Зачем переводить сегодня текст об этике? Уже более двух лет в ИКТ ведется внутренняя дискуссия о пролетарской морали и этике на основе установочного текста, который мы публикуем ниже с незначительными сокращениями. Мы решили провести такое обсуждение главным образом потому, что во время кризиса в 2001 году наша организация столкнулась с особенно деструктивным поведением своих членов, совершенно чуждым классу-носителю коммунистических тенденций. Это проявлялось в хулиганских методах, использованных некоторыми элементами, которые образовали затем так называемую «внутреннюю фракцию» ИКТ (ВФ ИКТ)1: воровство, шантаж, кампании клеветы, стукачество, оскорбления и угрозы убийства в адрес наших товарищей. Столкнувшись с конкретной и крайне важной проблемой, представлявшей угрозу для пролетарских политических кругов, мы осознали необходимость подготовить организацию к тому, чтобы она могла дать ответ на вопрос, во все времена встававший перед рабочим движением с самого его возникновения, – вопрос о пролетарской морали. Но до сих пор ИКТ еще не случалось проводить углубленный анализ проблемы морали и этики пролетариата. Чтобы понять происхождение, цели и особенности этики рабочего класса, нам пришлось изучить эволюцию морали в истории человечества, а также теоретические разработки марксизма, связанные с передовыми достижениями человеческой цивилизации, особенно в области науки и философии. Данный установочный текст мыслился не в качестве некой завершенной теории, а призван был указать ряд направлений для размышления, который позволил бы организации углубить понимание некоторых фундаментальных проблем (таких, как происхождение и характер морали в истории человечества, различие между пролетарской и буржуазной моралью, перерождение понятий о нравственности и этике в период упадка капитализма и пр.). Пока дискуссия внутри нашей организации не завершилась, мы публикуем здесь лишь выдержки из установочного текста, которые представляются нам наиболее доступными пониманию стороннего читателя. Поскольку речь идет о документе, где порою максимально сжато излагаются достаточно сложные теоретические проблемы, он, возможно, местами окажется труден для восприятия. Однако, поскольку ряд моментов в ходе дискуссии оказался прояснен, мы посчитали, что будет небесполезно ознакомить читателей со стороны с отрывками из нашего установочного текста, дабы анализ, начатый ИКТ, мог быть продолжен во всем рабочем классе и пролетарских политических кругах.

С самого начала в ИКТ важнейшую роль играл вопрос о поведении активистов в ходе политической деятельности, то есть пролетарской морали. Наше представление о ней нашло конкретное воплощение в уставе ИКТ, принятом в 1982 году2.

Мы всегда подчеркивали, что устав ИКТ – это не просто перечень правил, определяющий, что позволено, а что нет, а некий ориентир для нас в нашей деятельности, включающий целостную совокупность моральных ценностей (особенно в том, что касается отношений активистов между собой и со всей организацией). Вот почему мы требуем от всех, кто хочет вступить в ИКТ, полного согласия с этими ценностями. Устав – составная часть нашей платформы и определяет не только то, кто может стать членом организации и на каких условиях. В нем говорится о смысле деятельности всех активистов ИКТ и каждого в отдельности.

О значении, которое мы всегда придавали этим принципам, свидетельствует то, что мы неизменно отстаивали их, даже идя на риск организационных кризисов. Таким образом, ИКТ сознательно и непоколебимо следовала традициям борьбы, которую вели Маркс и Энгельс в I Интернационале, большевики и итальянская фракция левых коммунистов. Вот почему мы сумели преодолеть целый ряд кризисов и сохранить основные принципы морали и этики рабочего класса.

Однако отстаивало их ИКТ, как правило, в связи с другими позициями, а не сами по себе, скорее, следовало им эмпирически, нежели пыталось теоретически обобщить. Когда в конце 1960-х гг. новое поколение революционеров поставило под сомнение всякое понятие о морали, которая рассматривалась как нечто исключительно реакционное, мы уделяли больше внимания тому, чтобы поведение товарищей оставалось пролетарским, и не стремились вести общие дискуссии на эту тему, поскольку момент для них еще не назрел.

ИКТ подходило подобным образом не только к вопросу о пролетарской морали. В первые годы существования нашей организации мы придерживались аналогичного подхода в отношении таких тем, как необходимость централизации, пути участия революционеров в борьбе рабочего класса, руководящая роль организации в развитии классовой сознательности, необходимость борьбы с демократизмом и актуальность противодействия оппортунизму и центризму.

Широкие дискуссии, которые мы вели, а также пережитые нами кризисы показали, что организации всегда удавалось не только повышать уровень своей теоретической подготовки, но и вносить ясность в темы, недостаточно освещенные в процессе обсуждения. Таким образом, ИКТ, сталкиваясь с организационными проблемами, неизменно оставалась на высоте, поскольку могла расширять и углублять их теоретическое осмысление.

ИКТ уже подвергло анализу недавние кризисы, а также опасность, связанную с утратой рабочим классом своих завоеваний, которая является одним из проявлений вступления капитализма в свою новую, конечную стадию – стадию распада. В этом смысле для пролетариата в целом совершенно необходимо внести ясность в ключевой вопрос о пролетарской морали.

«Мораль – это результат исторического развития, продукт эволюции. Мораль берет свое начало в социальных инстинктах человеческого рода, в материальной потребности в общественной жизни. Поскольку идеалы социал-демократии целиком связаны с новым, лучшим общественным устройством, они в силу этого должны быть нравственными»3.

Проблема распада и утрата веры в пролетариат и человечество

Из-за неспособности двух основных общественных классов (пролетариата и буржуазии) утвердить собственный путь разрешения кризиса капиталистической экономики, капитализм вступил в конечную стадию распада, который затронул не только ценности общества, но и его самое.

Сегодня, когда господствует принцип «каждый за себя», рвется ткань общественных связей, а нравственные ценности разъедает точно ржавчиной, – организация революционеров и вообще новое поколение молодых активистов не сможет свергнуть капитализм, не разрешив ряд морально-этических проблем. Не только сознательное развитие рабочей борьбы, но и теоретические споры по этим вопросам, осмысление работы, уже проделанной в этой области марксистским движением, стали жизненно важным делом для всего человечества. Они необходимы для того, чтобы пролетариат не только мог противостоять проявлениям распада капитализма и окружающей аморальности, но и вновь обрел веру в собственное будущее, будущее всего человечества.

Особая форма, которую приняла контрреволюция в СССР – сталинизм, позиционировавший себя как продолжателя, а не могильщика Октябрьской революции 1917 года, – уже подорвала веру в пролетариат и предлагаемую им коммунистическую альтернативу. Несмотря на завершение контрреволюционного периода в 1968 году, крах сталинистских режимов в 1989-м (который знаменовал собой вступление капитализма в историческую стадию распада) вторично пошатнул уверенность пролетариата в своих силах как освободителя всего человечества.

Ослабление веры рабочего класса в себя, недостаточное осознание им своей классовой идентичности и революционной перспективы, вызванное буржуазными пропагандистскими кампаниями на тему «банкротства коммунизма», изменила условия постановки проблемы этики. На самом деле бедствия, постигшие рабочий класс (в частности, ослабление его сознательности после краха Восточного блока и сталинистских режимов), подорвали его веру не только в коммунистическое будущее, но и в человечество вообще.

В период развития капитализма и особенно первого революционного подъема 1917-1923 гг. утверждение о том, что проблемы современного общества объясняются в основном «дурной» натурой человека, вызывало лишь пренебрежение у сознательных рабочих. Сегодня же, наоборот, идеология, согласно которой общество не способно стать лучше и развить высшие формы человеческой солидарности, – сделалась как бы данностью нынешнего исторического периода. Глубоко коренящиеся сомнения в нравственных качествах человеческого рода присущи ныне не только правящим и средним классам, они угрожают и самому пролетариату, включая его революционные меньшинства. Это неверие в возможность строительства общими усилиями подлинной человеческой общности вызвано не только пропагандистскими усилиями правящего класса. Само историческое развитие обусловило всеобщий кризис веры в будущее человечества.

Наш период отмечен:

- крайним пессимизмом в отношении «человеческой природы»;

- скептическим (и даже циничным) взглядом на необходимость и даже возможность каких бы то ни было нравственных ценностей;

- недооценкой или вообще отрицанием значимости этических проблем.

Подобные широко распространенные мнения подтверждают суждение английского философа Томаса Гоббса (1588-1679) о том, что человек человеку волк. Согласно такому представлению, человек является по сути своей разрушителем, хищником, эгоистом, неисправимо иррациональным, и его общественное поведение хуже, чем у большинства животных. Так, мелкобуржуазные экологисты считают культурное развитие «заблуждением» или «тупиком». Само человечество рассматривается как раковая опухоль планеты, над которой природа должна восторжествовать, и чем скорее, тем лучше.

Понятно, что подобные теории возникли еще до распада капитализма, но он вдохнул в них новую жизнь.

За истекшие столетия всеобщее распространение товарного производства при господстве капитализма постепенно разрушало солидарные связи, скреплявшие человеческое общество, и ныне они могут навсегда стереться из коллективной памяти.

Стадия упадка каждой из общественных формаций, начиная с первобытного коммунизма, всегда характеризовалась размыванием утвердившихся в обществе нравственных ценностей и утратой веры в будущее, поскольку историческая альтернатива еще не начинала утверждать себя.

Но упадок капитализма отличают беспрецедентные в истории варварство и бесчеловечность. Действительно трудно после Освенцима и Хиросимы, геноцида и массовых разрушений сохранить веру в возможность усиления в обществе нравственных начал.

Капитализм нарушил и то хрупкое равновесие, которое поддерживалось прежде между человеком и природой, подорвав тем самым долгосрочные основы сохранения человеческого рода.

К этим особенностям исторического развития капитализма мы должны добавить накопление последствий прогресса в классовом обществе: нравственное и социальное развитие отстает от технологического.

«Естественные науки справедливо считаются тем полигоном, где человеческая мысль, одержав целый ряд побед, сумела добиться впечатляющего развития… Совершенно обратная картина наблюдается в обширной сфере действия и человеческих отношений, где использование технических средств не имеет непосредственного значения, они проявляют себя опосредованно, как бы незаметно для глаза. Здесь мысль и действие в большей степени обусловлены страстью и побуждениями, желанием и хотением, традицией и верованием; и никакая логика и методология не способна обеспечить точное знание. (…) Столь яркий контраст совершенства с одной стороны и несовершенства с другой означает, что человек контролирует силы природы или уже близок к этому, но еще не контролирует собственные силы воли и страстей. Здесь он топчется на месте, а может, даже отступает, ибо не способен контролировать собственную «природу» (Тилни). Ясно, что по этой причине общество пока сильно отстает от науки. Потенциально человек – хозяин природы. Но над своей собственной природой он еще не властен»4.

Причины сомнений в необходимости пролетарской морали после 1968 года

После 1968 года развитие рабочей борьбы как бы служило противовесом растущему в капиталистическом обществе скептицизму. Но при этом недостаточно глубокое понимание марксизма привело к распространению у нового поколения революционеров мнения о том, что в социалистической теории нет места морали и этике. Подобная ситуация стала прежде всего результатом отсутствия органической преемственности с революционным подъемом 1917-1923 гг. по причине длительного периода контрреволюции. Прежде этические ценности рабочего движения являлись частью традиции, передававшейся из поколения в поколение. Они усваивались тем легче, что являлись частью действенной, организованной, коллективной практики. Контрреволюция смела эту традицию, как и почти всех ее носителей – революционные меньшинства.

Это искажение пролетарской этики, в свою очередь, усилило впечатление, что мораль по самой природе своей является реакционным изобретением правящих и эксплуататорских классов. История ясно демонстрирует, что во всех классовых обществах господствующая мораль всегда была моралью правящего класса. Причем до такой степени, что массы почти стали отождествлять мораль с государством и религией. Представления о морали в обществе использовались эксплуататорами, государством и церковью, чтобы упрочить и сакрализировать статус кво, то есть порабощение угнетенных классов. «Морализм», при помощи которого правящие классы всегда стремились сломить сопротивление трудящихся классов, вызывая у них чувство вины, является одним из бичей человечества. А также одним из самых утонченных и эффективных орудий доминирующих социальных групп, обеспечивающим их господство.

Марксизм всегда боролся против морали правящих классов, равно как против обывательского морализма мелкой буржуазии. В ответ на лицемерное морализаторство защитников капитализма марксизм, в частности, всегда подчеркивал, что критика политической экономии должна основываться на научных знаниях, а не на этических суждениях.

Но искажение сталинизмом пролетарской морали – не повод отказаться от самого этого понятия (точно так же пролетариат не должен отвергать концепцию коммунизма под тем предлогом, что ее присвоила и извратила контрреволюция в СССР). Марксизм показал, что история человеческой морали – это не только история морали правящего класса; угнетенные классы имеют свои собственные этические ценности, которые сыграли революционную роль в развитии человечества. Он продемонстрировал, что мораль – не производная эксплуатации, государства и религии, что будущее – если оно возможно – за той моралью, которая отрицает эксплуатацию, государство и религию.

«Люди постепенно привыкнут к соблюдению элементарных, веками известных, тысячелетиями повторявшихся во всех прописях, правил общежития, к соблюдению их без насилия, без принуждения, без подчинения, без особого аппарата для принуждения, который называется государством»5.

Марксизм доказал, что пролетариат – единственный класс в истории, который может, сбросив оковы отчуждения, развив свое сознание, укрепив единство и солидарность, освободить мораль, а значит, человечество, от лицемерного морализаторства, вызывающего чувство вины, жажду мести и искупления.

Кроме того, очистив критику политической экономии от мелкобуржуазного морализма, марксизм сумел научно доказать важность моральных критериев для классовой борьбы пролетариата. Например, обнаружил, что определение стоимости рабочей силы, в отличие от всех остальных товаров, включает в себя моральную составляющую: мужество, решимость, солидарность и достоинство эксплуатируемых.

Неприятие концепции пролетарской морали свидетельствует также о давлении мелкобуржуазной идеологии, в значительной мере отмеченной демократизмом. В нем находит проявление недовольство мелких буржуа принципами поведения в обществе, которые, как всякий принцип, ограничивают «личную свободу». Проникновение в современное рабочее движение идеологии этого исторически несостоятельного класса является слабостью поколения мая 1968-го.

Характер морали

Мораль необходима, ибо указывает, как вести себя в мире человеческой цивилизации. Она позволяет определить некие принципы, общие правила жизни в обществе. Солидарность, сочувствие, благородство, поддержка нуждающихся, честность, дружеское, доброжелательное отношение к другим, скромность, солидарность разных поколений – вот сокровища, являющиеся моральным наследием всего человечества. Без этих качеств жизнь в обществе невозможна. Вот почему люди всегда ценили их, а равнодушие к другим, грубость, жадность, зависть, надменность и тщеславие, непорядочность и лживость во все времена вызывали неодобрение и возмущение.

Мораль как таковая служит тому, чтобы способствовать социальным побуждениям в противовес антисоциальным, в интересах сохранения человеческой общности. Она помогает направить энергию людей на благо всех. И возможность осуществления этого на практике зависит от способа производства, соотношения общественных сил и пр.

При каждом общественном устройстве устанавливаются определенные нормы поведения и его оценки, которые вырабатываются на основе непосредственной практики и соответствуют сложившемуся образу жизни. Данный процесс является составной частью того, что Маркс в «Капитале» назвал относительным освобождением от произвола и воли случая путем установления порядка.

Мораль носит императивный характер. Это – приобщение к жизни общества посредством суждений о том, что «хорошо» и что «плохо», приемлемо или недопустимо. В подобном подходе к действительности задействованы такие психологические механизмы, как совесть и чувство ответственности. Они не только влияют на принятие решений и поведение вообще, но нередко определяют их. Требования морали помогают понять, что такое общественная жизнь, сознание воспринимает их на эмоциональном уровне. Как и всякий способ постижения и преобразования действительности, она носит коллективный характер. Через воображение, интуицию и оценку она позволяет человеку приобщиться к интеллектуальному и эмоциональному миру других. Таким образом, она является источником человеческой солидарности и взаимно обогащает духовное развитие людей. Она не может развиваться без социального взаимодействия, без передачи накопленных достижений и опыта от личности к обществу и обратно, от поколения к поколению.

Одна из особенностей морали заключается в том, что она способствует пониманию действительности не только как она есть, но и какой она должна быть. И носит скорее телеологический, нежели причинный характер. Этот дуализм действительного и должного делает мораль действенным фактором общественной жизни.

Марксизм никогда не отрицал важность влияния факторов, не носящих научный и теоретический характер, на развитие человечества. Напротив, он неизменно подчеркивал их необходимость и даже относительную независимость. Вот почему он сумел проанализировать их роль в истории и их взаимовлияние.

Как в первобытном, так и в классовом обществе мораль развивалась стихийно. Еще до того, как моральные ценности были осмыслены и систематизированы, существовало понятие типов поведения и отношения к ним. В каждом общественном устройстве, у каждого класса, социальной и даже профессиональной группы (как подчеркивал Энгельс) имеются собственные правила поведения, находящие выражение, в частности, в кодексах профессиональной этики. Как отметил Гегель, ряд поступков субъекта и есть сам субъект. Мораль – это нечто гораздо большее, чем совокупность правил и традиций поведения. Именно она в значительной мере окрашивает человеческие отношения в каждом данном обществе.

Она отражает и одновременно влияет на то, как человек видит себя самого, как он понимает других, их духовный мир. Мораль основывается на сопережевании, способности, свойственной только человеку. Именно в этой связи Маркс заявлял: «Ничто человеческое мне не чуждо».

Моральные оценки необходимы не только для разрешения повседневных проблем, они являются составной частью разумной, сознательной деятельности, направленной на достижение определенной цели. Они помогают принять решение не только отдельным личностям, но и накладывают свой отпечаток на все общество, на целые исторические эпохи.

Хотя инстинкт, интуиция и бессознательное являются основными аспектами человеческой психики, с развитием человечества роль сознания значительно возросла. Проблемы морали пронизывают все человеческое существование. На нее оказывают влияние социальные потребности, а также образ мыслей в обществе, той или иной его группе. Она ведет к осознанию ценности человеческой жизни, отношений между личностью и обществом, собственного места в мире, своей ответственности перед сообществом людей. И осознание это не чисто умозрительное, оно находит выражение в социальном поведении. Этические принципы, которыми человек руководствуется, оказывают влияние на его поступки, оценки, мотивацию, на смысл его жизни.

Хотя развитие вселенной не имеет перед собой никакой заранее установленной цели, человечество – это такая часть природы, которая ставит перед собой цели и борется за их осуществление.

В работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельс показал, что мораль коренится в социально-экономических отношениях и классовых интересах. Но одновременно он продемонстрировал ее роль не только в регулировании воспроизводства существующих социальных структур, но и в возникновении новых общественных отношений. Мораль может либо замедлять, либо ускорять исторический прогресс. Она, порою прежде философии и науки, отражает изменения, подспудно происходящие в недрах общества.

Хотя мораль в каждом обществе носит классовый характер, мы не должны упускать из виду, что в ней находят отражение положительные человеческие качества, которые способствуют сохранению человеческой общности на каждой стадии его развития. Как показал Энгельс в «Анти-Дюринге», пролетарская мораль содержит больше элементов, представляющих ценность для всего человечества, чем мораль других общественных классов, ибо ей, а не буржуазной, принадлежит будущее. Энгельс прав, признавая, что в истории происходит нравственный прогресс. Человеческое общество совместными усилиями обогащает свой духовный опыт, передает его от поколения к поколению, чтобы улучшить свою жизнь, в том числе и путем классовой борьбы. Хотя нравственное развитие человека не линейно, прогресс в этой области можно оценить по его способности разрешать встающие перед ним все более сложные проблемы. Здесь раскрывается огромный потенциал обогащения внутреннего и социального мира человека, что, как подчеркивал Троцкий, является одним из важнейших критериев прогресса.

Еще одной важнейшей особенностью морали является то, что, выражая потребности общества в целом, она неотделима от жизни каждой личности, ее сознания и внутреннего мира. Недооценка субъективного фактора неизбежно ведет к отвлеченности и пассивности. Именно глубинное понимание человеком нравственных ценностей отличает его, среди прочего, от животных и дает ему силы на общественные преобразования. Осознание несовершенства общества заставляет возмущаться совесть, и это связывает человеческие чувства с динамикой социального прогресса. В процессе нравственного взросления человек обретает способность противостоять предрассудкам и фанатизму, более сознательно и творчески реагировать на моральные конфликты.

Необходимо также подчеркнуть, что, хотя биологическая основа морали коренится в социальных инстинктах, ее эволюция неотделима от развития человеческой культуры. Человеческий род выделился из царства животных не только из-за развития мышления, но и благодаря обучению и усложнению эмоций. Таким образом, Толстой был прав, подчеркивая роль искусства в широком смысле в прогрессе человечества наряду с наукой:

«Как благодаря способности человека понимать мысли, выраженные словами, всякий человек может узнать все то, что в области мысли сделало для него все человечество, может в настоящем, благодаря способности понимать чужие мысли, стать участником деятельности других людей, и сам, благодаря этой способности, может передать усвоенные от других и свои, возникшие в нем, мысли современникам и потомкам; так точно и благодаря способности человека заражаться посредством искусства чувствами других людей ему делается доступно в области чувства все то, что пережило до него человечество, делаются доступны чувства, испытываемые современниками, чувства, пережитые другими людьми тысячи лет тому назад, и делается возможной передача своих чувств другим людям.

Не будь у людей способности воспринимать все те переданные словами мысли, которые были передуманы прежде жившими людьми, и передавать другим свои мысли, люди были бы подобны зверям или Каспару Гаузеру.

Не будь другой способности человека – заражаться искусством, люди едва ли бы не были еще более дикими и, главное, разрозненными и враждебными»6.

Этика до марксизма

Этика – это философское учение о морали, ставящее задачей осмысление ее роли и ее усовершенствования. Хотя этика – теоретическая дисциплина, цель ее всегда была практической. Она представляет ценность лишь постольку, поскольку способствует улучшению человеческого поведения в реальных жизненных обстоятельствах. Она возникала и развивалась как философское учение не только по историческим причинам, но и потому, что мораль представляет собой не некий конкретный предмет, а совокупность отношений, охватывающих всю жизнь человека и его сознание. Начиная с классической греческой философии до Спинозы и Канта этика всегда представала как извечный вызов, брошенный величайшим умам человечества.

Несмотря на множество подходов и объяснений, соответствующих различным типам общества, для этики, особенно после Сократа, неизменно была характера некая общая цель – ответ на вопрос, как человек может добиться счастья для всех людей. Этика всегда являлась орудием борьбы, в частности, классовой. Столкновение с болезнью и смертью, конфликтом интересов и душевными страданиями зачастую побуждало к изучению этики. Но в то время как мораль, пусть рудиментарная, являлась весьма древним условием существования человеческого общества (а она существовала еще при первобытном строе), этика – феномен сравнительно недавний и возникла с разделением общества на классы. Потребность сознательно направлять поведение людей представляет собой естественный результат общественной жизни, все более усложнявшейся после возникновения социальных классов. В первобытном обществе смысл человеческой жизни и солидарность между людьми были непосредственно продиктованы тяжкими лишениями. Свободы личного выбора еще не существовало. Только в контексте растущего противоречия между частной и общественной жизнью, между потребностями личности и общества возникло и развилось теоретическое осмысление поведения людей и его принципов. Это осмысление неотделимо от появления критического отношения к обществу, сознательного и обдуманного стремления изменить его. Таким образом, распад первобытной общины и возникновение классового общества стали необходимым условием для появления этики и философии вообще. Решающую роль здесь сыграло развитие товарного производства, в частности, в Древней Греции. Не только возникновение, но и эволюция этики обуславливались в первую очередь развитием производительных сил – экономических, материальных основ общества.

В классовых обществах требования морали и обычаи менялись, поскольку каждый общественно-экономический строй вырабатывал ту систему моральных норм, которая отвечала бы его потребностям. Когда мораль, утвержденная правящим классом, вступала в противоречие с историческим развитием, она превращалась в источник ужасных страданий, нуждалась ради своего сохранения в использовании все большего физического и психологического насилия, что вело к общей потере ориентиров, латентному лицемерию, самобичеванию, особенно в среде эксплуатируемых классов. Периоды упадка общественных формаций создавали особенные трудности для этики, и она стремилась сформулировать новые принципы, которые были бы восприняты массами и готовили бы их к новому общественному устройству.

Однако развитие этики вовсе не является механическим, пассивным отражением изменений, происходящих в экономическом базисе общества. Она обладает собственной внутренней динамикой, как показала эволюция раннего материализма греческих философов, чей вклад в этику до сих пор принадлежит к бесценному теоретическому наследию человечества. Эта внутренняя динамика раскрывается в отношении к ее основному предмету – стремлению к всеобщему счастью. Еще Гераклит сформулировал центральную проблему этики: отношения между личностью и обществом, между тем, что каждый человек делает и что он должен делать в общих интересах. Но эта «натурфилософия» была неспособна дать материалистическое объяснение происхождению морали и совести. Более того, ее односторонний упор на причинность в ущерб «телеологической» стороне человеческого бытия (разумной деятельности ради достижения сознательно поставленной цели) не позволял ей удовлетворительно ответить на вопросы этики, имевшие важнейшее значение для будущего человечества (такие, как отношение человека к конечности своего существования, к собственной смерти и смерти себе подобных, особенно в войнах и других губительных конфликтах).

Таким образом, не только объективный процесс общественного развития, но и отсутствие ответа на поставленные вопросы морали проложили путь к философскому идеализму. Он возник одновременно с новым религиозным течением, монотеизмом, основанным на вере в единого Бога, спасителя человечества, который один только может даровать счастье в небесном раю. Появление идеалистической морали основывалось уже не на объяснении природы, а на попытке исследовать духовную жизнь. Ей не удалось полностью освободиться от анимистских верований первобытного общества, что нашло выражение в представлении о двойственности человека, наличии в нем духовной (нравственной) и материальной (телесной) сторон, что делало его полуангелом- полуживотным.

Моральный идеализм был поставлен под сомнение лишь с появлением в Западной Европе революционного материализма находившейся на подъеме буржуазии. Это учение объявляло, что естественные побуждения человека несут в себе искру добра, а ответственность за всякое зло возлагалась на прежний социальный строй. Из этой школы мысли вышли не только теории, взятые на вооружение буржуазной революцией, но и утопический социализм (Фурье, Оуэн и «утилитаристская» система Бентама).

Но и материализм революционной буржуазии оказался неспособен раскрыть происхождение морали. Ее нельзя объяснить через природу, поскольку человеческая природа уже содержит мораль. Тем более эта революционная теория не могла выявить свое собственное происхождение. Если человек при рождении представляет собой tabula rasa (чистый лист), как провозглашает буржуазный материализм, если его природа как существа общественного определяется лишь воздействием существующего общества, то тогда откуда берутся революционные идеи, чем вызвано возмущение происходящим – необходимое условие для стремления к новому, лучшему обществу? Большой заслугой буржуазного материализма являлась его борьба с пессимизмом и идеализмом (который отрицал всякую возможность нравственного развития в человеческом мире). Однако, несмотря на свой как будто безграничный оптимизм, этот излишне механистический и метафизический материализм являлся слишком непрочной основой для подлинной веры в человечество. В конечном счете, согласно подобным представлениям о мире, нашедшим воплощение в философии Просвещения, единственным источником морального совершенствования человеческого рода должен предстать новый, «просвещенный» человек.

Тот факт, что буржуазный материализм не смог объяснить происхождение морали, способствовал возврату Канта к моральному идеализму в попытке объяснить феномен совести. Объявив «нравственный закон внутри нас» «вещью в себе», существующей априорно, вне времени и пространства, Кант фактически провозгласил, что познать происхождение морали нам не дано.

Таким образом, несмотря не весь этот неоценимый вклад в историю человечества, который до сих пор еще представляет собой разрозненные детали мозаики, лишь пролетариат, вооруженный марксистской теорией, сможет дать последовательный и удовлетворительный ответ на вопрос о происхождении морали.

Марксизм и происхождение морали

Согласно марксизму, происхождение морали коренится в исключительно социальной, коллективной природе человека. Мораль является продуктом не только глубоких общественных инстинктов, она связана с коллективным, совместным, запланированным характером труда, который требует все более усложняющегося производственного аппарата. Основа, сущность морали – это признание необходимости солидарности перед лицом биологической уязвимости человека. Именно солидарность (которую, впрочем, убедительно подтвердили недавние научные открытия, особенно в области антропологии и палеонтологии) представляет собой общий знаменатель всего, что было положительного и устойчивого в истории морали. Солидарность как таковая является эталоном прогресса и присуща человеческому обществу во все времена, несмотря на превратности и откаты исторического развития.

История показывает, что шансы на выживание у человека тем выше, чем более едино и сплоченно общество, чем гармоничнее отношения между его составными частями. Но развитие морали на протяжении веков – не только вопрос выживания человеческого рода. Оно обуславливает возникновение все более сложных и завершенных форм коллектива, которые, в свою очередь, обеспечивают развитие потенциала человека и общества. Люди могут раскрыть свои человеческие качества лишь во взаимодействии с другими. Поиск коллективных интересов на практике способствует нравственному прогрессу членов общества. Чем теснее жизнь связана с обществом, тем она богаче.

Один лишь пролетариат способен дать ответ на вопрос о происхождении и сущности морали, поскольку ключом для понимания ее истории служит перспектива строительства единой человеческой общности – коммунистического строя. Пролетариат – первый класс в истории, у которого нет своих частных интересов; он объединен подлинной социализацией производства, которая является материальной базой качественно более высокого уровня человеческой солидарности.

Марксистская этика, способная усваивать различные научные открытия позволяет понять, что человек является продуктом эволюции, а не рождается «чистым листом». Он приходит в мир с рядом социальных потребностей, обусловленных его животных происхождением (например, потребностью в нежности и привязанности, без которых новорожденный не может развиваться и даже выжить).

Однако научный прогресс показал также, что человек – прирожденный боец. Именно это позволило ему завоевать мир, подчинить себе силы природы, преобразовать ее и распространить свое влияние по всей планете. История показывает, что он, как правило, не пасует перед трудностями. Борьба, которую ведет человечество, основывается лишь на ряде инстинктов, унаследованных от животного мира: самосохранения, воспроизводства рода, заботы о детях и др. В обществе инстинкты эти способны развиваться, лишь если люди разделяют чувства себе подобных. Такая особенность является продуктом общественной жизни и одновременно ее условием. Кроме того, история человечества показала, что человек может и должен использовать своей потенциал агрессивности, без которой не сумеет защититься от враждебного окружения.

Однако основы наступательного духа человечества коренятся гораздо глубже, прежде всего, в культуре. Человеческий род – единственная часть природы, которая постоянно трансформирует себя в процессе труда. Таким образом, на протяжении длительного процесса превращения «обезьяны в человека» сознание сделалось основным орудием борьбы человечества за выживание. Всякий раз, когда человек достигал определенной цели, он изменял свое окружение и ставил перед собой новые, более высокие задачи. Что, в свою очередь, требовало дальнейшего развития его природы как существа общественного.

Марксистский научный метод раскрыл биологическое, «естественное» происхождение морали и социального прогресса. Открыв законы исторического развития и преодолев метафизический подход, он дал ответы на вопросы, которые не мог разрешить прежний, буржуазный материализм. При этом марксизм продемонстрировал относительность систем морали, которые применялись в те или иные исторические периоды. Он выявил их зависимость от развития производительных сил и, начиная с определенного времени, от классовой борьбы. Тем самым он заложил теоретические основы преодоления на практике того, что вплоть до наших дней являлось одним из самых страшных бичей человечества: фанатичной, догматичной тирании всякой моральной системы.

Показав, что история имеет смысл и формирует собой единое целое, марксизм преодолел ложную дилемму между моральным пессимизмом идеализма и ограниченным оптимизмом буржуазного материализма. Доказав наличие морального прогресса в истории человечества, он упрочил основы веры пролетариата в будущее.

Несмотря на благородную простоту общинных принципов первобытного общества, они тесно связывались со слепым следованием обрядам и суевериям, которые никогда не ставились под сомнения и не были результатом сознательного выбора. Лишь с возникновением классового общества (в частности, в Европе на подъеме рабовладельческого строя) люди смогли выработать моральные ценности, независимые от кровного родства. Эти ценности стали продуктом культуры, результатом восстаний рабов и других угнетенных слоев. Важно подчеркнуть, что борьба угнетенных классов, даже не имея революционной перспективы, обогатила моральное наследие человечества через культуру сопротивления и протеста, рост уважения к человеческому труду, защиту достоинства каждого человека. Нравственное богатство общества никогда не было простым результатом сочетания экономических, социальных и культурных факторов в данный момент. Оно накапливалось на протяжении всей истории. Точно так же, как опыт и страдания долгой жизни закаляют человека, если не могут его сломить, – в инфернальности классового общества нравственное благородство человека растет, если он знает, что такое общественное устройство может быть уничтожено.

Следует добавить, что исторический материализм снял старое, тормозившее развитие этики, противоречие между инстинктом и сознанием, между причинностью и телеологией. Объективные законы исторического развития сами служат проявлением человеческой деятельности. Они предстают чем-то внешним лишь потому, что цели, которые ставят перед собой люди, зависят от обстоятельств, унаследованных от прошлого. Взятое в динамике, в движении от прошлого к будущему, человечество предстает одновременно результатом и причиной перемен. В этом смысле мораль и этика являются как продуктами, как и действующими факторами истории.

Раскрыв подлинный характер морали, марксизм оказался способен влиять на нее, совершенствовать это оружие классовой борьбы пролетариата.

Борьба против буржуазной морали

Пролетарская мораль развивается в борьбе с господствующими ценностями, но не является чем-то совершенно чуждым им. Смысл морали буржуазного общества определяется универсализацией товарного производства. Это придает ей в высшей степени демократический характер, что сыграло весьма прогрессивную роль в распаде феодального общества, но стало все больше проявлять свои иррациональные аспекты на этапе упадка капиталистической системы.

Все общество, в том числе рабочую силу, капитализм оценивает в количественных показателях. Ценность человека и его производительной деятельности определяется уже не его конкретными личными качествами, не вкладом в коллективный труд. Она измеряется лишь количественно, по сравнению с другими и с абстрактным средним значением, которая навязывается обществу словно независимая, слепая сила. Заставляя людей конкурировать между собой, постоянно сравнивать себя с другими, капитализм подрывает человеческую солидарность, лежащую в основе общества. Не принимая в расчет действительные качества людей, в том числе нравственные, он подрывает саму основу морали. Заменяя вопрос «Что я могу дать обществу?» вопросом «Каковая моя личная значимость в обществе?» (под которой подразумеваются богатство, власть, престиж), он подвергает сомнению возможность существования человеческой общности как таковой.

Капитализм несет в себе тенденцию к подрыву совокупности моральных ценностей, накопленных человечеством на протяжении тысячелетий, начиная с первых проявлений гостеприимства и уважения к другим, глубинных побуждений оказать помощь тем, кто в ней нуждается.

С вступлением капитализма на финальную стадию своего распада эта тенденция становится доминирующей. Ее иррациональный характер, несовместимый с сохранением общества в долгосрочной перспективе, становится ясен даже буржуазии, которая в интересах поддержания системы своего господства вынуждена обращаться к специалистам, разрабатывающим стратегии противостояния травле в коллективе (моральному унижению), к педагогам, обучающим школьников, как разрешать конфликты. По тем же причинам при найме на работу одним из основных требований к соискателям становится умение работать в команде, все реже встречающееся в наши дни.

Специфической особенностью капитализма является такая эксплуатация, когда подвергающиеся ей юридически остаются «свободными» и «равными». Это придает буржуазной морали в высшей степени лицемерный характер. К тому же данная особенность обуславливает изменение роли насилия в обществе.

Вопреки утверждениям защитников капитализма, он прибегает к грубой силе даже активнее, чем другие способы производства. Но, поскольку развитие процесса эксплуатации основано теперь на экономических отношениях, а не на физическом принуждении, капитализм стал на качественно ином уровне прибегать к опосредованному – моральному, психологическому – насилию. Клевета, подавление всякой индивидуальности, поиск козлов отпущения, социальная изоляция, систематическое унижение достоинства, подрыв уверенности человека в себе сделались повседневными инструментами контроля над обществом. Более того, они стали рассматриваться как проявление демократической свободы, которую буржуазное общество выдвигает в качестве высшей ценности. Чем больше буржуазия прибегает к моральному террору, чтобы навязать свои установки в ущерб пролетариату, тем сильнее упрочивает она свою диктатуру.

Пролетарская мораль

Борьба пролетариата за коммунизм, бесспорно, являет собой высшее достижение человеческой морали. Это означает, что рабочий класс унаследовал все накопленные цивилизацией духовные богатства, развил их на качественно более высоком уровне и тем самым сберег от негативных последствий распада капитализма. Одной из основных целей коммунистической революции является победа общественных инстинктов над антиобщественными побуждениями. Как показал Энгельс в «Анти-Дюринге», подлинно общечеловеческая мораль, не несущая на себе отпечаток классовых противоречий, будет возможна лишь тогда, когда не только эти противоречия, но и сама память о них исчезнут из повседневной практики.

Пролетариат в своем развитии воспринял и давние правила общежития, и последние достижения культуры морали. Ибо такие элементарные принципы, как недопустимость воровства и убийства, представляют собой не только основы солидарности и взаимного доверия в рабочем движении, но и надежно ограждают от проникновения чуждого морального влияния буржуазии и люмпен-пролетариата.

Для рабочего движения представляют крайнюю важность развитие общественной жизни, забота о ближних, защита детей, стариков, тех, кто слаб и нуждается в помощи. Хотя любовь к человечеству не является исключительной прерогативой пролетариата, как утверждал Ленин, она представляет собой для рабочего класса важнейший фактор, помогающий преодолеть неопытность, узость ума и отсталость непролетарских эксплуатируемых слоев и классов.

Возникновение рабочего класса как носителя морального прогресса замечательным образом иллюстрирует диалектический характер общественного развития. Решительно отделив производителей от средств производства и полностью подчинив их законам рынка, капитализм впервые в истории создал класс, отчужденный от собственной человеческой природы. Таким образом, генезис современного рабочего класса – это история разложения прежней социальной общности и ее достижений. Этот распад обрек миллионы мужчин, женщин и детей на маргинализацию. Выброшенные за пределы общества, они подверглись беспрецедентному процессу моральной деградации. На заре капитализма рабочие кварталы в промышленных районах являлись плодородной средой для невежества, преступления, проституции, алкоголизма, тупого безразличия и отчаяния.

В своем исследовании положения рабочего класса в Англии Энгельс подметил, что пролетарии, обладавшие классовым сознанием, представляли собой самую благородную, гуманную и достойную уважения часть общества. Позднее, анализируя Парижскую Коммуну, Маркс отмечал героизм, самоотверженность и огромную целеустремленность Парижа сражавшегося, трудившегося и мыслившего – в отличие от Парижа буржуазии, скептичного, паразитического и эгоистичного.

Это преображение пролетариата, от утраты собственной человеческой природы к ее обретению, служит проявлением особого характера этого класса, одновременно эксплуатируемого и революционного. Капитализм породил первый в истории класс, который может утвердить свою человеческую сущность, выразить свою классовую идентичность и интересы, лишь крепя солидарность в своих рядах. Как никогда прежде, эта последняя сделалась оружием классовой борьбы и одновременно средством обретения, защиты и мощного развития человеческой культуры. Как заявил Маркс в 1872 году: «Граждане, вспомним об основном принципе Интернационала: о солидарности. Мы добьемся великой цели, к которой стремимся, если мы прочно укрепим среди всех рабочих во всех странах этот животворный принцип. Революция должна быть солидарной, и этому учит нас великий опыт Парижской Коммуны...»7

Эта солидарность стала результатом классовой борьбы. Как писал Маркс, без постоянных столкновений между владельцами предприятий и трудящимися «рабочий класс Великобритании и всей Европы был бы подавленной, умственно отсталой, внутренне опустошенной, покорной массой, для которой освобождение собственными силами было бы так же невозможно, как для рабов Древней Греции и Рима».

И Маркс добавлял: «Чтобы правильно оценить значение забастовок и рабочих союзов, мы не можем позволить ввести себя в заблуждение тем обстоятельством, что их экономические результаты внешне незначительны, — мы должны иметь в виду прежде всего их моральные и политические последствия»8

Эта солидарность неразрывно связана с недовольством трудящихся ухудшением их положения. Это чувство не только побуждает их бороться в защиту собственного достоинства, но и способствует росту сознательности. Констатировав, что фабричный труд действует на рабочих «самым отупляющим образом», Энгельс приходил к выводу: «Если, тем не менее, фабричные рабочие не только сохранили рассудок, но даже развили его больше, чем остальные, они смогли это сделать, только восставая против своей судьбы и против буржуазии»9.

Освобождение пролетариата от патерналистских оков феодализма позволило ему развить глобальное, политическое понимание моральных ценностей и тем самым осознать свою ответственность перед всем человечеством. В своей книге о положении рабочего класса в Англии Энгельс отметил, как политические процессы во Франции и экономические в Англии способствовали освобождению трудящихся от безразличия к общечеловеческим интересам, которое препятствовало их духовному развитию.

Солидарность для рабочего класса – не только инструмент, которым можно воспользоваться при необходимости. Это – сама сущность борьбы и каждодневного существования рабочего класса. Вот почему организованность его борьбы служит живым проявлением солидарности.

Нравственное развитие рабочего движения неотделимо от провозглашения его исторической цели. Изучая работы социалистов-утопистов, Маркс пришел к выводу об этическом влиянии коммунистических идей, при помощи которых «выковывается наша сознательность». В брошюре «Церковь и социализм» Роза Люксембург отметила, что по мере того, как рабочие Варшавы усваивали социалистические идеи, среди них понижался уровень преступности.

Высшим проявлением человеческой солидарности, нравственного прогресса, достигнутого обществом в настоящий момент, бесспорно, является пролетарский интернационализм. Этот принцип необходим для освобождения рабочего класса и лежит в основе будущего коммунистического общества. Важнейшее значение пролетарского интернационализма, отстаивать который может лишь рабочий класс, показывает, что именно этот последний стоит выше других социальных классов и слоев. Для сознательных рабочих жизненно важно освободиться от образа мыслей, свойственного массе обывателей, противопоставить морали правящего класса свою собственную мораль.

Солидарность – не только необходимое средство строительства коммунистического общества, она лежит в самой основе последнего.

Революции всегда вели к моральному обновлению общества. Они происходят и побеждают лишь в том случае, если прежде массы восприняли новые ценности и идеи, которые придали им целеустремленность, мужество и решимость. Превосходство моральных ценностей пролетариата служит тем фактором, который побуждает следовать за ним другие неэксплуататорские слои общества. Хотя в классовом обществе невозможно в совершенстве развить коммунистическую мораль, принципиальные ценности рабочего класса, установленные марксизмом, указывают ему его цель и средства ее достижения. В борьбе рабочий класс приспосабливает собственные действия и ценности к своим потребностям и конечной цели, обретая таким образом новое человеческое достоинство.

Пролетариату не нужны моральные иллюзии и ненавистно лицемерие. Он заинтересован в том, чтобы очистить мораль от заблуждений и предрассудков. Будучи первым социальным классом, обладающим научным пониманием общественных процессов, пролетариат единственный может оценить столь важный аспект морали, как стремление к правде. Не случайно такое название («Правда») носила газета партии большевиков.

Как и солидарность, истина обретает для рабочего класса новый и глубокий смысл. В то время как капитализм не может существовать без лжи и обмана, скрывает социальную действительность, представляя человеческие отношения как взаимоотношения между вещами, – пролетариат стремится к истине, ибо она необходима для его освобождения. Вот почему марксизм никогда не старался приуменьшить серьезность препятствий на пути к победе, не отказывался признавать поражения. Труднее всего быть честным перед самим собой. Это верно и для каждого человека, и для класса в целом. Разумеется, подобное стремление понять себя может оказаться мучительным, и его не следует абсолютизировать. Однако самообман прямо противоречит интересам рабочего класса.

На самом деле, более всего заботясь о стремлении к истине, имеющем огромную значимость для пролетариата, марксизм унаследовал лучшие достижения этической мысли. Всякие попытки воспрепятствовать дискуссии, в которой рождается истина, являются посягательством на эту ценность, поскольку открывают возможность для проникновения в среду пролетариата чуждых ему идеологий и поведения.

В то же время борьба за коммунизм ставит перед рабочим классом новые проблемы, имеющие, в том числе, этические аспекты. Например, желание взять власть поднимает вопрос о соответствии интересов пролетариата интересам человечества в целом, которые на данном этапе истории совпадают во многом, но не целиком. Когда встает необходимость выбора между социализмом и варварством, рабочий класс осознанно должен взять на себя ответственность за судьбу всего человечества. Так, в сентябре-октябре 1917 года возникли предпосылки для восстания, а задержка революции могла бы принести неимоверные страдания мировому пролетариату; и Ленин решил «рискнуть», ибо речь шла о будущем самой цивилизации. Точно так же политические и экономические преобразования после взятия власти ставят рабочий класс перед необходимостью развивать новые отношения между людьми и природой, поскольку человечество уже не может вести себя с ней как «победитель в завоеванной стране» (Энгельс, «Анти-Дюринг»).

Борьба марксизма против этического идеализма

В конце XIX века Бернштейн и его сторонники во II Интернационале провозгласили, что, поскольку марксизм руководствуется научным подходом, он исключает самостоятельную роль этики в классовой борьбе. Полагая, что научный и этический подходы несовместимы, бернштейнианцы ратовали за отказ от первого в пользу второго. Они предлагали «дополнить» марксизм этическим учением Канта. За этим стремлением морально осудить жадность отдельных капиталистов вырисовывалось, на самом деле, желание буржуазного реформизма затушевать фундаментальные различия между капитализмом и коммунизмом.

Отнюдь не принижая значение этики, марксистский научный подход впервые позволил придать изучению общества, а, следовательно, и морали, характер науки. Он сложил воедино мозаику истории, показав, что основными общественными отношениями являются отношения между рабочей силой (живой труд) и средствами производства (овеществленный труд). Капитализм создал условия для этого открытия, точно так же, как и для коммунизма, обезличив механизм эксплуатации.

В действительности призыв возвратиться к кантовой этике знаменовал собой теоретический регресс даже по отношению к буржуазному материализму, который уже вычленил социальные корни «добра и зла». С тех пор каждое открытие в области общественных наук (и не только наук, как в случае психоанализа, но и искусства) только подтверждало это. Как писала Роза Люксембург: «Как для Гамлета преступление его матери рвет все человеческие связи, а мир выходит из своих рамок, так и Достоевский ощущает то же самое перед лицом факта, что один человек может убить другого человека. Он не находит покоя, он ощущает ответственность, лежащую на нем, как и на каждом из нас, за это чудовищное преступление. Он должен уяснить себе психику убийцы, прочувствовать его страдания, его муки, вплоть до самой сокровенной складки его сердца. Пройдя через все эти пытки, он ослеплен страшным осознанием: убийца – сам несчастнейшая жертва общества. […] Романы Достоевского – страшнейшее обвинение буржуазному обществу, которому он бросает в лицо: настоящий убийцы, убийца душ человеческих – это ты!»10.

Такую же точку зрения отстаивала молодая диктатура пролетариата в России. «Пролетарский суд абсолютно чужд мести. Он не может мстить людям за то, что они жили в буржуазном обществе»11.

Именно понимание того, что все мы являемся жертвами обстоятельств, и сделало марксистскую этику высшим проявлением морального прогресса в истории. Такой подход не отрицает морали, как утверждает буржуазия, не снимает ответственности с отдельного человека, подобно мелкобуржуазному индивидуализму. Он являет собой огромный шаг вперед, ибо кладет в основу морали понимание, а не заблуждение и чувство вины, которые затрудняли нравственный прогресс, отделяя каждую личность от других ей подобных. Вместо ненависти к людям, этого источника антиобщественных побуждений, он призывает к негодованию и бунту против сложившихся общественных отношений и связанного с ними поведения.

Ностальгия реформистов по Канту являлась в действительности проявлением упадка боевого духа. Идеалистическая интерпретация морали, которая не признает за ней роли преобразователя общественных отношений, служит эмоциональной уступкой существующему порядку. Хотя наиболее возвышенными идеалами человечества во все времена являлись мир и гармония с окружающим нас социумом и природой, достичь их можно лишь в неустанной борьбе. Первым условием счастья для человека является знание того, что он добровольно служит великому, нужному делу.

Кант гораздо лучше буржуазных теоретиков-утилитаристов вроде Бентама12 понял противоречивый характер буржуазной морали. В частности, он считал, что ничем не ограниченный индивидуализм, даже в положительной форме стремления к личному счастью, может привести к распаду общества. Тот факт, что при капитализме не все могут оказаться победителями в конкурентной борьбе, делает неизбежным расхождение между устремлениями и долгом. Кант отстаивал приоритет долга, и это фактически означало признание того, что высшей ценностью буржуазного общества является не личность, а государство, нация.

В буржуазной морали патриотизм ставится гораздо выше любви к человечеству. В действительности отсутствие должного отпора реформизму со стороны рабочего движения свидетельствовало об ослаблении пролетарского интернационализма.

Для Канта нравственный поступок, продиктованный чувством долга, имеет большую этическую ценность, чем действие, совершенное с энтузиазмом, желанием и удовольствием. Здесь этическая значимость связана с самоотвержением, идеализацией жертвенности, характерной для националистической и государственнической идеологии. Пролетариат решительно отвергает этот бесчеловечный культ самоценности принесенной жертвы, унаследованный буржуазией от религии. Хотя стремление вступить в борьбу обязательно подразумевает готовность к страданиям, рабочее движение никогда не считало это неизбежное зло нравственной добродетелью. Впрочем, еще до марксизма в лучших этических теориях всегда подчеркивались патологические и аморальные последствия подобных представлений. Вопреки тому, что провозглашает буржуазная этика, самопожертвование во имя недостойной цели не облагораживает ее.

Как отмечал Франц Меринг, даже Шопенгауэр, основывавший свою этическую систему более на сострадании, нежели на долге, сделал решительный шаг вперед по сравнению с Кантом13.

Буржуазная мораль, не способная даже представить снятие противоречия между личностью и обществом, между эгоизмом и альтруизмом, либо предпочитает одно другому, либо пытается найти между ними компромисс. Она не в состоянии понять, что личность имеет социальную природу. Идеалистической морали марксизм противопоставляет нравственную бескорыстность как деятельность, приносящую радость, как одно из существенных преимуществ класса, находящегося на подъеме, перед классом, переживающим распад.

Кантова этика привлекает оппортунистов своим моральным ригоризмом и формулой «категорического императива», на основе которой можно было бы выстроить некий кодекс, позволяющий автоматически разрешать все конфликты в сфере морали. По Канту уверенность в собственной правоте – особенность действенного проявления морали. […] И в этом проявляется стремление избежать борьбы.

Диалектический характер морали отрицается, поскольку порой в конкретных ситуациях нелегко различить добродетель и порок. Как подчеркивал Иосиф Дицген, разум не может заранее определить, как будет развиваться действие, поскольку каждая личность и каждая ситуация уникальны и не имеют прецедентов. Сложные моральные проблемы необходимо осмысливать и разрешать творчески. Иногда это может потребовать специального исследования и даже создания некого особого органа, что уже давно поняли активисты рабочего движения14.

В действительности моральные конфликты неотъемлемо присущи человеческой жизни вообще, а не только классовому обществу. Например, могут возникать столкновения между различными этическими принципами […] или разными уровнями социализации индивида (связанные с его обязательствами перед рабочим классом, семьей, межличностными отношениями и пр.). Требуется какое-то время, чтобы разобраться с подобными неясностями и остаться в ладу с совестью; способность пересмотреть собственные предрассудки; а самое главное – тщательный коллективный подход к прояснению ситуации.

В полемике с неокантианцами Каутский показал, как вклад Дарвина в исследование возникновения сознания как результата биологических, животных импульсов нанес сокрушительный удар твердыне идеалистической морали. Эта незримая сила, этот едва слышный голос, кроющийся в самых потаенных глубинах личности, всегда являлись ключевым моментом этических споров. Идеалистическая этика обоснованно настаивала на том, что муки совести невозможно объяснить боязнью общественного мнения или санкций со стороны большинства. Напротив, они как раз могут заставить нас вступить против общественного мнения и репрессий, заставить сожалеть о собственных действиях, даже если эти последние встретили всеобщее одобрение. «Нравственный закон есть не что иное, как животный инстинкт. Этим объясняется его таинственная природа, тот голос в нас, который не связан ни с каким внешним поводом, ни с каким видимым интересом; тот демон или Бог, которого ощущали в себе со времен Сократа и Платона и вплоть до Канта все этики, отказывавшиеся выводить этику из самолюбия или удовольствия. Конечно, это – таинственное стремление, но не более таинственное, чем половая или материнская любовь, инстинкт самосохранения... Так как нравственный закон есть животный инстинкт одинакового происхождения с инстинктами самосохранения и размножения, то в этом – источник его силы и непреодолимости, которой мы повинуемся без рассуждения»15.

Фрейд проводил различие между побуждениями «Я» («Эго»), позволяющим познать окружающее и обеспечить жизнедеятельность (своего рода принцип действительности) и «Сверх-Я», которое включает чистую совесть и принадлежность к сообществу. Хотя Фрейд в полемике порой утверждал, что «чистая совесть» есть не что иное, как «боязнь общества», вся его концепция того, как дети усваивают общественную мораль, ясно указывает, что этот процесс зависит от эмоциональной привязанности к родителям, которые воспринимаются в качестве примера, с которым нужно соперничать16. […]

Фрейд также исследует взаимодействия между сознательными и бессознательными сторонами чистой совести. «Сверх-Я» развивает способность человека размышлять о самом себе. «Я», со своей стороны, может и должно размышлять о размышлениях «Сверх-Я». Подобный «двоякий мыслительный процесс» на практике воплощается в сознательный акт. Это соответствует марксистскому представлению, согласно которому моральные устремления человека основаны на социальных побуждениях и включают в себя бессознательные, полусознательные и сознательные компоненты; по мере развития человечества роль сознательного фактора возрастает вплоть до того, что для революционного пролетариата этика, основанная на научной методологии, постепенно становится руководством к поведению; а в том, что касается чистой совести, моральный прогресс неотделим от развития сознания, в отличие от чувства вины17. Человек все больше осознает не только свою ответственность перед собственной совестью, но и обретает способность судить, насколько его действия соответствуют его моральным ценностям и убеждениям.

Борьба марксизма против этического утилитаризма

Несмотря на свои слабости, буржуазный материализм, в особенности в своей утилитаристской форме – когда мораль трактуется как проявление реальных и объективных интересов, – представлял собой огромный шаг вперед в развитии этической теории. Он прокладывал путь историческому пониманию эволюции морали. Раскрыв относительный и переходный характер всех систем морали, он нанес сокрушительный удар религиозным и идеалистическим представлениям о неком кодексе, от века неизменном и предположительно установленным Господом Богом.

Как мы видели, рабочий класс с самого начала делал из этого свои собственные, социалистические выводы. Хотя первые теоретики социализма, такие, как Роберт Оуэн и Уильям Томпсон пошли гораздо дальше философии Иеремии Бентама, взятой ими за отправную точку. Влияние утилитаристских подходов в рабочем движении оставалось довольно сильным, даже после появления марксизма. Первые социалисты революционизировали теорию Бентама, применив ее базовые постулаты к социальным классам и в меньшей степени к индивидуумам, и таким образом подготовили основы для понимания социальной природы класса, истории и морали. Признание того, что рабовладельцы имели иные ценности, чем торговцы, пустынные кочевники или даже пастухи-горцы, уже было сделано антропологией во время колониальных завоеваний. Марксизм использовал эту подготовительную работу, равно как и исследования Моргана и Маурера в области «генеалогии морали»18. Но, несмотря на определенный прогресс, такой утилитаризм, даже в его пролетарской форме, оставлял без ответов множество вопросов.

Во-первых, если мораль является не чем иным, как кодификацией материальных интересов, она сама становится излишней и должна исчезнуть в качестве социального фактора как такового. Радикальный английский материалист Мандевиль, исходя из подобных рассуждений, утверждал, что мораль представляет собой всего лишь лицемерное прикрытие фундаментальных интересов правящих классов. Позднее Ницше извлек из тех же посылов несколько иные выводы: мораль – это средство для слабой массы воспрепятствовать доминированию элиты, следовательно, освобождение от ее господства требовало признания принципа, что ради этого дозволено все. Но, как подчеркивал Меринг, кажущееся отрицание Ницше морали в работе «По ту сторону добра и зла» на деле является лишь провозглашением новой морали, морали реакционного капитализма, проникнутой ненавистью к социалистическому пролетариату, морали, освобожденной от препон достоинства мелкой буржуазии и респектабельности крупной19. В частности, отождествление интереса и морали подразумевает (как уже отмечали иезуиты), что цель оправдывает средства20.

Во-вторых, если принять за постулат, что социальные классы представляют собой «коллективных индивидов», которые просто преследуют собственные интересы, то история предстает бессмысленным диспутом, и важное для одних классов не имеет значения для общества в целом. Это представляет собой регресс даже по отношению к Гегелю, который еще ранее (пусть и неверно) понял не только относительность всякой морали, но и прогрессивный характер создания новых этических систем в противовес установленной морали. Именно в этом смысле Гегель заявлял, что можно с полным основанием утверждать, будто «человек от природы добр», но не менее верно будет и то, что «он от природы зол»21.

В-третьих, утилитарный подход ведет к бесплодному рационализму, который исключает эмоции из сферы морали.

Негативные последствия этого наследия буржуазного утилитаризма проявили себя, когда рабочее движение начало преодолевать стадию сект, образовав Первый Интернационал. Расследование заговора «Альянса» против Интернационала – в частности, комментарии Маркса и Энгельса по поводу «революционного катехизиса» Бакунина – раскрыло «внесение анархии в мораль» посредством «иезуитизма», который «довел аморальность буржуазии до самых крайних последствий». В докладе, составленном по поручению Гаагского конгресса в 1872 году, подчеркиваются следующие составляющие бакунинской концепции: революционер не должен иметь своих собственных личных интересов, дел, чувств и стремлений; он порвал не только с буржуазным порядком, но и с моралью и обычаями всего цивилизованного мира; он считает добродетелью все, что способствует победе революции и пороком все, что препятствует ей; он всегда готов пожертвовать чем угодно, включая собственную волю и личность; он подавляет все чувства дружбы, любви и признательности; при необходимости он без колебаний готов уничтожить любого человека; его единственная система ценностей – общественная польза.

Глубоко возмущенные подобным демаршем, Маркс и Энгельс заявили, что это – мораль подонков общества, люмпен-пролетариата. Теория Бакунина, по мнению составителей отчета о его деятельности, более авторитарная, чем примитивный коммунизм, походила на глумление над революцией, которая виделась «чередой сначала отдельных, а затем и массовых убийств», когда «единственной нормой поведения должна будет стать утрированная мораль иезуитов»22.

Как известно, рабочее движение не глубоко усвоило уроки борьбы с бакунизмом. В своей работе «Исторический материализм» Бухарин представляет этические нормы как простой набор правил и предписаний. Мораль заменялась тактикой. Еще более путанным является отношение к революции Лукача. Поначалу представив пролетариат как воплощение морального идеализма Канта и Фихте, теоретик затем скатился к утилитаризму. В работе 1919 года «Что означает революционное действие?» он заявлял: «Если взять за правило, что приоритетом является отечество, то это подразумевает безоговорочное самоотвержение… Революционером может считаться лишь тот, кто готов на все ради его интересов».

Однако усиление утилитаристской морали в СССР после 1917 года обуславливалось прежде всего потребностями переходного государства. В книге «О морали и классовых нормах» Преображенский рисует революционную организацию как своего рода современный монашеский орден. Он даже хочет подчинить сексуальные отношения принципам евгенического отбора; при этом различия между личностью и обществом стираются, а эмоции зависят от результатов научных исследований. Даже Троцкий не избежал подобного влияния, поскольку в работе «Их мораль и наша», подспудно оправдывая подавление Кронштадтского восстания, он, по сути, следовал той же формуле «цель оправдывает средства».

Действительно, каждый общественный класс стремится отождествить «благо» и «добродетель» со своими собственными интересами. Однако интерес и мораль не тождественны. Классовое влияние на общественные ценности крайне сложно и многопланово, поскольку включает в себя роль данного класса в производственном процессе и классовой борьбе, его традиции, цели и ожидания на будущее, его вклад в культуру и то, как все это проявляется в образе жизни, эмоциях, предчувствиях и устремлениях.

Не приемля утилитаристского смешения интереса и морали (или «долга»), Дицген проводит различие между ними: «Интерес представляет собой в большей мере конкретное, настоящее, ощутимое счастье; долг же, напротив, это общее, расширенное счастье, мыслимое также и в будущем. […] К сфере долга относится совесть, потребности общества, будущее, спасение души, короче, вся совокупность наших интересов; и он предписывает нам отказываться от излишнего и сохранять необходимое»23.

Возражая идеалистическим утверждениям о неизменности морали, социальный утилитаризм впадает в другую крайность и столько безоговорочно настаивает на ее переходном характере, что теряются из виду общие ценности (делающие общество единым) и развитие этики. Однако сохранение чувства общности – вовсе не метафизическая фикция.

Этот «утрированный релятивизм» оперирует понятиями отдельных классов и их борьбы, однако не в состоянии понять «глобальные социальные процессы, взаимосвязь различных событий и, таким образом, не способен даже вычленить отдельные этапы развития морали как составные части единого процесса, связанные между собой. У него нет общих критериев, которые помогли бы оценить различные нормы, он не может выйти за рамки некой сиюминутной и преходящей видимости и, соответственно, не дает целостной картины, которую способна представить диалектическая мысль»24.

Что же касается взаимоотношений цели и средств, проблему было бы корректно сформулировать следующим образом: цель не оправдывает средства, она влияет на них и наоборот. Они взаимно определяют, обуславливают друг друга. Более того – и цель, и средства есть лишь звенья в исторической цепи, где каждая цель, в свою очередь, является средством для достижения новой, более высокой цели. Вот почему необходим тщательный методологический и этический подход к процессу, который должен рассматриваться на всем своем временном протяжении, а не только в настоящий момент. Средства, не служащие достижению данной цели, лишь отдаляют ее, уводят в сторону. Пролетариат, например, не может победить буржуазию, используя ее оружие. Мораль пролетариата исходит одновременно из социальной реальности и социальных эмоций. Вот почему она не приемлет ни догматического отрицания насилия, ни безразличия к используемым средствам.

Помимо этого неправильного понимания диалектики цели и средств, Преображенский полагает также, что судьба отдельных частей целого, в частности, отдельных личностей, не имеет значения, и ими можно спокойно пожертвовать в общих интересах. Не так вел себя Маркс по отношению к Парижской Коммуне, которую считал преждевременной, однако из солидарности поддержал; не так поступили Евгений Левине и только что возникшая Коммунистическая партия Германии (КПГ), которые вошли в правительство Баварской Советской республики накануне его падения, чтобы организовать его оборону и свести к минимуму число жертв среди рабочих, хотя прежде противились ее созданию. Односторонний критерий классового утилитаризма фактически ведет к весьма условному пониманию классовой солидарности.

Как подчеркивала Роза Люксембург в полемике с Бернштейном, основное, центральное противоречие пролетарского движения состоит в том, что свою повседневную борьбу оно ведет в рамках капитализма, в то время как цели его являют собой полный и окончательный разрыв с этой системой. Отсюда следует, что использование силы и хитрости против классового врага необходимо, а проявлений классовой ненависти и антиобщественной агрессии избежать будет нелегко. Но пролетариат не может оставаться равнодушным к таким проявлениям. Даже когда он прибегает к насилию, он не должен забывать, как писал Паннекук, что цель его – просвещать умы, а не уничтожать их. «Билан»25 извлек из русского опыта урок о том, что пролетариат должен по возможности избегать применения насилия против неэксплуататорских слоев и в принципе не допускать его в рядах самого рабочего класса. Даже в условиях гражданской войны против классового врага пролетариат обязан твердо осознавать необходимость недопущения таких антиобщественных чувств, как месть, жестокость, стремление к разрушению, поскольку они отупляют, ослабляют свет разума. Подобные чувства являются проявлениями влияния чуждых классов. Неспроста после Октябрьской революции Ленин заявлял, что следующим шагом ее развития должен стать подъем культурного уровня масс. Следует отметить, что Ленин сумел (в своем «Завещании») указать на опасность, которую представлял Сталин, именно потому, что прежде имел возможность убедиться в его жестокости и аморальности.

Средства, используемые пролетариатом, должны по возможности соответствовать и целям, и социальным эмоциям, характерным для его классовой природы. Неспроста, руководствуясь этими эмоциями, КПГ в своей программе, принятой 14 декабря 1918 года, хоть и признавала безоговорочно необходимость классового насилия, отвергала использование террора:

«Пролетарская революция не нуждается для своих целей в терроре, она ненавидит и с отвращением отвергает убийство людей. Она не нуждается в этом средстве борьбы потому, что борется не против индивидуумов, а против учреждений, потому, что выходит на арену не с наивными иллюзиями, за разочарование в которых пришлось прибегнуть бы к кровавой мести»26.

В противоположность этому, отрицание эмоциональной стороны морали при материалистическом утилитаристском подходе является типично буржуазным. Подобный подход оправдывает использование лжи и обмана, если они служат достижению поставленной цели. Однако ложь, распространяемая большевиками, чтобы оправдать подавление Кронштадтского восстания, не только подорвала доверие класса к партии, но и зародила у многих большевиков сомнения в верности своих убеждений. Представление о том, что «цель оправдывает средства», на деле отрицает превосходство пролетарской революции над буржуазной. Одновременно забывается, что чем больше стремления класса отвечают благу всего человечества, тем больше нравственной силы придает это классу.

Популярное в деловом мире присловие о том, что главное – успех, какими бы средствами он ни был достигнут, не применим для рабочего класса. Пролетариат – это первый революционный класс, чья итоговая победа подготовлена рядом поражений. Эти неоценимые уроки, а также нравственный пример великих революционеров и массовой пролетарской борьбы являются залогом будущей победы.

Последствия распада капитализма

В нынешний исторический период вопрос этики важен как никогда. Общая тенденция к распаду социальных связей и интеллектуальная деградация неизбежно оказывают свое негативное влияние на мораль. Более того, утрата в обществе этических ориентиров сама по себе является центральной проблемой распада социума. Патовая ситуация, возникшая в борьбе буржуазии и пролетариата, когда первая предлагает разрешить кризис капитализма при помощи мировой войны, а второй – мировой революции, непосредственно связана с этической сферой. Окончание периода контрреволюции благодаря появлению нового поколения пролетариата, над которым не довлеет поражение, последовавшего после подъема 1968 года, знаменует собой не что иное, как историческое банкротство национализма, особенно в тех странах, где мировой пролетариат особенно силен. Однако после 1968-го рабочая борьба не сопровождалась ее соответствующим теоретическим и политическим осмыслением, в частности, открытым и сознательным провозглашением принципа пролетарского интернационализма. Следовательно, ни один из двух ведущих социальных классов современного общества в настоящий момент не способен утвердить свой собственный классовый идеал в общественной жизни.

Вообще, господствующая мораль – это мораль правящего класса. Именно по этой причине всякая господствующая мораль, чтобы успешно служить интересам господствующего класса, должна одновременно содержать в себе и элементы общего интереса и тем самым обеспечить единство общества. Одним из таких элементов является перспектива или идеал социальной общности. Он необходим для того, чтобы сдерживать антиобщественные побуждения.

Как мы видели, национализм – специфический идеал буржуазного общества. Это обусловлено тем, что национальное государство представляет собой пример самого совершенного единства, которое может быть достигнуто при капитализме. И когда этот последний вступает в стадию упадка, государство-нация окончательно перестает способствовать развитию исторического прогресса и фактически делается основным фактором социального варварства. Но еще прежде, чем это произошло, могильщик капитализма, рабочий класс – именно потому, что является носителем более возвышенного идеала, интернационализма, – сумел показать лживый характер национальной общности. Хотя в 1914 году трудящиеся позабыли этот давний урок, первая мировая война показала подлинную сущность не только буржуазной морали, но и морали всех эксплуататорских классов, – то есть использование самых героических, самоотверженных порывов трудящихся классов ради служения самому убогому и постыдному делу.

Несмотря на свой лживый и все более варварский характер, нация является единственным идеалом, при помощи которого буржуазия способна придать обществу единство. Лишь он соответствует современной государственной структуре капитализма. Вот почему все другие общественные ценности, которые возникают сегодня – семья, окружающая среда, религия, культурная или этническая общность, стиль жизни в компании или в банде – на самом деле являются проявлениями распада общественной жизни, разложения классового общества. То же самое относится и к моральным альтернативам, предлагаемым обществу в целом на межклассовой основе: филантропия, экологизм, «альтерглобализм». Исходя из постулата о том, что для обновления общества необходимо совершенствование личности, они представляют собой демократические проявления той же самой индивидуалистической фрагментации общественных основ. Само собой разумеется, все эти идеологии превосходно служат правящему классу в его борьбе против развития пролетарской, интернационалистской, классовой альтернативы капитализму.

В обществе, переживающем распад, можно выделить ряд характерных черт, которые прямо влияют на общественные ценности.

Во-первых, отсутствие перспективы приводит к тому, что все действия человека обращены в настоящее и прошлое. Как мы видели, в основе рационального зерна морали находится отстаивание долгосрочных интересов от ситуативных влияний. Отсутствие долгосрочной перспективы ведет к утрате солидарности между личностями и группами современного общества, а также между поколениями. Отсюда вытекает рост погромных настроений, то есть деструктивной ненависти, обращенной на какого-нибудь козла отпущения, на которого возлагается ответственность за невозможность возвращения в идеализированное прошлое. На мировой политической арене мы наблюдаем рост антисемитизма, антиамериканизма и антиисламизма, «этнических чисток», популистской демагогии против иммигрантов, а у этих последних – менталитета гетто. Подобные умонастроения затрагивают общественную жизнь в целом, как свидетельствует повсеместное распространение коллективной травли.

Во-вторых, все чаще встречающийся страх перед обществом парализует и социальные инстинкты, и логическое мышление, то есть основные принципы человеческой и особенно классовой солидарности. Этот страх стал результатом социальной атомизации, которая вызывает у людей чувство одиночества перед лицом своих проблем. Тот, кто чувствует себя одиноким, поневоле начинает видеть в других врагов, ожидать от окружающего мира любой неприятности. Такой страх – питающий иррациональные течения мысли, целиком обращенные в прошлое и настоящее, – необходимо отличать от страха иного рода, вызванного растущей социальной незащищенностью в условиях экономического кризиса. Ибо это последнее чувство может стать мощным стимулом для развития классовой солидарности в противовес кризису.

Наконец, отсутствие перспективы и распад социальных связей ведут к тому, что для многих людей жизнь утрачивает смысл. Подобная атмосфера нигилизма в целом нетерпима для человечества, поскольку противоречит его сознательной, общественной сущности. Она создает условия для целого ряда весьма непростых феноменов, из которых наиболее заметными являются новый подъем религиозности и зацикленность на смерти.

В обществах, основанных главным образом на натуральной экономике, религия прежде всего служит проявлением отсталости, невежества, страха перед силами природы. При капитализме она черпает силу в социальном отчуждении, боязни общественных сил, которые видятся необъяснимыми и неконтролируемыми. В эпоху распада капитализма потребность в религии обусловлена более всего распространением нигилизма. В то время как традиционные религии при всей своей реакционной роли исходили из понимания общности мира, и модернизированная религия буржуазии знаменовала собой приспособление этого традиционного представления о мире к будущности капиталистического общества, мистицизм периода распада порожден неверием и разочарованием. Проявляется ли это в форме чистой атомизации эзотерических «душ» в пресловутых поисках «самих себя» вне всякого социального контекста, либо в форме замкнутого менталитета сект и религиозного фундаментализма, которые нивелируют личность и лишают ее всякой самостоятельности, – подобные тенденции, якобы предлагающие решение проблем, на деле служат крайним проявлением все того же нигилизма.

Более того, отсутствие перспектив и распад социальных связей привели к искаженному восприятию индивидами биологической реальности смерти. Связанное в значительной мере с ростом мистицизма, оно находит проявление либо в панической боязни умереть, либо в патологическом влечении к смерти. С первым связан, в частности, «гедонистский» менталитет (девизом которого могло бы стать известное латинское изречение «будем есть и пить, ибо завтра умрем»); второе выражается в таких культах, как сатанизм, апокалиптические секты, а также культе насилия, разрушения и мученичества (какой, например, существовал у камикадзе).

Марксизм как материалистическая, революционная теория пролетариата всегда отличался острым чувством реальности и пламенным утверждением ценности человеческой жизни. Его диалектический подход позволяет понять жизнь и смерть, бытие и «ничто» в их нераздельном единстве. Он не пренебрегает смертью, но и не переоценивает ее значение в жизни. Род человеческий – часть природы. И поэтому рождение, рост, но также болезнь и смерть являются такими же неотъемлемыми частями его существования, как заход солнца или осенний листопад. Но человек – продукт не только природы, но и общества. И как наследник достижений человеческой культуры, за которым – будущее человечества, революционный пролетариат связан с социальными источниками жизненной силы, которая кроется в ясности мысли и чувстве братства, терпении и юморе, радости и привязанности, спокойной уверенности в себе.

Солидарность и перспективы коммунизма сегодня

Для рабочего класса этика не является чем-то абстрактным на фоне его борьбы. Солидарность, основа его классовой морали, в то же время представляет собой главное условие для его становления как борющегося класса.

Сегодня перед пролетариатом стоит задача вновь обрести свою классовую идентичность, во многом утраченную после 1989 года. Задача эта неотделима от борьбы за возврат к традициям солидарности.

Солидарность – не просто центральная составляющая повседневной борьбы рабочего класса, она несет в себе зародыш будущего общества. Оба эти аспекта, связанные с настоящим и будущим, взаимно дополняя друг друга. Рост классовой солидарности в рабочей борьбе способствует, в свою очередь, развитию этой последней и открывает новые революционные перспективы. А такие перспективы, как только они возникнут, поднимут солидарность пролетариата на еще большую высоту.

Таким образом, данные перспективы имеют важнейшее значение для решения проблем, которые ставят перед рабочим классом упадок и распад капитализма. В частности, это можно рассмотреть на примере иммиграции. На восходящей стадии капитализма рабочее движение, в частности его левое крыло, ратовало за открытость границ и свободное передвижение рабочей силы. Это входило в программу-минимум рабочего класса. Сегодня выбор между открытыми и закрытыми границами представляет собой ложную альтернативу, поскольку разрешить вопрос может лишь отмена границ вообще. А в период распада капитализма проблема иммиграции подрывает классовую солидарность, заражает рабочих погромными настроениями.

При условии, что рабочий класс в процессе длительной борьбы и политического ее осмысления сумеет вновь обрести свою классовую идентичность, само признание того, какой ущерб наносит современный капитализм социальным эмоциям, связям и манере поведения в обществе, может побудить пролетариат сознательно провозгласить собственные классовые ценности. Негодование рабочего класса в связи с негативными проявлениями, порожденными распадающимся капитализмом, и осознание того, что лишь пролетарская борьба может предложить ему альтернативу, необходимы для открытия перед пролетариатом революционной перспективы.

Революционной организации предстоит сыграть в этом процессе важную роль – не только пропагандиста классовых принципов, но и, главное, живого примера их реализации и отстаивания.

Таким образом, защита пролетарской морали – необходимое средство в борьбе против оппортунизма, а значит, в отстаивании программы рабочего класса. Твердо, как никогда прежде, должны революционеры следовать марксистской традиции, ведя беспощадную борьбу против всяческого классово чуждого поведения.

«Большевизм создал тип подлинного революционера, который историческим целям, непримиримым с современным обществом, подчиняет условия своего личного существования, свои идеи и нравственные оценки. Необходимая дистанция по отношению к буржуазной идеологии поддерживалась в партии бдительной непримиримостью, вдохновителем которой был  Ленин. Он не уставал работать ланцетом, разрезая те связи, которые мелкобуржуазное окружение создавало между партией и официальным общественным мнением. В то же время  Ленин учил партию формировать свое собственное общественное мнение, опирающееся на мысли и чувства поднимающегося вверх класса. Так, путем отбора и воспитания, в постоянной борьбе, большевистская партия создала свою не только политическую, но и моральную среду, независимую от буржуазного общественного мнения и непримиримо ему противостоящую. Только это и позволило большевикам победить шатания в собственных рядах и проявить на деле ту мужественную решимость, без которой Октябрьская победа была бы невозможна»27.