С углублением экономического кризиса и социального распада условия жизни повсюду становятся все более невыносимыми – особенно в странах Третьего мира. Нищета, природные катастрофы, войны, этнические чистки, голод, варварство во всем многообразии являются повседневной реальностью для миллионов людей, что толкает их на массовую эмиграцию. Многие устремляются в крупные капиталистические государства, другие – в страны слаборазвитые, но где положение остается все же менее отчаянным.

По оценке ООН, 200 миллионов человек – около 3 % мирового населения – живут за пределами своих родных стран; с 80-х гг. число это удвоилось. За границей родились 33 млн. жителей США, то есть около 11,7 % населения; в Германии эти показатели составляют 10,1 млн. (12,3 %); во Франции – 6,4 млн. (10,7 %); в Великобритании – 5,8 млн. (9,7 %); в Испании - 4,8 млн. (8,5 %); в Италии - 2,5 млн. (4.3 %); в Швейцарии - 1,7 млн. (22,9 %) и в Нидерландах – 1,6 млн.[i] По данным официальных структур и СМИ, в США сегодня насчитывается более 12 млн. нелегальных иммигрантов, а в Евросоюзе – более 8 млн. В подобной ситуации иммиграция стала серьезной политической проблемой во всех капиталистических метрополиях и даже в Третьем мире, как показали недавние антииммигрантские волнения в ЮАР.

Хотя в разных странах положение несколько различается, отношение буржуазии к массовой иммиграции можно свести к трем пунктам: 1) поощрять иммиграцию по экономическим и политическим причинам; 2) одновременно ограничивать ее, пытаться контролировать; 3) проводить идеологические кампании расистского и ксенофобского характера против иммигрантов с целью внести разлад в рабочий класс.

 

Поощрять эмиграцию. Правящий класс рассчитывает на то, что трудящиеся-иммигранты, легальные и нелегальные, будут выполнять низкооплачиваемую работу, непривлекательную для местных рабочих, а также образуют резервную армию безработных и частично занятых. Это позволит урезать зарплаты всему рабочему классу и частично решить проблему сокращения числа трудоспособного населения, вызванного снижением рождаемости. В США правящий класс прекрасно понимает, что в целых отраслях, таких, как мелочная торговля, строительство, переработка мяса и птицы, клининговые службы, гостиницы, рестораны, уход на дому за больными, престарелыми и детьми, заняты прежде всего иммигранты, как легальные, так и нелегальные. Вот почему требования крайне правых о высылке из страны 12 млн. нелегальных иммигрантов и о сокращении легальной иммиграции никоим образом не являются рациональной политической альтернативой для господствующих слоев американской буржуазии и отвергнуты ею как неразумные, нереализуемые и губительные для экономики США.

 

Ограничивать и контролировать. Одновременно правящая группировка признает необходимость разрешения проблемы статуса нелегальных иммигрантов, чтобы держать под контролем множество социальных, экономических и политических проблем, включая оказание медицинских, образовательных и других услуг, а также проблему правового статуса детей иммигрантов, родившихся на территории страны проживания, и их имущества. В этом заключается подспудный смысл реформы иммиграционной политики, предложенной весной 2007 года в США и поддержанной администрацией Буша и республиканцами, демократами (в том числе их левым крылом, возглавляемым бывшим сенатором Эдвардом Кеннеди) и руководством крупных предприятий. Закон отнюдь не создает благоприятных условий для иммиграции в страну, напротив, предписывает усилить охрану границ, дополнительно военизировать ее, легализовать уже находящихся в стране нелегальных иммигрантов, однако ни в коем случае не может рассматриваться как «амнистия», ибо предусматривает огромные штрафы.

 

Идеологические кампании. Пропагандистские кампании против иммигрантов в разных странах отличаются, однако суть их, что примечательно, одинакова; основной мишенью нападок становятся «латиносы» в США и мусульмане в Европе, которых винят в том, будто бы они, особенно нелегалы, несут ответственность за углубление экономического кризиса и ухудшение социального положения «коренного» рабочего класса, поскольку отнимают у него работу, соглашаются на снижение зарплат, переполняют школы своими детьми, поглощают средства, выделяемые на программы социальной помощи, способствуют росту преступности – в общем, повинны во всех социальных бедах, какие только приходят на ум. Это классический пример взятой на вооружение капитализмом стратегии «разделяй и властвуй»: в ряды рабочих вносится разлад, чтобы они обвиняли друг друга в своих несчастьях и дрались за жалкие крохи, а не задумывались над тем, что именно капиталистическая система несет ответственность за их страдания. Подобная практика призвана помешать рабочему классу осознать свою классовую идентичность и единство, чего буржуазия опасается более всего. Типично и то, что правое крыло буржуазии (а в ней тоже существует разделение труда), которое с большим или меньшим успехом разжигает и эксплуатирует антииммигрантские настроения во всех ведущих капиталистических метрополиях, находит отклик в некоторых слоях пролетариата; но наивысшего уровня варварство достигло в ходе ксенофобских погромов иммигрантов в ЮАР в мае 2008 года.

Ухудшение условий жизни в слаборазвитых странах в ближайшие годы, вызванное не только последствиями вооруженных конфликтов, но и климатическими изменениями, означает, что в будущем проблема иммиграции обретет еще большую значимость. Для рабочего движения ключевую важность представляет понимание этого феномена, стратегии буржуазии по отношению к нему, ее политики и идеологических кампаний и его влияние на пролетариат. В настоящей статье мы рассмотрим роль миграции населения в истории капитализма и рабочего движения, иммиграционную политику буржуазии и позицию революционеров по данному вопросу.

 

Иммиграция и капиталистическое развитие

 

На этапе своего развития капитализм придавал огромное значение мобильности рабочего класса как фактору развития капиталистического способа производства. При феодализме трудящееся население было привязано к земле, люди за всю жизнь практически ни разу не покидали своего места жительства. Экспроприировав сельских производителей, капитализм вынудил широкие слои населения перебираться из деревни в город, продавать свою рабочую силу, составляя ее необходимый резерв. Как подчеркивалось в статье «Рабочий класс, класс иммигрантов», опубликованной в «Революсьон энтернасьональ»:[ii] «В истории первоначального накопления эпоху составляют перевороты, которые служат рычагом для возникающего класса капиталистов, и прежде всего те моменты, когда значительные массы людей внезапно и насильственно отрываются от средств своего существования и выбрасываются на рынок труда в виде поставленных вне закона пролетариев. Экспроприация земли у сельскохозяйственного производителя, крестьянина, составляет основу всего процесса».[iii] Как указывал Ленин: «Капитализм необходимо создает подвижность населения, которая не требовалась прежними системами общественного хозяйства и была невозможна при них в сколько-нибудь широких размерах».[iv] Массовая иммиграция имела решающее значение для развития капитализма в период промышленного подъема. В период 1848-1914 гг. 50 млн. человек покинули Европу, большая часть из них обосновалась в США, из них 20 млн. только в 1900-1914 гг. В 1900 году в Соединенных Штатах проживало приблизительно 75 млн. человек; в 1914-м их число достигло 94 млн. Таким образом, в это время недавние иммигранты составили пятую часть населения страны – и это без учета тех, кто въехал в нее до 1900 года. Если принять в расчет родившихся в США детей иммигрантов, то влияние последних на общественную жизнь окажется еще более существенным. В то время американская буржуазия проводила политику привлечения в страну иммигрантов (накладывая ограничения лишь для выходцев из Азии). Покидать родину рабочих побуждала надежда на улучшение качества жизни, стремление избежать голода и нищеты, угнетения и отсутствия перспектив.

Одновременно с политикой поощрения иммиграции буржуазия не гнушалась развязывать ксенофобские и расистские кампании, призванные разобщить рабочий класс. «Местных» рабочих (иными словами, «коренных жителей») – а многие из них сами являлись детьми и внуками иммигрантов – натравливали на вновь прибывших, которых преследовали за языковые, культурные или религиозные отличия. С той же целью использовались и межэтнические противоречия в рядах самих иммигрантов. Важно учитывать, что страх и недоверие к чужакам имеют глубокие психологические корни в обществе, и капитализм без колебаний всегда использовал этот феномен в своих корыстных целях. Буржуазия, в частности, американская, противопоставляла тактику «разделяй и властвуй» исторической тенденции к единению рабочего класса, чтобы успешнее порабощать пролетариат. В 1892 году в письме Герману Шлютеру Энгельс отмечал: «Ваша буржуазия умеет гораздо лучше, чем австрийское правительство, натравливать одну национальность на другую – евреев, итальянцев, чехов и т. д. на немцев и ирландцев и каждого из них на всех остальных».[v] Это - классическое идеологическое оружие классового врага.

Если в период развития капитализма иммиграция во многом призвана была удовлетворить потребность исторически прогрессивного способа производства в рабочей силе, то в период его упадка, с неуклонным снижением показателей роста она обусловлена факторами, в гораздо большей мере негативными. Стремление избежать преследований, нищеты и голода, которое на стадии подъема капитализма побуждало миллионы рабочих эмигрировать в поисках лучшей работы и жизни, в эпоху упадка резко возросло. Особенности войн этого периода также придали новый импульс массовой эмиграции, вызвав потоки беженцев. В эпоху развития капитализма боевые действия велись регулярными армиями и разворачивались на полях боя. С началом упадка характер войн претерпел значительные изменения. Они затрагивали теперь все население и весь экономический аппарат национального капитала. Первоочередной тактической целью воюющих сторон сделалось запугивание и деморализация гражданского населения, что вызвало массовые миграции беженцев в ХХ и XXI веках. Например, за время последней войны в Ираке число людей, покинувших страну и ищущих убежище, прежде всего, в Иордании и Сирии, оценивается в два миллиона. Покидающих родину эмигрантов подвергают преследованиям коррумпированные полицейские и военные, а также преступники, которые отбирают их имущество, грубо обращаются и похищают их на отчаянном пути в надежде на лучшую жизнь. Многие гибнут или пропадают без вести, иные попадают в лапы торговцев живым товаром. Надо отметить, что капиталистические силы правопорядка не могут или не хотят сделать что бы то ни было ради облегчения социальных проблем, с которыми сопряжена сегодня массовая миграция.

В США начало периода упадка сопровождалось крутым поворотом в иммиграционной политике: от открытости (за давним исключением по отношению к выходцам из Азии) к резкому ограничению. Экономические изменения в целом сократили нужду в постоянном массовом притоке рабочей силы. Но это стало не единственной причиной более жесткого контроля над иммиграцией, сыграли роль и расистские и «антикоммунистические» факторы. «Акт о национальном происхождении», принятый в 1924 году, ограничивал число прибывающих из Европы иммигрантов 150 тыс. в год и определял квоты для каждой страны, основанные на этническом составе населения США в 1890 году, еще до начала массового притока выходцев из Южной и Восточной Европы. Постыдным расизмом диктовалось стремление замедлить рост численности таких «нежелательных» элементов, как итальянцы, греки, восточноевропейцы и евреи. В период «Красного страха», охватившего США после русской революции, рабочие, приехавшие из Восточной Европы, рассматривались как потенциальные большевики, а выходцы из Южной Европы – как анархисты. Дабы еще больше сократить приток иностранцев в США, закон 1924 года впервые вводил понятие иностранного рабочего (не иммигранта), который мог приехать в страну работать, но не имел права остаться в ней.

В 1950 году под влиянием маккартизма и антикоммунистической истерии «холодной войны» был принят «Акт Маккарена-Уолтера», который вводил новые ограничения иммиграции под прикрытием борьбы с российским империализмом. В конце 60-х гг., с началом открытого кризиса мирового капитализма иммиграционное законодательство США было либерализировано, и в страну увеличился приток иммигрантов, не только из Европы, но и из Азии и Латинской Америки, что отчасти отражало стремление американского капитализма превзойти успехи европейских стран, привлекая квалифицированных, талантливых и образованных работников – ученых, медиков и других - из их бывших колоний (это получило название «утечки мозгов» из слаборазвитых стран), а также низкооплачиваемых сельскохозяйственных рабочих. Непредвиденным следствием подобных мер стало значительное увеличения числа иммигрантов, как легальных, так и нелегальных, в частности, из Латинской Америки.

В 1986 году США вернулись к политике ограничения иммиграции с принятием Акта Симпсона-Родино о реформировании контроля за иммиграцией и натурализацией, который призван был положить предел притоку нелегальных иммигрантов из Латинской Америки и впервые в истории Соединенных Штатов вводил санкции (штрафы и даже тюремное заключение) для работодателей, сознательно нанимающих рабочих, которые не имеют права находиться на территории страны. С экономическим упадком, постигшим в 70-е гг. государства Третьего мира, поток иммигрантов усилился, особенно из опустошенных вооруженными конфликтами Мексики, Гаити и Сальвадора. О массовости этой неконтролируемой иммиграции свидетельствует рекордное число арестов нелегальных иммигрантов – 1,6 млн., – произведенных в 1986 году американской иммиграционной полицией.

Что касается идеологических кампаний, то в период упадка старая стратегия «разделяй и властвуй» в отношении иммигрантов использовалась еще более активно, чем на подъеме капитализма. Приезжих обвиняют в том, что они заполонили мегаполисы, привели к снижению и обесцениванию зарплат, вызвали эпидемию преступности и культурного «загрязнения», переполнили школы, тяжким бременем легли на социальные программы, - короче, во всех мыслимых социальных проблемах. Подобная тактика применяется не только в США, но и во Франции, Германии и по всей Европе, где выходцам из Восточной Европы отводится роль козлов отпущения за все социальные бедствия, вызванные кризисом капитализма в стадии распада. Примечательное сходство этих идеологических пропагандистских кампаний показывает, что массовая иммиграция является проявлением глобального экономического кризиса и социального распада, которые углубляются в менее развитых странах. Цель подобной пропаганды – помешать развитию классовой сознательности пролетариата и веси в заблуждение рабочих, дабы они не поняли, что именно капитализм порождает войны, экономические кризисы и все социальные проблемы, характерные для его социального распада.

Усиливающийся распад и кризисы в экономике, сопровождающиеся, к тому же, экологическим кризисом, бесспорно, в ближайшие годы вынудят миллионы людей устремиться в развитые страны. Но, каков бы ни был характер иммиграции, к ней неизменно относятся с бесчеловечностью, органически присущей капиталистическому обществу. Зачастую беженцы изолируются в лагерях, откуда их выпускают неохотно; порою процесс их интеграции занимает целые годы; с ними все больше обращаются как с заключенными и нежелательными лицами, как будто они уже не члены человеческого сообщества. Подобное отношение полностью противоречит интернациональной солидарности, которая присуща сознательному пролетариату.

 

История рабочего движения и иммиграция

 

Исторически в отношении этнических, расовых и языковых различий среди трудящихся рабочее движение руководствовалось принципом: «Пролетарии не имеют отечества», - который повлиял как на эволюцию самого революционного рабочего движения, так и на его участие в классовой борьбе. Всякий компромисс в отношении данного принципа является капитуляцией перед буржуазной идеологией.

Так, например, в 1847 году члены немецкого Союза коммунистов, эмигрировавшие в Лондон и занимавшиеся прежде всего пропагандой среди немецких рабочих, стояли на интернационалистских позициях и «состояли в оживленных сношениях с эмигрантами всех больших стран».[vi]I Интернационал поддержать забастовки, чтобы помешать буржуазии привлечь иностранных штрейкбрехеров и оказать конкретную помощь бастующим решетникам, портным и корзинщикам Лондона и бронзовщикам Парижа.[viii]I Интернационал оказал ему поддержку, отправив своих представителей в Бельгию и Данию, чтобы «чтобы воспрепятствовать вербовке тамошних рабочих агентами фабрикантов. Это им и удалось в широких размерах».[x] Когда разразившийся в 1866 году экономический кризис вызвал подъем забастовочного движения по всей Европе, Генеральный Совет Интернационала «советом и делом содействовал победе рабочих, мобилизуя интернациональную солидарность пролетариата. Он выбивал из рук капиталистов удобное оружие, состоявшее в обессиливании бастующих рабочих ввозом иностранной рабочей силы. […] Он умел разъяснять рабочим каждой страны, куда только проникало его влияние, что в их собственных интересах оказывать поддержку своим заграничным товарищам по классу, ведущим борьбу за повышение заработной платы».[ix] Точно так же в 1871 году, когда в Великобритании набирало силу движение за 9-часовой рабочий день, организованное «Союзом за 9-часовой рабочий день», а не профсоюзами, не участвовавшими в борьбе, В Брюсселе Союз «устроил международный банкет, чтобы показать, что рабочие разных стран питают братские чувства друг к другу. […] За банкетным столом собралось сто двадцать человек гостей – бельгийцев, немцев, швейцарцев, французов, поляков, итальянцев, а также один русский».[vii] Двадцать лет спустя те же мотивы побудили

Наиболее примечательное отступление от позиции интернационализма имело место в США в 1870-1871 гг., когда американская секция Интернационала воспротивилась иммиграции китайских рабочих в страну, поскольку капиталисты платили им меньше, что влекло за собой снижение зарплат белых рабочих. Делегат из Калифорнии жаловался на то, что «китайцы оставляют без работы тысячи белых мужчин, женщин и детей». Подобная позиция обуславливалась ошибочной интерпретацией марксовой критики азиатского способа производства. Маркс считал его анахронизмом, который необходимо преодолеть, чтобы азиатский континент интегрировался в систему современных производственных отношений, и там сформировался полноценный пролетариат. Тот факт, что азиатские трудящиеся еще не пролетаризировались и в силу этого легко становились объектами манипуляции и сверхэксплуатации со стороны буржуазии, к сожалению, не послужило для американского рабочего класса поводом для проявления солидарности с этими работниками и включения их в свою среду, а, напротив, предоставило логическое объяснение их расистскому неприятию.

Как бы то ни было, эстафету борьбы за единство рабочего класса принял II Интернационал. Чуть более ста лет назад, на Штутгартском конгрессе 1907 года, он подавляющим большинством голосов отверг оппортунистическое предложение поддержать ограничение буржуазными правительствами въезд иммигрантов из Китая и Японии. Противодействие было столь велико, что оппортунистам фактически пришлось отозвать свой проект резолюции. Вместо нее делегаты приняли решение интернационалистского характера. В своем отчете о конгрессе Ленин отмечал: «[По вопросу иммиграции] в комиссии и здесь была попытка защищать узкоцеховые взгляды, провести запрещение иммиграции рабочих из отсталых стран (кули – из Китая и т. п.). Это – тот же дух аристократизма среди пролетариев некоторых «цивилизованных» стран, извлекающих известные выгоды из своего привилегированного положения и склонных поэтому забывать требования международной классовой солидарности. На самом конгрессе не нашлось защитников этой цеховой и мещанской узости. Резолюция вполне отвечает требованиям революционной социал-демократии».[xi]

На конгрессах Социалистической партии США в 1908, 1910 и 1912 гг. оппортунисты пытались добиться принятия резолюций, которые позволили бы обойти решения Штутгартского конгресса и выражали поддержку противодействию АФТ (Американской Федерации Труда) иммиграции. Но они неизменно терпели поражение от товарищей, отстаивавших принцип международной солидарности всех трудящихся. Один делегат сделал выговор оппортунистам, заявив, что для рабочего класса «иностранцев не существует». Другие настаивали на том, что рабочему движению не следует объединяться с капиталистами против других групп трудящихся. В 1915 году в письме «Лиги социалистической пропаганды» (предтечи левого крыла Социалистической партии, из которого впоследствии возникли Коммунистическая партия и Коммунистическая Рабочая партия США) Ленин писал: «В нашей борьбе за истинный интернационализм и против «джинго-социализма» мы в нашей печати всегда указываем на оппортунистических вождей СП (S. P.) в Америке, которые стоят за ограничение иммиграции китайских и японских рабочих (особенно после конгресса в Штутгарте в 1907 г. и вопреки его решениям). Мы думаем, что нельзя быть интернационалистом и в то же время стоять за подобные ограничения».[xii]

Иммигранты традиционно играли важную роль в рабочем движении США. Первые революционные марксисты эмигрировали в страну в 1848 году из Германии и установили тесные связи с руководством I Интернационала в Европе. Энгельс выдвинул ряд спорных концепций, касающихся иммиграции, которые были взяты на вооружение социалистическим движением в Соединенных Штатах; отдельные их аспекты были верны, однако другие являлись ошибочными и в итоге негативно повлияли на организационную деятельность американского рабочего движения. Фридриха Энгельса беспокоила медлительность развития рабочего движения в Северной Америке. Он полагал, что это вызвано некоторыми особенностями положения в стране, в частности, отсутствием феодальной традиции с четкой классовой системой, существованием «фронтира», который служил буржуазии для «выпускания пара» и позволял недовольным своей пролетарской долей рабочим становиться фермерами или колонистами на Диком Западе. Еще одной особенностью являлась пропасть, разделявшая рабочих, которые родились в США, и иммигрантов в экономическом плане, а также языковой барьер между ними. В частности, критикуя поселившихся в Северной Америке немецких социалистов за то, что они не учат английский язык, Энгельс указывал: «Они должны будут убрать все детали одежды, говорящие об их иностранном происхождении. Они должны стать настоящими американцами. Они не могут дожидаться, что американцы придут к ним сами; именно им, меньшинству, иммигрантам, надлежит пойти к американцам – огромному большинству населения, родившемуся в США. Для этого им надо начать с изучения английского». Действительно, среди немецких революционеров-иммигрантов в 1880-е гг. существовала тенденция ограничиваться теоретической деятельностью, не уделяя внимания работе с англоязычными массами местных рабочих, что и вызвало критику Энгельса. Верно и то, что руководимое иммигрантами революционное движение должно было обрести связь с американскими рабочими, говорящими на английском, однако откровенный упор на американизацию, сделанный Энгельсом, оказался губительным для рабочего движения, ибо следствием его стал отход наиболее квалифицированных и опытных рабочих на вторые роли, в то время как руководство оказалось в руках людей, не обремененных образованием, зато родившихся в США и владевших английским. После русской революции Коминтерн продолжил подобную политику, и ее последствия для молодой компартии оказались еще более разрушительными. По настоянию Москвы на руководящие посты в партии назначались местные активисты, в том числе такие оппортунисты и карьеристы, как Уильям З. Фостер, и отодвигались на периферию революционеры, выходцы из Восточной Европы, близкие к левому коммунизму. Это ускорило торжество сталинизма в Коммунистической партии США.

Точно так же дискуссионным является и другое замечание Энгельса: «Для вас в Америке большим препятствием, как мне кажется, является исключительное положение коренных американских рабочих. […] [Американский рабочий] класс уже развился и большей частью организован в тред-юнионы. Но он все еще занимает аристократическое положение и предоставляет – имея на это возможность – не требующую квалификации низкооплачиваемую работу иммигрантам, из которых лишь очень немногие вступают в аристократические тред-юнионы».[xiii] Даже если в этом письме верно оценивался раскол между местными рабочими и иммигрантами, в нем делалось ошибочное допущение, что ответственность за это несут именно американские рабочие, а вовсе не буржуазия. И хотя в комментариях говорилось о разобщенности белых рабочих-иммигрантов, в 60-е гг. новые левые интерпретировали данный текст в духе подтверждения «теории» о «привилегированном положении белых».[xiv]

Во всяком случае, сама история классовой борьбы в США опровергла точку зрения Энгельса, согласно которой интеграция иммигрантов представляла собой предварительное условие для создания мощного рабочего движения в США. Солидарность и классовое единство, невзирая на этнические и языковые различия, являлись главными особенностями рабочего движения в переломные моменты ХХ века. Американские социалистические партии издавали десятки ежедневных и еженедельных изданий на разных языках. Так, в 1912 году Социалистическая партия США выпускала 5 ежедневных газет на английском и 8 на других языках, 262 еженедельных на английском и 36 на других языках, 10 ежемесячных журналов на английском и 2 на других языках – не считая публикаций Социалистической рабочей партии. В Социалистическую партию входила 31 федерация национальных меньшинств: армянская, богемская, болгарская, хорватская, чешская, датская, эстонская, финская, французская, немецкая, греческая, латиноамериканская, венгерская, ирландская, итальянская, японская, еврейская, латвийская, литовская, норвежская, польская, румынская, русская, сербская, словацкая, словенская, южнославянская, испанская, шведская, украинская, югославская. Члены этих федераций составляли большинство партии. Большинство членов Коммунистической и Коммунистической рабочей партий США, основанных в 1919 году, также являлись иммигрантами. Точно так же рост численности Индустриальных рабочих мира (ИРМ) до первой мировой войны был вызван в основном притоком иммигрантов, и хотя в отделениях профсоюза на западе Соединенных Штатов страны насчитывалось немало «коренных» американцев, в них входили тысячи славян, латиноамериканцев и скандинавов.

Самая известная акция ИРМ, стачка текстильных рабочих в Лоуренсе в 1912 году, показала, что местные рабочие и иммигранты способны действовать солидарно. Лоуренс (штат Массачусетс) был промышленным городом с ужасными условиями труда. Половину рабочих составляли подростки 14-18 лет. Квалифицированными рабочими являлись, как правило, люди английского, ирландского или немецкого происхождения, говорящие по-английски. Среди неквалифицированных преобладали франкоязычные канадцы, итальянцы, славяне, венгры, португальцы, сирийцы и поляки. Снижение зарплат на одном из заводов вызвало забастовку польских ткачих, и вскоре число бастующих достигло 20 тысяч человек. При поддержке ИРМ был создан стачком, в который вошли по два представителя от каждой этнической группы и который потребовал повышения зарплат на 15 % и отказа от преследования участников забастовки. На собраниях бастующих обеспечивался перевод на 25 языков. Когда власти ответили жестокими репрессиями, стачком отправил несколько сотен детей забастовщиков в качестве посланцев к нью-йоркским братьям по классу. Когда вторая группа детей в количестве 100 человек отправилась к рабочим Нью-Джерси, власти начали преследовать женщин и детей, арестовывали их, клеветали на них в печати; это вызвало обратную реакцию - всплеск солидарности с рабочими по всей стране. Во время забастовки на шелкопрядильных фабриках в Патерсоне (штат Нью-Джерси) в 1913 году ИРМ использовали такую же тактику, отправляя детей бастующих рабочих-иммигрантов к женщинам в другие города; и здесь пролетарии еще раз продемонстрировали классовую солидарность, невзирая на этнические различия.

Во время первой мировой войны иммигранты, представлявшие левое крыло социалистического движения, сыграли особенно важную роль. Так, 14 января 1917 года Троцкий, прибывший накануне в Нью-Йорк, принял участие в собрании в Бруклине у немецкого иммигранта Людвига Лоре, где разрабатывалась «программа действий» левых сил в американском социалистическом движении; присутствовали также Бухарин, уже некоторое время находившийся в США и работавший редактором газеты российских социал-демократов «Новый мир», и несколько других русских, С.Й. Рутгерс, голландский революционер и соратник Паннекука и японский иммигрант Сен Катаяма. По свидетельствам участников собрания, в обсуждении в основном участвовали русские; Бухарин ратовал за немедленный откол левых от Социалистической партии; Троцкий же выступал за то, чтобы левые пока оставались в партии, но усилили критику и начали издавать свою независимую газету дважды в месяц; в итоге собрание поддержало это последнее предложение. Если бы Троцкий не возвратился в Россию после революции, он, весьма вероятно, возглавил бы левое крыло американского социалистического движения.[xv] Разноязычие не представляло препятствия для движения, наоборот, оно отражало его силу. Во время одной массовой манифестации 1917 года Троцкий обращался к собравшимся на русском, а другие ораторы – на немецком, финском, английском, латвийском, идише и литовском языках.[xvi]

 

Буржуазная теоретизация антииммигрантской идеологии

 

Буржуазные идеологи отстаивают тезис о том, что сегодня особенности массовой иммиграции в Европу и США кардинальным образом отличают ее от предшествующих исторических периодов. За этим кроется мысль о том, что ныне иммигранты ослабляют и даже разрушают принимающие их общества, отказываются в них интегрироваться и отвергают их политических институты и культуру. Так, Уолтер Лакер в своей книге «Последние дни Европы: Надгробное слово Старому континенту», вышедшей в 2007 году, проводит идею о том, что за европейский упадок несут ответственность иммигранты-мусульмане.

Буржуазный профессор-политолог из Гарвардского университета Самюэль Ф. Хантингтон в своей изданной в 2004 году работе «Кто мы: Вызовы американской национальной идентичности», отстаивает точку зрения о том, что иммигранты из Латинской Америки, в частности, мексиканцы, прибывшие в США за последние тридцать лет, вероятно, будут менее склонны учить английский, чем предшествующие поколения приезжих из Европы, ибо все говорят на одном языке, концентрируются в одних и тех же регионах и создают испаноязычные анклавы. С лингвистической и культурной точек зрения они не слишком заинтересованы в том, чтобы овладеть английским языком, к тому же, их пытаются разубедить леваки, разжигающие мультикултуралистские настроения. Кроме того, Хангтингтон заявляет, что «бифуркация», линия раздела американского общества по расовому признаку на белых и чернокожих, существовавшая много поколений, ныне грозит сместиться в сторону «культурного» признака, разделив испаноязычных иммигрантов и коренных англоязычных американцев, что напрямую затрагивает американскую национальную культуру и идентичность.

Лакер, как и Хангтингтон, являются признанными идеологами «холодной войны» на службе буржуазии. Лакер – эрудит, консерватор, еврей, переживший Холокост, ярый поборник сионизма, противник арабов и консультант Центра международных стратегических исследований в Вашингтоне, который играл во время «холодной войны» роль «экспертного совета», тесно связанного с Пентагоном. Бывший министр обороны при Буше Рамсфельд регулярно советовался с этой институцией. Хантингтон, профессор политологии Гарвардского университета, был советником Линдона Джонсона во время войны во Вьетнаме и в 1968 году прелагал бомбить вьетнамске деревни, чтобы лишить «вьетконг» поддержки крестьян и вынудить их бежать в города. Позднее, в 70-е гг., он сотрудничал с Трехсторонней комиссией; в 1976 году получил известность докладом «Управляемость демократии» («Кризис демократии: Доклад об управляемости демократий в Трехсторонней комиссии»). В конце 70-х гг., при администрации Картера, служил политическим координатором Совета национальной безопасности США. В 1993 году написал для журнала «Форин Эффейрс» статью, впоследствии переработанную в книгу, под названием «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка»,[xvii] где развивает тезис, согласно которому после распада СССР уже не идеология, а культура будет, в первую очередь, лежать в основе конфликтов в мире. Хангтингтон предрекал, что столкновение цивилизаций ислама и Запада неизбежно и станет в будущем центральным международным конфликтом. Хотя высказанная им в 2004 году точка зрения на иммиграцию была во многом оспорена специалистами по исследованию народонаселения и миграций, его воззрения получили широкую известность благодаря СМИ и близким к Вашингтону экспертам-политологам.

Недовольство Хангтингтона тем, что иммигранты не желают учить английский, сопротивляются ассимиляции и вызывают «загрязнение культуры», отнюдь не ново для США. В конце XVIII века Бенджамин Франклин выражал опасение, как бы Пенсильванию не заполонила «тьма» переселенцев из Германии. «Почему Пенсильвания, - вопрошал он, - основанная англичанами, должна стать колонией чужестранцев, которые вскоре будут столь многочисленны, что германизируют нас прежде, чем мы их англизируем?» В 1896 году Френсис Уокер, влиятельный экономист из Массачусетского технологического института, предостерегал, что американское гражданство может утратить прежнюю значимость из-за «беспорядочного допуска масс грубых и невежественных крестьян из стран Восточной и Южной Европы». Президенту Теодору Рузвельту приток иноязычных иммигрантов досаждал настолько, что он предложил: «Нужно потребовать от всех приезжающих сюда иммигрантов, чтобы они за пять лет выучили английский язык – либо покинули страну». Историк из Гарварда Артур Шлезингер-старший жаловался на социальную, культурную и интеллектуальную «отсталость» иммигрантов из Южной и Восточной Европы. Все эти вчерашние жалобы и страхи удивительным образом напоминают сегодняшние сетования Хангтингтона.

Историческая действительность неизменно доказывала несостоятельность подобных ксенофобских опасений. Даже если в каждой группе иммигрантов всегда находились те, кто стремился любой ценой выучить английский, быстро ассимилироваться и экономически преуспеть, обыкновенно ассимиляция происходила медленно – как правило, за три поколения. Взрослые иммигранты в целом говорили на родном языке и сохраняли свои культурные традиции. Они жили в иммигрантских кварталах, в среде своего землячества, посещали определенные магазины, религиозные службы и т. д. Читали книги и газеты на родном языке. Их дети, иммигрировавшие в нежном возрасте или родившиеся в США, обыкновенно владели двумя языками. Они учили английский в школе и в ХХ веке росли в окружении англоязычной массовой культуры, но дома говорили на языке своих родителей и нередко выбирали супругов в собственной этнической общине. Третье поколение, внуки иммигрантов, постепенно забывали язык предков и склонны были говорить только по-английски. Об их культурной ассимиляции свидетельствовало и растущая тенденция заключать браки за пределами своей этнической общины. Несмотря на массовой иммиграции в США из Латинской Америки в последние годы, сегодня наблюдаются аналогичные тенденции ассимиляции, как показывают недавние исследования Pew Hispanic Center при Принстонском университете.[xviii]

Однако даже если нынешняя волна иммиграции качественно отличается от прежних, насколько это важно вообще? Если рабочие не имеют отечества, почему нас должна беспокоить проблема ассимиляции? Энгельс в конце 1880-х гг. ратовал за американизацию не потому, что она была важна сама по себе, являясь неким вневременным принципом рабочего движения, - нет, он видел в ней средство сформировать массовое социалистическое движение. Но, как мы показали выше, идея о том, что американизация служит необходимым предварительным условием для упрочения единства пролетариата, оказалась опровергнута практикой самого рабочего движения в начале ХХ века, когда однозначно стало понятно: рабочее движение может включать в себя все имеющееся многообразие, пролетариат при этом все равно носит интернациональный характер и в таком качестве способен стать единой силой, противостоящей правящему классу.

Недавние бунты в бидонвилях ЮАР являются сигналом тревоги, указывающим, что инициируемые буржуазией кампании против иммигрантов толкают общество к варварству. При этом очевидно и то, что капиталистическая пропаганда преувеличивает антииммигрантские настроения в среде рабочего класса развитых стран. Так, в США, несмотря на усилия буржуазных СМИ и агитацию крайне правых с целью возбудить ненависть к иммигрантам из-за языковых и культурных различий, большинство населения, включая рабочих, считает иммигрантов трудящимися, которые пытаются заработать на жизнь и поддержать свои семьи, выполняют работу, слишком тяжелую и низкооплачиваемую для коренных жителей, и было бы глупо высылать их из страны.[xix]Window and Door Republic» перед его воротами собрались местные рабочие, чтобы поддержать бастующих и, в частности, обеспечить их питанием. Непосредственно в ходе классовой борьбы наблюдается все больше примеров солидарности между и иммигрантами и местными рабочими, напоминающих интернациональное единство в Лоуренсе в 1912 году. Например, во время волнений в Греции в 2008 году иммигранты присоединились к борьбе, в 2009 в Великобритании они открыто выразили солидарность с забастовкой на нефтеперерабатывающем заводе в Линдси, а в США в ходе оккупации работниками – выходцами из Латинской Америки предприятия «

 

Отношение революционеров к проблеме иммиграции

 

Если верить СМИ, то 80 % британцев считают, что иммиграция вызвала кризис народонаселения в Соединенном Королевстве; более 50 % опасаются исчезновения английской культуры; 60 % полагают, что иммиграция представляет опасность для Великобритании; 85 % выступают за то, чтобы ограничить или вовсе запретить иммиграцию.[xx] Тот факт, что часть населения, в том числе отдельные элементы рабочего класса, подвержена иррациональному страху, который проявляется в расизме и ксенофобии и вызван буржуазной идеологией, не должен нас удивлять, ибо нам известно, что в классовом обществе идеология правящего класса оказывает огромное влияние на класс эксплуатируемый, пока не складывается откровенно революционная ситуация. Однако, каковы бы ни были успехи буржуазии на ниве идеологической обработки рабочего класса, революционное движение исходит из принципа: мировой пролетариат един, пролетарии не имеют отечества. Это – основной принцип международной пролетарской солидарности и сознательности рабочего класса. Все, что делает упор на самоценности этнических особенностей, усугубляет их, манипулирует ими или способствует «разъединению» рабочего класса, противоречит интернационалистскому характеру пролетариата как класса и является проявлением буржуазной идеологии, с которой борются революционеры. Наш долг – отстаивать историческую истину: пролетарии не имеют отечества.

Как бы то ни было – и как всегда, – в обвинениях буржуазных идеологов в адрес иммигрантов выше доля вымысла, чем реальности. Гораздо больше вероятности, что иммигранты станут жертвами преступников, чем преступниками. В целом иммигранты – честные рабочие, которые тяжко трудятся, эксплуатируются всех всякой меры, зарабатывая себе на жизнь и отправляя деньги оставшимся на родине семьям. Зачастую их обманывают нечестные работодатели, выдавая зарплату меньше минимальной и отказываясь оплачивать сверхурочные; нечестные домовладельцы, получая с них завышенную квартплату за настоящие трущобы, а также всякого рода воры и разбойники. Все они рассчитывают на то, что страх перед властями помешает иммигрантам пожаловаться на них. Статистика свидетельствует, что преступность растет во втором и третьем поколении иммигрантов, и вызывается она не самим фактом иммиграции, а безысходной бедностью, дискриминацией и отсутствием перспектив у бедняков.[xxi]

Необходимо ясно отдавать себе отчет в различиях, которые существуют сегодня между левыми коммунистами и всеми остальными поборниками антирасистской идеологии (в том числе считающих себя революционерами). Несмотря на осуждение расистского характера антииммигрантской идеологии, их действия зачастую противоречат словам. Вместо того, чтобы делать упор на фундаментальном единстве рабочего класса, они подчеркивают имеющиеся различия. Новое прочтение старой теории о «привилегированном положении белых» предписывает порицать с позиций морали рабочих, не доверяющих иммигрантам, а вовсе не капитализм – за его расизм и ксенофобию; доходит до того, что рабочих-иммигрантов прославляют, героизируют, противопоставляя местным рабочим. Вместо того, чтобы твердо стоять на позиции единства рабочего класса, «антирасисты» неизменно поддерживают иммигрантов против коренного населения. Проповедуемая ими идеология мультикультурализма толкает рабочих к предпочтению «политики идентичности», для которой определяющей является национальная, лингвистическая, этническая «идентичность», а не классовая принадлежность. Согласно этой коварной идеологии, мексиканские рабочие имеют больше общего с мексиканской буржуазией, чем с другими рабочими. Ввиду недовольства рабочих-иммигрантов, подвергающихся разного рода преследованиям, антирасизм побуждает их положиться на государство. Их всех проблем, с которыми они сталкиваются, он предлагает единственный выход – обращение к буржуазной законности: либо вступая в профсоюзы, либо выступая за реформу иммиграционного законодательства, либо привлекая иммигрантов к участию в выборах, формально предоставив им «права». Все, что угодно, только не классовая борьба пролетариата.

Осуждение левыми коммунистами ксенофобии и расизма в отношении иммигрантов радикально отличается от подобной антирасистской идеологии. Наша позиция находится в непосредственной преемственности с воззрениями революционного движения со времен Союза коммунистов и «Манифеста Коммунистической партии», I Интернационала, левых во II Интернационале, ИРМ и первых лет существования компартий. Мы действуем, исходя из фундаментального единства пролетариата, осуждаем попытки буржуазии разобщить рабочий класс, мы против буржуазной законопослушности, политики идентичности и классового сотрудничества. Например, ИКТ отстаивало эту интернационалистическую позицию в 2006 году, обличая капиталистическое вмешательство в массовые манифестации в поддержку легализации иммигрантов, которое привело к тому, что в них участвовали почти исключительно выходцы из Латинской Америки. Как мы отмечали в нашем издании «Интернашенализм»,[xxii]  эти демонстрации «в значительной мере явились буржуазными манипуляциями», ибо «буржуазия спровоцировала их,… контролировала их и открыто руководила ими». Кроме того, они были проникнуты национализмом, «пусть даже это латиноамериканский национализм, который проявил себя в начале манифестаций, либо огорчительное стремление утвердиться в своей новой, «штатовской» идентичности», «с целью не ни в коем случае не позволить иммигрантам и коренным американским рабочим осознать свое фундаментальное единство».

Это интернациональное единство пролетариата мы должны отстаивать прежде всего. Будучи пролетарскими интернационалистами, мы отвергаем буржуазную идеологию и ее построения на тему «культурного и лингвистического загрязнения», «национальной идентичности», «недоверия к иностранцам» или «защиты своей общины». Напротив, в своей деятельности мы должны отстаивать исторические ценности рабочего движения: рабочие не имеют отечества; защита национальной культуры, языка или идентичности – не дело пролетариата. Нам следует пресекать всякие попытки использовать буржуазные концепции для усиления различий в среде рабочего класса, подрыва его единства. Как бы в разные времена идеология чуждого класса ни пыталась проникнуть в рабочее движение, через всю его историю красной нитью проходит идея интернациональной солидарности и классового единства. Пролетариат существует в разных странах, говорит на разных языках, но он является единственным классом в мире, чье историческое призвание – бороться с капиталистической системой эксплуатации и угнетения. Мы рассматриваем этническое, культурное, лингвистическое разнообразие нашего класса прежде всего как его сильную сторону и отстаиваем интернациональную пролетарскую солидарность перед лицом попыток разобщить нас между собою. Мы должны претворить принцип «пролетарии не имеют отечества» в жизнь, чтобы появилась возможность образования единой человеческой общности при коммунизме. Всякая иная перспектива означает отказ от революционных принципов.

 

---