроза хаотического распада была связана с «анархией капиталистического способа производства», другими словами, с фундаментальным элементом самой системы. Согласно марксизму, капиталистическая система на качественно более высоком уровне, чем любой предыдущий способ производства, предполагает превращение продуктов человеческого труда в чуждую силу, стоящую над своими создателями и противостоящую им. Упадок системы, вызванный ее неразрешимыми противоречиями, знаменует собой новый виток в этой потере контроля. И, как объясняет платформа Коминтерна, необходимость преодолеть капиталистическую анархию внутри каждого национального государства – через монополию и, прежде всего, через государственное вмешательство – только толкает ее к новым высотам в глобальном масштабе, кульминацией чего становится империалистическая мировая война. Таким образом, хотя капитализм может на определенных уровнях и на определенных этапах сдерживать свою врожденную тенденцию к хаосу (например, через мобилизацию на войну в 1930-х годах или период экономического бума, последовавший за войной), наиболее глубокая тенденция направлена на «внутреннюю дезинтеграцию», которая, по мнению Коминтерна, характеризует новую эпоху.

3. Хотя в Манифесте Коминтерна говорилось о начале новой «эпохи», в Интернационале существовала тенденция рассматривать катастрофическую ситуацию послевоенного мира как последний кризис в прямом смысле этого слова, а не как целую эпоху катастроф, которая может продолжаться многие десятилетия. И это ошибка, которую революционеры допускали много раз – не только из-за просчетов в их анализе, но и потому, что невозможно с уверенностью предсказать точный момент, когда на историческом уровне произойдут серьезные изменения. Такие ошибки имели место, например, в 1848 году, когда уже в «Манифесте Коммунистической партии» провозглашалось, что оболочка капитала стала слишком узкой, чтобы вместить производительные силы, которые он привел в движение; в 1919-1920 годах с теорией неизбежного краха капитала, разработанной, в частности, немецкими коммунистическими левыми; в 1938 году с выводом Троцкого о том, что производительные силы перестали расти. Само ИКТ также недооценило способность капитализма расширяться и развиваться по-своему, даже в общем контексте прогрессирующего упадка, в частности, в случае со сталинистским Китаем после распада восточного блока. Однако эти ошибки являются продуктом непосредственной интерпретации капиталистического кризиса, а не врожденным недостатком самой теории упадка, которая рассматривает капитализм в этот период как усиливающееся препятствие для производительных сил, а не как абсолютный барьер. Но капитализм находится в упадке уже более века, и признание, что мы достигаем пределов системы, полностью соответствует пониманию того, что экономический кризис, несмотря на взлеты и падения, по сути, стал перманентным; что средства разрушения не только достигли такого уровня, когда могут уничтожить все живое на планете, но и находятся в руках все более нестабильного мирового «порядка»; что капитализм породил невиданную в истории человечества планетарную экологическую катастрофу. В целом, признание того, что мы действительно находимся на последней стадии капиталистического упадка, основано на трезвой оценке реальности. Опять же, это следует рассматривать в историческом, а не в сиюминутном масштабе времени. Но сие означает, что эта последняя фаза необратима и из нее не может быть иного выхода, кроме коммунизма или уничтожения человечества. Такова историческая альтернатива нашего времени.

4. Пандемия COVID-19, вопреки взглядам, пропагандируемым правящим классом, не является чисто «природным» событием, а возникла в результате сочетания природных, социальных и политических факторов, и все они связаны с функционированием капиталистической системы, находящейся в упадке. «Экономический» элемент действительно имеет здесь решающее значение, и опять-таки на нескольких уровнях. Именно экономический кризис, безудержная охота за прибылью заставили капитал вторгнуться во все уголки земного шара, захватить то, что Адам Смит называл «бесплатным даром» природы, уничтожить оставшиеся заповедники дикой природы и значительно увеличить риск зоонозных заболеваний. В свою очередь, финансовый крах 2008 года привел к резкому сокращению инвестиций в исследования новых заболеваний, в медицинское оборудование и лечение, что экспоненциально усилило смертоносное воздействие коронавируса, и эта ситуация еще более усугубилась в результате массированных атак на систему здравоохранения (сокращение числа коек, сиделок и т.д.), которая оказалась перегруженной во время пандемии. А усиление конкуренции по принципу «каждый сам за себя» между компаниями и странами на глобальном уровне серьезно замедлило обеспечение защитными материалами и вакцинацией. И вопреки утопическим надеждам некоторых представителей правящего класса, пандемия не приведет к более гармоничному мировому порядку после того, как ее удастся обуздать. Не только потому, что эта пандемия, вероятно, является лишь предупреждающим знаком о грядущих пандемиях похуже, учитывая, что фундаментальные условия, породившие ее, не могут быть устранены буржуазией, но и потому, что пандемия значительно усугубила мировой экономический спад, который уже надвигался до начала пандемии. Результат окажется противоположным гармонии, поскольку национальные экономики будут стремиться перерезать друг другу глотки в борьбе за сокращающиеся рынки и ресурсы. Эта обострившаяся конкуренция, безусловно, проявится и на военном уровне. А «возвращение к нормальному состоянию» капиталистической конкуренции ляжет новым бременем на эксплуатируемых всего мира, которые будут нести основную тяжесть попыток капитализма по возвращению части гигантских долгов, набранных в результате усилий справиться с кризисом.

5. Ни одно государство не может претендовать на роль модели борьбы с пандемией. Если на начальном этапе некоторым государствам Азии удалось противостоять ей более эффективно (даже несмотря на то, что такие страны как Китай, занимались фальсификацией цифр и реального положения с эпидемией), то это объясняется их опытом противостояния пандемиям на социальном и культурном уровне, поскольку данный континент исторически является почвой для возникновения новых заболеваний, и прежде всего тем, что эти государства сохранили средства, институты и процедуры координации, созданные во время эпидемии атипичной пневмонии в 2003 году. Распространение вируса на планетарном уровне, появление новых штаммов в международном масштабе, с самого начала ставит проблему на том уровне, где наиболее ярко проявляется бессилие буржуазии, в частности, ее неспособность принять единый и скоординированный подход (как показал недавний провал предложения подписать договор о борьбе с пандемиями) и обеспечить защиту всего человечества вакцинами.

6. Пандемия, являясь продуктом распада системы, становится грозной силой, способствующей дальнейшему ускорению этого распада. Более того, его воздействие на самую могущественную страну на Земле – США – подтверждает то, что уже было отмечено в докладе XXII Конгресса: тенденцию к возвращению усилившихся эффектов разложения в самое сердце мировой капиталистической системы. Фактически, США сейчас находятся в «центре» глобального процесса социального распада. Катастрофически неправильные действия в ответ на проблему пандемии популистской администрации Трампа, безусловно, стали важным фактором того, что в США зафиксирован самые высокие в мире показатели смертности от этого заболевания. В то же время степень раскола внутри правящего класса США была обнажена спорными выборами в ноябре 2020 года и, прежде всего, штурмом Капитолия сторонниками Трампа 6 января 2021 года, подстрекаемыми Трампом и его окружением. Последнее событие демонстрирует, что внутренние разногласия в США затрагивают все общество. Несмотря на то, что Трамп был отстранен от власти, трампизм остается мощной, хорошо вооруженной силой, действующей как на улицах, так и в избирательных гонках. И учитывая, что все левое крыло капитала сплотилось под знаменем антифашизма, существует реальная опасность того, что рабочий класс США окажется втянутым в жестокое противостояние между враждующими фракциями буржуазии.

7. События в США также подчеркивают прогрессирующее разложение идеологических структур капитализма, в чем опять же «лидируют» США. Приход к власти популистской администрации Трампа, мощное влияние религиозного фундаментализма, растущее недоверие к науке уходят своими корнями в отдельные аспекты истории американского капитализма, но развитие распада и, в частности, вспышка пандемии создали условия для внедрения всевозможных иррациональных идей в мейнстрим политической жизни, четко отражая полное отсутствие перспектив на будущее, предлагаемое существующим обществом. В частности, США стали центром распространения «теории заговора» по всему развитому капиталистическому миру, особенно через интернет и социальные сети, предоставившие технологические средства для дальнейшего подрыва основ какого-либо представления об объективной истине в такой степени, о которой сталинизм и нацизм могли только мечтать. Проявляясь в различных формах, теория заговора имеет некоторые общие черты: персонифицированное ви́дение тайных элит, управляющих обществом из-за кулис, отказ от научного метода и глубокое недоверие ко всему официальному дискурсу. В отличие от основной идеологии буржуазии, преподносящей демократию и существующую государственную власть как истинных представителей общества, центр тяжести теории заговора лежит в ненависти к сложившимся элитам, ненависти, направляемой против финансового капитала и классического демократического фасада государственного капиталистического тоталитаризма. Именно это побудило представителей рабочего движения прошлого назвать подобный подход «социализмом дураков» (Август Бебель использовал данное выражение, имея в виду антисемитизм) – ошибкой, которую ещё можно было понять до Первой мировой войны, но которая была бы опасна сегодня. Популистская теория заговора не является искаженной попыткой приблизиться к социализму или чему-либо напоминающему пролетарское классовое сознание. Одним из ее основных источников является сама буржуазия: та часть буржуазии, которая возмущена тем, что ее исключили из непосредственно элитарных внутренних кругов ее собственного класса, поддерживаемая другими частями буржуазии, потерявшими или теряющими свое прежнее центральное положение. Массы, которых такой вид популизма увлекает за собой, далеки от стремления бросить вызов правящему классу, отождествляя себя с борьбой за власть тех, кого они поддерживают, надеясь каким-то образом стать частью этой власти или, по крайней мере, быть облагодетельствованными ею за счет других.

8. Хотя прогрессирующий капиталистический распад, наряду с хаотическим обострением империалистического соперничества, в первую очередь принимает форму политической фрагментации и потери контроля со стороны правящего класса, это не означает, что буржуазия больше не может прибегать к государственному тоталитаризму в своих попытках сплотить общество. Напротив, чем стремительнее общество движется по пути распада, тем сильнее становится зависимость буржуазии от централизованной государственной власти, являющейся главным инструментом этого самого макиавеллистского из всех правящих классов. Примером этого является реакция на подъем популизма тех фракций правящего класса, которые лучше осознают общие интересы национального капитала и его государства. Избрание Байдена, поддержанное огромной мобилизацией средств массовой информации, части политического аппарата и даже военных и служб безопасности, выражает эту реальную противоположность опасности социальной и политической дезинтеграции, наиболее ярко воплощенную в трампизме. В краткосрочной перспективе такие «успехи» могут притормозить нарастающий социальный хаос. Противодействие кризису COVID-19, беспрецедентные ограничения (как последнее средство сдержать безудержное распространение болезни), массовое использование государственного долга для сохранения минимального уровня жизни в развитых странах, мобилизация научных ресурсов для разработки вакцины, демонстрируют потребность буржуазии сохранить имидж государства как защитника населения, ее нежелание терять доверие и авторитет перед лицом пандемии. Но в долгосрочной перспективе это обращение к государственному тоталитаризму имеет тенденцию к дальнейшему обострению противоречий системы. Полупаралич экономики и накопление долгов не может иметь иного результата, кроме ускорения глобального экономического кризиса, в то время как на социальном уровне массовое увеличение полицейских полномочий и государственного надзора, введенных для обеспечения соблюдения законов о карантине (что неизбежно используется для оправдания всех форм протеста и непокорности) заметно усиливает недоверие к политическому истеблишменту, выраженное в основном на антипролетарской основе «гражданских прав».

9. Очевидный характер политического и идеологического распада в ведущей державе мира не означает, что другие центры мирового капитализма способны создать альтернативные крепости стабильности. Опять-таки, это наиболее ярко проявляется на примере Великобритании, на которую одновременно обрушились самые высокие в Европе показатели смертности от коронавируса и первые симптомы нанесенной самое себе раны Brexit и которая сталкивается с реальной возможностью раскола на составляющие ее «нации». Нынешние неприглядные раздоры между Британией и ЕС по поводу целесообразности и распределения вакцин являются еще одним доказательством того, что основная тенденция в мировой буржуазной политике сегодня направлена на растущую фрагментацию, а не на единство перед лицом «общего врага». Сама Европа не осталась в стороне от этих центробежных тенденций, причем не только в сфере решения проблем с пандемией, но и вокруг вопроса «прав человека» и демократии в таких странах как Польша и Венгрия. Примечательно, что даже такие ключевые страны, как Германия, которая ранее считалась «тихой гаванью» относительной политической стабильности и могла опираться на свою экономическую мощь, теперь охвачена растущим политическим хаосом. Ускорение процесса распада в историческом центре капитализма характеризуется как потерей контроля, так и растущими трудностями в создании политической однородности. После потери второй по величине экономики, даже если ЕС не грозит непосредственная опасность серьезного раскола, эти угрозы продолжают нависать над мечтой о единой Европе. И хотя китайская государственная пропаганда подчеркивает растущую разобщенность и несогласованность «демократий», представляя себя оплотом глобальной стабильности, растущее применение Пекином внутренних репрессий, как в случае с «демократическим движением» в Гонконге и мусульманами-уйгурами, на самом деле убедительно свидетельствует, что Китай – это бомба замедленного действия. Необычайный рост Китая сам по себе является продуктом капиталистического распада. Экономическая открытость в период правления Дэн Сяопина в 1980-х годах привлекла огромные инвестиции, особенно из США, Европы и Японии. Бойня на площади Тяньаньмэнь в 1989 году дала понять, что эта экономическая открытость осуществлялась негибким политическим аппаратом, который смог избежать участи сталинизма в российском блоке лишь благодаря сочетанию государственного террора, безжалостной эксплуатации рабочей силы, превращающей сотни миллионов рабочих в постоянных трудовых мигрантов, и стремительному экономическому росту, основы которого сейчас выглядят все более шаткими. Тоталитарный контроль над всей социальной жизнью, репрессивное ужесточение сталинистской фракции Си Цзиньпина, являются не выражением силы, а проявлением слабости государства, целостность которого находится под угрозой из-за центробежных сил внутри общества и серьезной борьбы между кликами внутри правящего класса.

Марш капитализма к уничтожению человечества

10. В отличие от ситуации, когда буржуазия способна мобилизовать общество для войны, как это было в 1930-х годах, темп и формы движения распадающегося капитализма к уничтожению человечества предсказать труднее, поскольку оно является результатом слияния различных факторов, некоторые из которых могут быть частично скрыты от глаз. Конечный результат, как утверждается в «Тезисах о распаде», один: «Его (капитализма) беспрепятственное развитие несет человечеству то же самое, что и мировая война. В конце концов, не так уж важно, погибнем мы под градом термоядерных бомб или же в результате загрязнения окружающей среды, эпидемий и бесчисленных малых войн (в которых также может использоваться ядерное оружие). Единственная разница между двумя этими формами уничтожения состоит в том, что одна несет быструю смерть, а другая медленную, сопряженную с еще большими страданиями». Однако сегодня контуры этого стремления к уничтожению делаются все более явственными. Последствия разрушительного воздействия капитализма на природу все труднее и труднее отрицать, как и неспособность мировой буржуазии, со всеми ее глобальными конференциями и обещаниями перейти к «зеленой экономике», остановить процесс, неразрывно связанный необходимостью капитализма проникнуть в каждый уголок планеты в конкурентной погоне за накоплением. Пандемия COVID-19, вероятно, является на сегодняшний день самым значительным проявлением этого глубокого дисбаланса между человечеством и природой, но множатся и другие тревожные сигналы – от таяния полярных льдов до разрушительных пожаров в Австралии и Калифорнии и загрязнения океанов отходами капиталистического производства.

11. В то же время «резня в бесчисленных малых войнах» также разрастается, поскольку капитализм в своей последней фазе погружается во все более иррациональную империалистическую разобщенность. Десятилетняя агония в Сирии, стране, в настоящее время полностью разрушенной конфликтом, в котором участвуют по крайней мере пять враждующих лагерей, является, пожалуй, наиболее красноречивым выражением этой ужасающей «банки с пауками», но мы видим аналогичные проявления в Ливии, Сомали и в Йемене – войны, сопровождающиеся и усугубляющиеся появлением региональных держав, таких как Иран, Турция и Саудовская Аравия, ни одна из которых не признает дисциплину, требуемую основными мировыми державами: эти страны второго или третьего эшелона могут заключать временные союзы с наиболее мощными государствами только для того, чтобы в других ситуациях оказаться в противоположных лагерях (как в случае Турции и России в войне в Ливии). Постоянные военные столкновения в Израиле/Палестине также свидетельствуют о неразрешимости многих из этих конфликтов, и в данном случае массовое убийство гражданских лиц усугубляется развитием погромной атмосферы в самом Израиле, демонстрируя влияние распада как на военном, так и на социальном уровне. В то же время наблюдается обострение конфликта между мировыми державами. Обострение соперничества между США и Китаем стало очевидным уже при Трампе, но администрация Байдена продолжит движение в том же направлении, пусть и под другими идеологическими предлогами, такими как нарушения прав человека Китаем; в то же время новая администрация объявила, что больше не будет «прогибаться» перед Россией, которая теперь потеряла свои позиции в Белом доме. И даже если Байден пообещал вернуть США в ряд международных институтов и соглашений (по изменению климата, ядерной программе Ирана, НАТО...), это не означает, что США откажутся от возможности действовать самостоятельно в защиту своих интересов. Военный удар по проиранским ополченцам в Сирии, нанесенный администрацией Байдена всего через несколько недель после выборов, был четким заявлением на этот счет. Стремление к тенденции «каждый сам за себя» сделает все более трудным, если не невозможным, навязывание Соединенными Штатами своего лидерства, что является примером того, что тенденция «все против всех» ускоряет процесс распада.

12. В этой хаотичной картине, несомненно, центральное место занимает растущая конфронтация между США и Китаем. Таким образом, новая администрация продемонстрировала приверженность «восточному уклону» (теперь поддерживаемому и правительством консерваторов в Великобритании), который уже был основным направлением внешней политики Обамы. Это выразилось в создании «QUAD» (Четырехстороннего диалога по безопасности) – откровенно антикитайского альянса между США, Японией, Индией и Австралией. Однако это не означает движения к формированию стабильных блоков и всеобщей мировой войне. Продвижению к мировой войне все еще препятствует мощная тенденция к недисциплинированности, разобщенности и хаосу на империалистическом уровне, в то время как в центральных капиталистических странах капитализм еще не располагает политическими и идеологическими составляющими – в частности, политическим поражением пролетариата – которые могли бы объединить общество и облегчить путь к мировой войне. Тот факт, что мы все еще живем в по сути многополярном мире, подчеркивается, в частности, отношениями между Россией и Китаем. Хотя Россия проявляет большую готовность к союзу с Китаем по конкретным вопросам, в целом выступая против США, она в не меньшей степени осознает опасность подчинения своему восточному соседу и является одним из главных противников китайского «Нового шелкового пути» к империалистической гегемонии.

13. Это не означает, что мы живем в эпоху бо́льшей безопасности, чем в период холодной войны, грозившей ядерным Армагеддоном. Напротив, так как фаза распада характеризуется все большей потерей контроля со стороны буржуазии, то это относится и к огромным средствам уничтожения – ядерным, обычным, биологическим и химическим – накопленных правящим классом и теперь значительно шире распространенных среди гораздо большего числа национальных государств, чем в предыдущий период. Хотя сейчас не наблюдается спланированного движения к войне, возглавляемого дисциплинированными военными блоками, нельзя исключить опасность односторонних военных столкновений или даже гротескных случайностей, которые бы ознаменовали дальнейшее ускоренное скатывание к варварству.

Беспрецедентный экономический кризис

14. Впервые в истории капитализма вне ситуации мировой войны на экономику непосредственно и глубоко повлияло явление – пандемия COVID-19 – не связанное напрямую с противоречиями капиталистической экономики. Размах и серьезность воздействия пандемии, как продукта совершенно изжившей себя системы, находящейся в состоянии полного распада, иллюстрирует тот беспрецедентный факт, что это явление капиталистического распада теперь также затрагивает, в массовом и глобальном масштабе, всю капиталистическую экономику.

Это проникновение последствий распада в экономическую сферу непосредственно влияет на развитие новой фазы открытого кризиса, создавая совершенно небывалую ситуацию в истории капитализма. Последствия распада, коренным образом изменяя механизмы государственного капитализма, служившие до сих пор для «сопровождения» и ограничения воздействия кризиса, вносят в ситуацию фактор нестабильности и хрупкости, растущей неопределенности.

Хаос, овладевающий капиталистической экономикой, подтверждает мнение Розы Люксембург о том, что капитализм не обойдется исключительно экономическим крахом. «Чем больше насилия проявляет капитал, когда он посредством милитаризма уничтожает во всем мире и в своей родной стране существование некапиталистических слоев и ухудшает условия существования всех трудящихся масс, тем скорее история современного капиталистического накопления на мировой арене превращается в непрерывную цепь политических и социальных катастроф и конвульсий, которые вместе с периодическими хозяйственными катастрофами в форме кризисов делают невозможным продолжение накопления; восстание международного рабочего класса против капиталистического господства становится необходимостью еще раньше, чем оно наталкивается на свои естественные, им же самим созданные экономические перегородки» («Накопление капитала», глава 32).

15. Поразив капиталистическую систему, которая с начала 2018 года уже вступила в период явного экономического спада, пандемия в кратчайшие сроки подтвердила предсказание XXIII конгресса ИКТ о том, что мы движемся к новому погружению в кризис.

Стремительное ускорение экономического кризиса – и ужас буржуазии – соизмеримы с высотой громадной стены из долгов, спешно возведенной, чтобы уберечь производственный аппарат от банкротства и сохранить минимальную социальную сплоченность.

Одно из важнейших проявлений серьезности нынешнего кризиса, в отличие от прошлых ситуаций открытого экономического кризиса и в отличие от кризиса 2008 года, заключается в том, что центральные страны (Германия, Китай и США) пострадали одновременно и относятся к числу наиболее пострадавших от рецессии. Для Китая это значит резкое снижение темпов роста в 2020 году. Самые слабые государства видят, как их экономика задыхается от инфляции, падения стоимости валюты и обнищания.

После четырех десятилетий использования кредитов и долгов для противодействия усиливающейся тенденции к перепроизводству, сопровождавшиеся все более глубокими спадами и все более ограниченными восстановлениями, кризис 2007-2009 годов уже ознаменовал собой очередной шаг капитализма на пути к необратимому кризису. Хотя массированное государственное вмешательство смогло спасти банковскую систему от полного краха, доведя долг до еще более ошеломляющей степени, причины кризиса 2007-2009 годов не были преодолены. Противоречия, лежащие в основе кризиса, перешли на более высокий уровень, и сокрушительный груз долгов лег на сами государства. Попытки перезапустить экономику не привели к реальному восстановлению: беспрецедентным со времен Второй мировой войны элементом стало то, что, кроме США, Китая и, в меньшей степени, Германии, уровень производства во всех остальных основных странах в период с 2013 по 2018 год стагнировал или даже упал. Крайняя хрупкость этого «восстановления», создавая все необходимые условия для дальнейшего значительного ухудшения мировой экономики, уже предвещала нынешнюю ситуацию.

Несмотря на исторические масштабы планов по восстановлению экономики, и потому, что перезапуск экономики происходит столь хаотично, пока невозможно предсказать, как – и в какой степени – буржуазии удастся стабилизировать ситуацию, поскольку она характеризуется всевозможными неопределенностями, прежде всего в отношении развития самой пандемии.

В отличие от того, что буржуазия смогла сделать в 2008 году, когда она объединилась в рамках G7 и G20, состоящих из основных государств, и сумела договориться о скоординированном ответе на кредитный кризис, сегодня каждый национальный капитал реагирует разобщенным образом, не заботясь ни о чем, кроме возрождения собственного экономического механизма и его выживания на мировом рынке, без согласования между основными компонентами капиталистической системы. Принцип «каждый сам за себя» стал решительно преобладающим.

Очевидным исключением из этого правила является европейский план восстановления, который включает взаимное распределение долгов между странами ЕС, и является продуктом осознания двумя основными государствами Евросоюза необходимости хотя бы минимального сотрудничества между ними, как предварительного условия для предотвращения серьезной дестабилизации ЕС, чтобы противостоять своим главным конкурентам – Китаю и США, опасаясь ускоренного ухудшения своих позиций на мировой арене.

Противоречие между необходимостью сдержать пандемию и избежать паралича производства привело к «войне масок» и «войне вакцин». Нынешняя война вакцин, то, как они изготавливаются и распространяются, является зеркальным отражением беспорядка, поразившего мировую экономику.

После распада восточного блока буржуазия делала все возможное для поддержания определенного сотрудничества между государствами, в частности, опираясь на органы международного регулирования, унаследованными от эпохи империалистических блоков. Эти рамки «глобализации» позволили ограничить влияние фазы разложения на экономическом уровне, доведя до максимальных пределов возможность «объединения» стран на разных уровнях экономики: финансовом, производственном и т.д.

С обострением кризиса и империалистического соперничества эти многосторонние институты и механизмы уже подвергались испытанию тем, что ведущие державы все настойчивее проводили собственную политику, в частности Китай, строя свою обширную параллельную сеть, «Новый шелковый путь», и США, которые склонялись к тому, чтобы отказаться от этих институтов из-за растущей неспособности данных учреждений сохранить доминирующее положение. Популизм уже становился фактором, усугубляющим ухудшающуюся экономическую ситуацию, внося элемент неопределенности в изматывающий кризис. Приход популистских сил к власти в разных странах ускорил деградацию средств, применяемых капитализмом с 1945 года, призванных избежать какого-либо отступления в национальные рамки, что может привести только к неконтролируемому распространению экономического кризиса.

Принцип «каждый сам за себя» вытекает из противоречия в капитализме между все более глобальным масштабом производства и национальной структурой капитала, противоречия, усугубленного кризисом. Провоцируя растущий хаос в мировой экономике (с тенденцией к дроблению производственных цепочек и распаду мирового рынка на региональные зоны, к усилению протекционизма и умножению односторонних мер), это абсолютно иррациональное движение каждой нации к спасению собственной экономики за счет всех остальных является контрпродуктивным для каждого национального капитала и катастрофой на мировом уровне, решающим фактором ухудшения всей мировой экономики.

Это стремление наиболее «ответственных» буржуазных фракций к все более иррациональному и хаотичному управлению системой, и, прежде всего, беспрецедентное усиление тенденции к тому, чтобы каждый был сам за себя, свидетельствует о растущей потере правящим классом контроля над собственной системой.

16. Будучи единственной страной с положительными темпами роста в 2020 году (2%), Китай не вышел триумфатором или окрепшим из пандемического кризиса, даже несмотря на кратковременное усиление позиций за счет своих конкурентов. Совсем наоборот. Продолжающееся ухудшение темпов роста его экономики, которая имеет самую большую задолженность в мире, низкий уровень использования производственных мощностей и удельный вес «предприятий-зомби», составляющий более 30%, свидетельствует о неспособности Китая впредь играть ту роль, которую он сыграл в 2008-2011 годах в восстановлении мировой экономики.

Китай сталкивается с сокращением рынков сбыта во всем мире, с желанием многих государств освободиться от зависимости от китайского производства, а также с риском неплатежеспособности ряда стран, участвующих в проекте «Шелковый путь», которые наиболее сильно пострадали от экономических последствий пандемии. Поэтому китайское правительство придерживается ориентации на внутреннее экономическое развитие в рамках плана «Made in China 2025» и модели «двойного обращения», которая также направлена на компенсацию потери внешнего спроса за счет стимулирования внутреннего спроса. Однако этот сдвиг в политике не является «поворотом вовнутрь»; китайский империализм не хочет и не может повернуться спиной к миру. Напротив, цель данного сдвига – добиться национальной автаркии на уровне ключевых технологий, чтобы иметь больше возможностей для завоевания позиций за пределами собственных границ. Он представляет собой новый этап в развитии военной экономики. Все это провоцирует мощные конфликты внутри правящего класса между сторонниками управления экономикой китайской компартией и теми, кто связан с рыночной экономикой и частным сектором, между «плановиками» центральной власти и местными властями, желающими самостоятельно направлять инвестиции. Как в США (в отношении технологических гигантов «GAFA» из Силиконовой долины), так и – еще более решительно – в Китае (в отношении Ant International, Alibaba и т.д.) наблюдается сильная тенденция центрального государственного аппарата в сторону сокращения компаний, становящихся слишком большими (и слишком мощными) для контроля.

17. Последствия интенсивного разрушения окружающей среды распадающимся капитализмом, явления, вызванные изменением климата и уничтожением биоразнообразия, в первую очередь приводят к дальнейшему обнищанию наиболее обездоленных слоев населения мира (Африка к югу от Сахары и Южная Азия) или тех, кто стал жертвой военных конфликтов. Но они все больше влияют на экономику всех стран, и прежде всего на развитые страны.

В настоящее время наблюдается умножение экстремальных метеорологических явлений, чрезвычайно сильных осадков и наводнений, обширных пожаров, приводящих к огромным финансовым потерям в городах и сельской местности из-за разрушения жизненно важной инфраструктуры (городов, дорог, речных сооружений). Эти явления нарушают функционирование промышленного производственного аппарата, а также ослабляют производственный потенциал сельского хозяйства. Глобальный климатический кризис и вызванная им усилившаяся дезорганизация мирового рынка сельскохозяйственной продукции угрожают продовольственной безопасности многих государств.

Разлагающийся капитализм не обладает средствами для реальной борьбы с глобальным потеплением и экологической катастрофой. Они уже оказывают все более негативное влияние на воспроизводство капитала и могут стать лишь препятствием для возвращения к экономическому росту.

«Зеленая экономика», мотивированная необходимостью замены устаревшей тяжелой промышленности и ископаемого топлива, не является выходом для капитала ни на экологическом, ни на экономическом уровне. Ее производственные сети не являются ни более экологичными, ни менее загрязняющими. Капиталистическая система не в состоянии совершить «зеленую революцию». Действия правящего класса в этой области также неизбежно обостряют деструктивную экономическую конкуренцию и империалистическое соперничество. Появление новых и потенциально прибыльных секторов, таких как производство электромобилей, в лучшем случае могло бы принести пользу определенным частям более сильных экономик, но с учетом ограниченности платежеспособных рынков и растущих проблем, вызванных все более массовым использованием денежной эмиссии и ростом долгов, они не смогут стать локомотивом экономики в целом. «Зеленая экономика» также является удобным средством для мощных идеологических мистификаций о возможности реформировать капитализм и превосходным оружием против рабочего класса, которое позволяет оправдывать закрытие заводов и увольнения.

18. В ответ на растущую империалистическую напряженность, все государства наращивают военные усилия как по объему, так и по продолжительности. Военная сфера распространяется на все больше «зон конфликта», таких как кибербезопасность и растущая милитаризация космоса. Все ядерные державы негласно возобновляют свои атомные программы. Все государства модернизируют и оснащают свои вооруженные силы.

Данная безумная гонка вооружений, на которую каждое государство неотвратимо обречено требованиями межимпериалистической конкуренции, в еще большей степени иррациональна, поскольку растущий вес военной экономики и производства оружия поглощает значительную часть национального богатства: эта гигантская масса военных расходов в мировом масштабе, даже если она является источником прибыли для торговцев оружием, представляет собой растрату и разрушение мирового капитала. Инвестиции, осуществляемые в производство и продажу оружия и военной техники, никоим образом не являются отправной точкой или источником накопления новых прибылей: после производства или приобретения оружие служит лишь для того, чтобы сеять смерть и разрушение или простаивать в хранилищах, пока не устареет и не будет заменено. Экономические последствия этих совершенно непроизводительных расходов «будут катастрофическими для капитала. В условиях и без того неуправляемого бюджетного дефицита массовое увеличение военных расходов, необходимость которого вызвана ростом межимпериалистических антагонизмов, является экономическим бременем, которое лишь ускорит падение капитализма в пропасть» («Доклад о международном положении», International Review , № 35).

19. После десятилетий гигантских долгов, массивные вливания денежных средств, предусмотренные последними планами экономической поддержки, намного превышают объемы предыдущих интервенций. Миллиарды долларов, выпущенные в рамках американских, европейских и китайских планов, довели всемирный долг до рекордных 365% мирового ВВП.

Долг, который постоянно использовался капитализмом на протяжении всей его эпохи упадка в качестве паллиативного средства против кризиса перепроизводства, – это способ отложить сроки погашения на будущее ценой еще более серьезных потрясений. Сейчас он достиг беспрецедентного уровня. Со времен Великой депрессии буржуазия демонстрирует решимость поддерживать систему, которой все сильнее угрожает перепроизводство, уменьшение доступности рынков из-за все более изощренных средств государственного вмешательства, направленного на тотальный контроль над экономикой. Но у нее нет возможности справиться с реальными причинами кризиса. Даже если не существует фиксированного, заранее определенного предела для увеличения долгов – точки, после которой это станет невозможным, такая политика не может продолжаться бесконечно без серьезных последствий для стабильности системы, о чем свидетельствует все более частый и масштабный характер кризисов последнего десятилетия. Кроме того, такая политика, по крайней мере, в последние четыре десятилетия, оказывается все менее эффективной для оживления мировой экономики.

Долговая нагрузка не только обрекает капиталистическую систему на все более разрушительные потрясения (банкротство предприятий и даже целых стран, финансовые и денежные кризисы и т.д.), но также, все более ограничивая способность государств обходить законы капитализма, может лишь помешать их способности перезапустить свои национальные экономики.

Кризис, который уже разворачивается на протяжении десятилетий, станет самым серьезным за весь период упадка, и его историческое значение выйдет за рамки даже первого кризиса этой эпохи, начавшегося в 1929 году. После более чем ста лет капиталистического упадка, с экономикой, разоренной военным сектором, ослабленной воздействием разрушения окружающей среды, серьезно измененной в своих воспроизводительных механизмах долгами и государственными манипуляциями, пораженной пандемией и все больше страдающей от всех других последствий разложения, безосновательно думать, будто в этих условиях произойдет какое-то устойчивое восстановление мировой экономики.

20. В то же время революционеры не должны поддаваться искушению впасть в «катастрофическое» видение мировой экономики, как стоящей на грани окончательного краха. Буржуазия продолжит сражаться насмерть за выживание своей системы, как прямыми экономическими средствами (например, эксплуатация неиспользованных ресурсов и потенциальных новых рынков, примером чего является китайский проект «Новый шелковый путь»), так и политическими, прежде всего через манипуляции с кредитом и обманом закона стоимости. Это означает, что между экономическими потрясениями с углубляющимися последствиями все еще могут быть фазы стабилизации.

21. Возвращение своего рода «неокейнсианства», инициированное огромными расходными обязательствами администрации Байдена и инициативами по повышению корпоративного налога, хотя они также мотивированы необходимостью сплотить буржуазное общество, а также столь же насущной необходимостью противостоять обострению империалистической напряженности – показывает готовность правящего класса экспериментировать с различными формами экономического управления, не в последнюю очередь потому, что недостатки неолиберальной политики, начатой в годы Тэтчер-Рейгана, были резко разоблачены под пристальным вниманием пандемического кризиса. Однако такие изменения политики не могут спасти мировую экономику от колебаний между двумя опасностями – инфляцией и дефляцией, новыми кредитными ограничениями и валютными кризисами, которые ведут к жестоким рецессиям.

22. Рабочий класс платит тяжелую дань кризису. Во-первых, потому что он наиболее непосредственно подвержен пандемии и является основной жертвой распространения инфекции, а во-вторых, потому что падение экономики наносит самые серьезные удары со времен Великой депрессии по всем аспектам условий жизни и труда, хотя не все сектора класса будут затронуты одинаково.

В 2020 году сокращение рабочих мест было в четыре раза больше, чем в 2009 году, но оно еще не выявило в полной мере масштабы предстоящего роста массовой безработицы. Хотя государственные субсидии, выдаваемые в некоторых странах частично безработным, призваны смягчить социальный шок (в США, например, в первый год пандемии средний доход наемных работников, согласно официальной статистике, вырос – впервые в истории капитализма во время рецессии), очень скоро исчезнут миллионы рабочих мест

Экспоненциальный рост прекарной занятости и общее снижение заработной платы приведут к гигантскому росту обнищания, от которого уже страдают многие рабочие. Число жертв голода в мире увеличилось в два раза, голод вновь появляется в западных странах. Для тех, кто сохранит работу, ухудшится трудовая нагрузка и ритм эксплуатации.

От усилий буржуазии по «нормализации» экономической ситуации рабочий класс не может ожидать ничего, кроме увольнений и сокращения заработной платы, дополнительного стресса и чувства тревоги, резкого усиления мер жесткой экономии на всех уровнях, как в образовании, так и в сфере здравоохранения и социальных пособий. Коротко говоря, мы увидим такое ухудшение условий жизни и труда, которого до сих пор не испытывало ни одно из поколений после Второй мировой войны.

23. С тех пор как капиталистический способ производства вступил в период упадка, необходимость борьбы с этим упадком с помощью государственных капиталистических мер постоянно возрастала. Однако тенденция к укреплению государственных капиталистических органов и форм есть не что иное, как усиление капитализма; напротив, они выражают возрастающие противоречия на экономической и политической арене. С ускорением социального распада после пандемии наблюдается резкое усиление мер государственного капитализма. Это не выражение усиления государственного контроля над обществом, а скорее выражение растущих трудностей в организации общества в целом и предотвращении его возрастающей тенденции к фрагментации.

Перспективы классовой борьбы

24. В начале 1990-х годов ИКТ осознало, что крах восточного блока и окончательное начало фазы социального распада создадут растущие трудности для пролетариата: отсутствие политической перспективы, неспособность справиться со своей политической и исторической перспективой, которая уже была центральным элементом трудностей классового движения в 1980-х годах, будет серьезно усугублена оглушительными кампаниями о смерти коммунизма; В связи с этим чувство классовой идентичности пролетариата в новый период будет серьезно ослаблено как атомизирующими и разъединяющими последствиями социального распада, так и сознательными усилиями господствующего класса усугубить эти последствия посредством идеологических кампаний («исчезновение рабочего класса») и «материальных» изменений (вызванный политикой глобализации слом традиционных центров классовой борьбы, перемещение производств в те регионы мира, где рабочий класс не имеет такого же исторического опыта и т.д).

25. ИКТ было склонно недооценивать глубину и продолжительность этого отступления в классовой борьбе, часто видя признаки того, что этот отток вот-вот будет преодолен и начнутся в относительно короткий период времени новые волны международной борьбы, как в период после 1968 года. В 2003 году, на основе новой борьбы во Франции, Австрии и других странах, ИКТ предсказало возрождение борьбы нового поколения пролетариев, на которых меньше повлияли антикоммунистические кампании и которые столкнутся с все более неопределенным будущим. В значительной степени эти прогнозы подтвердились событиями 2006-2007 гг., особенно борьбой против Закона о первом найме во Франции, и в 2010-2011 гг., в частности «Движением против жесткой экономии» в Испании. Эти движения продемонстрировали важные достижения на уровне солидарности поколений, самоорганизации посредством собраний, культуры дебатов, реальной озабоченности будущим, стоящим перед рабочим классом и человечеством в целом. В этом смысле они продемонстрировали потенциал для объединения экономических и политических аспектов классовой борьбы. Однако нам потребовалось много времени, чтобы понять те огромные трудности, с которыми столкнулось это новое поколение, «поднявшееся» в условиях социального распада, трудности, которые не дадут пролетариату в этот период обратить вспять спад, начавшийся после 1989 года.

26. Ключевым элементом этих трудностей было продолжающееся размывание классовой идентичности. Это уже было очевидно в борьбе 2010–2011 годов, особенно в движении в Испании: несмотря на важные успехи, достигнутые на уровне сознания и организации, большинство участников «Движения против жесткой экономии» считали себя «гражданами», а не частью класса, что делало их уязвимыми для демократических иллюзий, распространяемыми такими партиями, как Democratia Real Ya! («Реальная демократия сейчас же!» – будущая партия «Подемос»), а позже и к яду каталонского и испанского национализма. В течение следующих нескольких лет откат, последовавший за этими движениями, усугубился быстрым подъемом популизма, породившим новые расколы в международном рабочем классе — расколы, которые использовали национальные и этнические различия и подпитывались погромными настроениями правых популистов, а также политическими разногласиями между популизмом и антипопулизмом. Во всем мире нарастали гнев и недовольство, основанные на значительных материальных лишениях и обоснованных тревогах о будущем; но в отсутствие пролетарского ответа, большая часть этого недовольства была направлена ​​на межклассовые бунты, такие как «Желтые жилеты» во Франции, на кампании по отдельным вопросам на почве буржуазной политики, такие как климатические марши, на движения за демократию против диктатуры (Гонконг, Беларусь, Мьянма и т. д.) или в неразрывный клубок политики расовой и половой идентичности, которые служат для дальнейшего сокрытия критической проблемы пролетарской классовой идентичности как единственной основы для подлинного ответа на кризис капиталистического способа производства. Распространение этих движений — независимо от того, выглядят ли они как межклассовые восстания или как открыто буржуазные мобилизации — увеличило и без того значительные трудности не только для рабочего класса в целом, но и для самих левых коммунистов, для организаций, которые несут ответственность за определение и защиту классовой территории. Ярким примером этого была неспособность бордигистов и Интернационалистской коммунистической тенденции признать, что гнев, спровоцированный убийством полицией Джорджа Флойда в мае 2020 года, был немедленно перенаправлен в буржуазные русло. Но ИКТ также столкнулось с серьезными проблемами перед лицом этого зачастую обескураживающего множества движений, и в рамках своего критического обзора за последние 20 лет ему придется серьезно изучить характер и масштабы ошибок, которые оно допустило в этот период от «арабской весны» 2011 года, через так называемые протесты при свечах в Южной Корее, до этих более поздних восстаний и волнений.

27. В частности, пандемия создала значительные трудности для рабочего класса:

  • Большинство рабочих признает реальность этой болезни и реальную опасность массового скопления людей, что препятствует проведению общих собраний и рабочих демонстраций; пролетариату противостоит не только буржуазия, но также и в более непосредственном смысле вирус. В целом, ситуации, в которых природные катастрофы играют первостепенную роль, не способствуют развитию классовой борьбы. Негодование Вольтера против природы из-за лиссабонского землетрясения не получило распространения. В отличие от «социального землетрясения» массовой забастовки 1905 года в России, землетрясение 1906 г. в Сан-Франциско не более продвинуло дело пролетариата, чем землетрясение 1923-го в Токио;

  • Как всегда, буржуазия без колебаний использует последствия социального распада против рабочего класса. Хотя карантин был вызван, прежде всего, осознанием буржуазией, что у нее нет другого способа предотвратить распространение болезни, она, конечно, пользуется ситуацией, чтобы усилить атомизацию и эксплуатацию рабочего класса, в частности, через новую модель «удаленной работы». Этот новый шаг в атомизации рабочего населения стал источником растущих психических трудностей, особенно среди молодежи, вплоть до увеличения случаев самоубийства;

  • Точно так же правящий класс использовал условия пандемии для усиления системы массовой слежки и введения новых репрессивных законов, ограничивающих протесты и демонстрации, наряду с все более неприкрытым полицейским насилием против всех проявлений социального недовольства;

  • Массовый рост безработицы, вызванный изоляцией, в данной ситуации и в краткосрочной перспективе не станет фактором объединения борьбы трудящихся, а скорее будет способствовать дальнейшему усилению атомизации;

  • Несмотря на то, что изоляция вызвала большое социальное недовольство, когда оно открыто выражалось, как в Испании в феврале и Германии в апреле 2021 года, в подавляющем большинстве случаев это приняло форму протестов «за личную свободу», что является тупиком для рабочего класса;

  • В целом, период пандемии стал временем дальнейшего подъема «политики идентичности», в которой недовольство жизнью при нынешней системе дробится на водоворот конфликтующих идентичностей, основанных на расе, поле, культуре и т.д., и которые представляют собой серьезную угрозу для восстановления единственной идентичности, способной объединить и освободить все человечество: пролетарской классовой идентичности. Более того, за этим хаосом конкурирующих идентичностей, пронизывающих все население, скрывается конкуренция между различными буржуазными фракциями правых и левых, несущая с собой опасность втягивания рабочего класса в новые формы реакционных «культурных войн» и даже жестокой гражданской войны.

28. Несмотря на огромные проблемы, стоящие перед пролетариатом, мы отвергаем мысль о том, что класс уже потерпел поражение в мировом масштабе или находится на пороге такого поражения, сравнимого с поражением периода контрреволюции, от которого пролетариат, возможно, уже не сможет оправиться. Пролетариат, как эксплуатируемый класс, не может не пройти школу поражений, но основной вопрос состоит в том, не был ли пролетариат уже настолько подавлен безжалостным наступлением социального распада, что его революционный потенциал был эффективно подорван. Измерение такого поражения в фазе распада — гораздо более сложная задача, чем в период перед Второй мировой войной, когда пролетариат открыто выступил против капитализма и был разгромлен серией фронтальных поражений, или в период после 1968 года, когда главным препятствием на пути буржуазии к новой мировой войне было возрождение борьбы нового и не потерпевшего поражение поколения пролетариев. Как уже упоминалось, фаза распада действительно таит в себе опасность того, что пролетариат просто не сумеет ответить и будет в течение длительного времени перемалываться — скорее наступит «смерть от тысячи порезов», чем в результате лобового классового столкновения. Тем не менее, мы утверждаем, что имеется еще достаточно свидетельств того, что, несмотря на несомненный «прогресс» распада, несмотря на то, что время уже не на стороне рабочего класса, возможность глубокого пролетарского возрождения, ведущего к воссоединению экономического и политического аспектов классовой борьбы не исчезло, о чем свидетельствуют:

  • сохранение важных пролетарских движений, возникших в фазе распада (2006-2007, 2010-2011 и т.д.);

  • тот факт, что незадолго до пандемии мы видели несколько зачаточных и очень хрупких признаков возрождения классовой борьбы, особенно во Франции в 2019 году. И даже если эта динамика была тогда в значительной степени заблокирована пандемией и карантином, происходили рабочие протесты в ряде стран даже во время пандемии, особенно по вопросам охраны труда и техники безопасности;

  • небольшие, но важные признаки подземного созревания сознательности, проявляющиеся в попытках глобального осмысления провала капитализма и необходимости другого общества в некоторых движениях (в частности, Indignados в 2011 г.), а также в появлении молодых элементов, ищущих классовую позицию и обращающихся к наследию коммунистических левых;

  • Что еще более важно, ситуация, с которой столкнулся рабочий класс, отличается от той, что была после краха восточного блока и начала фазы распада в 1989 году. В то время можно было представить эти события как доказательство смерти коммунизма, победы капитализма и начала светлого будущего для человечества. Тридцать лет социального распада серьезно подорвали этот идеологический обман о светлом будущем, а пандемия, в частности, обнажила безответственность и халатность всех капиталистических правительств и реальность общества, раздираемого глубокими экономическими противоречиями, где мы отнюдь не «в одной лодке». Напротив, пандемия и изоляция выявили положение рабочего класса как главной жертвы кризиса здравоохранения, и как источника всего «основного» труда и всего материального производства, в частности, предметов первой необходимости. Это может быть одной из основ для будущего восстановления классовой идентичности. И, наряду с растущим пониманием того, что капитализм является полностью устаревшим способом производства, это уже стало одним из элементов появления политизированных меньшинств, мотивацией которых было, прежде всего, понять драматическую ситуацию, в которой оказалось человечество;

  • Наконец, на более широком историческом уровне процесс социального распада не устранил ассоциированный характер труда при капитализме. Это остается таковым, несмотря на социальную атомизацию, порожденную распадом, несмотря на преднамеренные попытки фрагментировать рабочую силу с помощью таких уловок, как «гиг-экономика», несмотря на идеологические кампании, направленные на то, чтобы представить более образованные слои пролетариата как «средний класс». Капитал мобилизует все больше и больше рабочих во всем мире, процесс пролетаризации и, следовательно, эксплуатации живого труда не ослабевает. Рабочий класс сегодня всё больше и больше взаимосвязан, чем когда-либо, но с прогрессом распада усиливается социальная атомизация и изоляция. Это выражается также в том, что рабочему классу трудно осознать свою собственную классовую идентичность. Только через борьбу рабочего класса на своей собственной классовой территории он способен создать свою «ассоциированную» власть, выражающую предвосхищение ассоциированного труда коммунизма. Рабочие объединены капиталом в производственный процесс, где объединение труда осуществляется по принуждению, но революционный характер пролетариата означает диалектическое перевертывание этих условий в коллективной борьбе. Эксплуатация общего труда превращается в борьбу против эксплуатации и за высвобождение общественного характера труда, за общество, умеющее сознательно использовать все возможности ассоциированного труда.

Таким образом, оборонительная борьба рабочего класса содержит в себе семена качественно более высоких общественных отношений, которые являются конечной целью классовой борьбы, — то, что Маркс называл свободно ассоциированными производителями. Через объединение, через соединение всех своих составных частей, способностей и опыта пролетариат может стать сильным, может стать все более сознательным и сплоченным борцом и предвестником освобожденного человечества.

29. Несмотря на тенденцию процесса распада воздействовать на экономический кризис, он продолжает оставаться «союзником пролетариата» на этой фазе. Как говорится в Тезисах о социальном распаде:

«Необратимое усугубление кризиса капитализма служит важнейшим стимулятором классовой борьбы и роста сознательности трудящихся, условием их успешного сопротивления отравляющему воздействию социального гниения – и именно этот фактор должен в конечном итоге определить исход сложившейся в мире ситуации. Хотя обособленно ведущаяся в разных сферах борьба с проявлениями распада не создает основы для классового объединения, фундамент, необходимый для роста сил и укрепления единства рабочего класса, складывается в другой области – в борьбе против непосредственных результатов кризиса. Тому есть следующие причины:

  • в то время как последствия распада в общем одинаково затрагивают различные социальные слои и создают плодородную почву для разного рода внеклассовых кампаний и мистификаций (экологизм, антиядерные и антирасистские движения и т. п.), прямо порождаемые кризисом экономические удары по пролетариату (снижение реальной зарплаты, увольнения, попытки взвинтить производительность и т. д.) обрушиваются именно на тот класс, который производит прибавочную стоимость и непосредственно противостоит капиталу;

  • в отличие от социального распада, затрагивающего в основном надстройку, экономический кризис подрывает сам фундамент, который лежит в основе этой надстройки, обнажая варварские черты системы и тем самым помогая пролетариату осознать необходимость радикального преобразования общества в целом, а не только отдельных его аспектов» (17-ый тезис).

30. Следовательно, мы должны отвергнуть любую тенденцию преуменьшать значение «оборонительной», экономической борьбы класса, что является типичным выражением модернистского взгляда, который рассматривает класс только как эксплуатируемую категорию, а не в равной степени как историческую, революционную силу. Верно, конечно, что одна только экономическая борьба не может сдержать волны разложения: как сказано в «Тезисах о распаде», «Борьбы трудящихся с последствиями кризиса отныне недостаточно – устранить воплощенную в распаде угрозу способна лишь коммунистическая революция». Но было бы глубокой ошибкой упускать из виду постоянное, диалектическое взаимодействие между экономическими и политическими аспектами борьбы, как это подчеркивала Роза Люксембург в работе о массовой забастовке 1905 года; и снова, в разгар немецкой революции 1918-1919 годов, когда «политическое» измерение было открыто, она настаивала на том, что пролетариату по-прежнему необходимо развивать свою экономическую борьбу как единственную основу для организации и объединения себя как класса. Именно сочетание новой оборонительной борьбы на классовой основе, наталкивающейся на объективные пределы распадающегося буржуазного общества и подкрепляемой вмешательством революционного меньшинства, позволит рабочему классу восстановить собственную революционную перспективу, перейти к полностью пролетарской политизации, которая вооружит его, чтобы вывести человечество из кошмара разлагающегося капитализма

31. В начальный период повторное открытие классовой идентичности и классовой борьбы станет формой сопротивления против разлагающего воздействия капиталистического распада – оплотом против дальнейшей фрагментации и разобщения рабочего класса. Без развития классовой борьбы такие явления, как разрушение окружающей среды и распространение военного хаоса, усиливают чувство бессилия и приводят к ложным решениям, таким как экологизм и пацифизм. Но на более развитом этапе борьбы, в условиях революционной ситуации, реальность этих угроз выживанию человечества может стать фактором понимания того, что капитализм действительно достиг конечной фазы своего упадка и что революция – единственный выход. В частности, милитаристские побуждения капитализма, особенно когда они прямо или косвенно связаны с великими державами, могут стать важным фактором политизации классовой борьбы, поскольку они несут с собой как конкретное усиление эксплуатации и физической опасности, так и дальнейшее подтверждение того, что общество стоит перед судьбоносным выбором между социализмом и варварством. Из факторов демобилизации и отчаяния, эти угрозы могут трансформироваться в укрепление решимости пролетариата покончить с данной умирающей системой.

«Наступающий период ставит перед пролетариатом задачу сопротивления пагубному влиянию распада на его собственные ряды – при опоре исключительно на собственные силы и способность вести коллективную, солидарную борьбу в защиту своих интересов, интересов эксплуатируемого класса (революционная пропаганда, со своей стороны, должна постоянно указывать на опасности, связанные с социальным распадом). И только на этапе революционного подъема, пролетарского наступления, своей непосредственной и открытой борьбы за ясно очерченную историческую цель, рабочий класс сможет извлечь выгоду из некоторых результатов распада – в частности, из разложения буржуазной идеологии и дезорганизации сил капиталистической власти, – использовав эти явления в борьбе против системы» (Распад: последняя стадия упадка капитализма).