Термин «коммунистические рабочие» означал ссылку на традицию КРПГ. «Рабочий Коммунист» не рассматривал себя в качестве части традиции Итальянской Левой: эту традицию он считал традицией более низкого уровня по сравнению с традицией Германской Левой.

«Мы участвовали в революционном движении, менее совершенном, чем наши немецкие товарищи… Для нас, укорененных в бордигистской традиции, потребовало много усилий вырвать из нашего мышления систему предрассудков, скрывавших от нас реальность, реальность, извлеченную непосредственно из опыта нашими немецкими товарищами» (Статья «Завоевать или разрушить профсоюзы?» в «Р.К.», №2-3, октябрь 1929г.).

В то время, как в своем втором номере (январь 1928г.) «Коммунистическое Пробуждение» все еще критиковало «элементы, подобные Паннекуку в Голландии и Панкхерст в Англии» за создание Четвертого Интернационала, «этой абсурдной смеси разношерстных элементов», «Рабочий Коммунист» совершил акт покаяния и оценивал себя как «запоздалую ветвь подлинно марксистской левой, представителями которой в 1919г. были в Англии Панкхерст, а в Голландии – трибунисты Гортер и Паннекук» («Р.К.», №1).

Группа Паппаларди напечатала по частям в своей газете памфлет Гортера «Ответ товарищу Ленину», в котором в конденсированном виде излагались позиции Германской Левой. Эта публикация подчеркивала антиленинистскую ориентацию «коммунистических рабочих групп»:

«Гортер был прав, а Ленин ошибался. Ленинская линия привела к тягчайшим поражениям, к созданию массовых партий, ставших оплотом оппортунизма и контрреволюции в рабочем классе" («Р.К.», №1).

Были установлены контакты с голландскими и немецкими товарищами из «Группы интернациональных коммунистов» (ГИК), а также с ВРСГ и КРПГ. Данные контакты не увенчались слиянием в одну организацию. Эти группы весьма осторожно относились к самому принципу подобного слияния и предпочитали взаимное сотрудничество и обмен материалами в своей «коммунистической рабочей прессе».

КРПГшная «антиленинистская» тенденция не осталась изолированной интернационально: группы, защищающие те же программные позиции, были созданы в 1930г. в Австрии и Дании (“Mod Stromen”).  Но основа у всех у них оставалась хрупкой: немногочисленные и изолированные от рабочего класса, в котором доминировали социал-демократическая и сталинистская идеологии, они не были ни однородными, ни объединенными в единую интернациональную организационную общность – подобное объединение они считали преждевременным или бесполезным с тех пор, как обожгли пальцы с попыткой создания Коммунистического Рабочего Интернационала в 1922г.

Несмотря на свою ограниченность пределами Франции и немногочисленность (15 – 20 активистов), «коммунистическая рабочая» организация сделала более известными позиции Германской Левой – позиции, на которых традиционно стояло клеймо «инфантилизма» и «экстремизма».

Сотрудничество Мясникова и «Русской рабочей группы» в «Рабочем Коммунисте» подтвердило антиленинистскую ориентацию этого последнего. Старый рабочий – большевик,[1] Мясников находился в оппозиции Ленину с 1921г. по вопросам о нэпе и «рабочей демократии» в РКП(б) и Советах. Он призывал к широчайшей свободе критики и организации в последних. Он критиковал тактику единого фронта как «тактику сотрудничества с отъявленными врагами рабочего класса, подавившими революционное движение пролетариата с оружием в руках» и как тактику, «находящуюся в открытом противоречии с опытом русской революции». Он также критиковал любые запреты на стачки в России и требовал, чтобы «пролетариат мог реально участвовать в управлении экономикой» посредством профсоюзов и фабзавкомов. Считая, что Советская Россия и РКП(б) все еще сохраняют пролетарский характер, группа Мясникова создала «рабочую группу» большевистской партии, «на основе программы и устава РКП(б), с целью осуществления решительного давления на руководящую группу самой партии».[2]

Мясников был исключен из партии в 1922г. Вскоре после этого Манифест его группы был переведен на немецкий язык КРПГ, которая добавила к нему свои критические комментарии о профсоюзах и о пролетарском характере РКП(б). Мясников был арестован в 1923г., подвергнут пыткам и сослан в Армению, откуда в 1928г. он сумел бежать через Иран в Турцию. После энергичной компании, Корш и «Рабочий Коммунист» добились, чтобы в начале 1930г. Мясникову был разрешен въезд во Францию. В это время он более или менее придерживался позиций КРПГ и отвергал усилия Троцкого по созданию международной левой оппозиции как обреченные на неудачу либо на то, чтобы сыграть на руку буржуазии.[3]

Опыт Русской Левой, неленинистской и находящейся в оппозиции к Троцкому, критически относившейся к опыту русской революции, привел «Рабочий Коммунист» к энергичной защите тезисов Германской Левой, которая первой начала критику РКП(б) и Коминтерна. Сходство взглядов «РК» и КРПГ существовало по пяти вопросам:

1). Парламентский вопрос. В отличие от Бордиги, который считал антипарламентаризм вопросом тактики, «РК» считал его делом принципа и отстаивал бойкот  парламента. Тем не менее, в отличие от КРПГ, он отделял себя от синдикалистского антипарламентаризма, «который не имеет ничего общего с радикальными тенденциями марксистского и коммунистического антипарламентаризма».

2). Национальный вопрос. В этом вопросе, даже более отчетливо, чем Голландская Левая, которая занимала нерешительную позицию, утверждалось, что невозможно поддерживать национальные движения, которые «могут служить только предлогом для развязывания международных конфликтов и даже устраиваются искусственно с целью развязать войну». Приняв тезисы Розы Люксембург, «РК» отверг позицию Ленина, согласно которой «пролетариат даже может считаться поборником национальной защиты, потому что это – единственный класс, который борется до конца, особенно против всякого национального угнетения».

На самом деле, статья «Империализм и национальный вопрос», появившаяся в №2-3 «Рабочего Коммуниста» настаивала: «Пролетариат развивает свою борьбу, делает свою революцию как класс, а не как нация. Сразу после победы пролетариата в нескольких странах, государственные границы должны исчезнуть».

Не может быть «прогрессивной национальной буржуазии» в колониальных и полуколониальных странах, потому что в этих регионах буржуазия «по своей сущности и по своей структуре является созданием империализма» («РК», №9-10, март 1930г.). Вот почему не может быть даже тактической защиты лозунга о «праве наций на самоопределение», как в 1917г., когда за этим лозунгом скрывались интересы национальных буржуазий: «Катастрофический опыт показывает, что когда пролетариат «защищает свою страну», свою «угнетенную нацию» – это имеет только один результат – усиление его собственной буржуазии». Поэтому «РК» отверг троцкистский лозунг о «Соединенных Штатах Европы» как являющийся частью той же националистической линии: «Марксисты – коммунисты не хотят строить Соединенные штаты Европы или мира, их целью является Всемирная республика рабочих Советов» («РК», №2-3).

3). Вопрос о профсоюзах. Здесь «коммунистические рабочие группы» приняли позицию КРПГ, т.е. отказ от всякой деятельности в профсоюзах с целью «завоевать» их и отказ от всякой попытки создавать новые профсоюзы, даже революционные:

«Профсоюзы не могут быть завоеваны для революции; революционные профсоюзы не могут быть созданы» («РК», №1).

Основываясь на немецком опыте, где профсоюзы были на стороне Носке, группа Паппаларди призвала к разрушению профсоюзов. Это означало не просто разрушение отдельных профсоюзов, но разрушение самой профсоюзной формы, которая изжила себя «из-за модификаций, которые исторический процесс внес в формы классовой борьбы» («РК», №1). Пролетарская борьба не может осуществляться посредством профсоюзов, потому что исторический процесс «превратил эти бывшие органы классовой борьбы в покорные орудия в руках капитализма».

Означало ли это, что «Рабочий Коммунист» отрицал всякое вмешательство в классовую борьбу? Нет, потому что «участие во всех видах частичной борьбы пролетариата является бесспорной необходимостью». Существование постоянных органов борьбы стало невозможно: «Создание постоянных организаций, основанных на низших формах классового сознания и классовой борьбы, более не имеет смысла в эпоху, когда революция может начаться в любой момент» («Завоевать или разрушить профсоюзы?» в «РК», №4-5). В действительности это был весьма спонтанеистский подход, рассматривавший революцию как постоянную возможность. Борьба найдет свои спонтанные органы в «фабричных комитетах», которые не будут постоянными организациями. «РК» критиковал германский ВРС за превращение фабричных комитетов в «формы, заменившие классические профсоюзы». Для «РК», экономическая борьба может быть только борьбой, связанной с борьбой за власть. Формой пролетарской власти были рабочие Советы.

4). Партия и Советы. Отказавшись от «бордигизма», активисты «коммунистической рабочей левой» были все более склонны считать партийный вопрос вторичным, отказываясь изучать конкретные условия возникновения партии:

«мы не спешим создать новую партию, расширить нашу организационную базу… наша цель – создание подлинно революционной партии и, чтобы достичь этой цели, мы готовы длительное время быть сектой» («Выйти из болота!» в «РК», №1, август 1929г.).

В виде реакции на позицию Бордиги, который утверждал, что сознание может существовать только в партии, и что партия должна повести за собой класс с целью установить свою собственную диктатуру, диктатуру Коммунистической Партии, после захвата власти, «РК» выдвинул люксембургистскую позицию:

«Роль партии – это не роль вечного господства, ее роль – роль воспитания, содействия достижению рабочим классом зрелости его политического сознания» («Недавний прогресс материалистической диалектики у Троцкого и его эпигонов» в «РК», №1).

Здесь нужно указать, что на деле воспитательная роль, приписанная партии, сводила ее функции к функциям маленького исследовательского кружка, а не органа борьбы, развивающего политическое сознание рабочих. «РК» считал, что это сознание является стихийным – партия просто накладывается на него.

В действительности, здесь развивалась «советистская» концепция, ставившая советы на место партии. «Рабочий Коммунист» избегал слова «партия», предпочитая ему словосочетание «пролетарские элиты», «чья роль все более и более будет поглощаться массами, по мере того, как мы будем продвигаться к победе» («О роли пролетарских элит в классовой революции» в «РК», №7-8).

5). Россия и государство. Признавая, что русская революция была пролетарской, «Рабочий Коммунист», как и «Коммунистическое Пробуждение» видел происхождение контрреволюции в нэпе и в подавлении Кронштадта в 1921г.:

«Основы нынешнего вырождения восходят к нэпу, к компромиссу между пролетарскими и буржуазными элементами русской революции, что создало пропасть между русской революцией и революцией на западе, что создало экономическую основу для обуржуазивания пролетарского аппарата, функционеров, служащих и т.д.».

Таким образом, природа пролетарского государства превратилась в свою противоположность. Посредством государственного капитализма бюрократия, которую «РК» все еще называл кастой, превратилась в буржуазный класс:

«Существует объективная основа для превращения этой касты в класс. Этой объективной основой является государственный капитализм… и его отношения со свободным рынком, созданные нэпом» («РК», №1).

В действительности, существовало 2 тесно связанных фактора, обусловивших этот процесс: внешний фактор (отсутствие революции на Западе, что оставило Советскую Россию изолированной) и внутренний фактор (государственный капитализм), оба эти фактора действовали вместе, открывая дорогу контрреволюции. В своем анализе «РК» не отделял два эти фактора друг от друга. Но он считал второй фактор более опасным, т.к. большевистская партия осталась во главе государства и не поддержала кронштадтских повстанцев:

«В 1921г. для русских коммунистов был возможен выбор одного из двух путей: либо отчаянная и героическая борьба против внутренних и внешних сил реакции и, «очень возможно», поражение и смерть в борьбе, либо компромисс с буржуазными силами, отказ от революционной позиции без всякого сопротивления, мягкое поглощение коммунистических сил новыми буржуазными отношениями производства, введенными нэпом».

«Рабочий Коммунист» извлек 2 фундаментальных урока из русского опыта:

«Пролетарская диктатура… не может ни развивать социализм, ни сохранять саму себя, если она не развивает пролетарскую революцию на международной арене. Это особенно верно для неразвитых в промышленном отношении стран».

Другой урок состоял в том, что диктатура пролетариата – это «диктатура советов», а не «диктатура партии», она представляет собой «антигосударственную организацию сознательного пролетариата». («РК», №12, октябрь 1930г., на итальянском языке).

Далее мы увидим, что все эти тезисы обсуждались во Фракции Итальянской Левой, часто с теми же заключениями. Но существовало фундаментальное различие между двумя ветвями Итальянской Левой: одна из них рассматривала свою работу в долгосрочной перспективе, работу с помощью организации, участвующей в классовой борьбе; она проводила свою теоретическую работу внутри подобной организации и систематическим образом. Другая ветвь не понимала важности развития политической организации, считала этой второстепенной задачей и полагала, что сознание кризиса может развиться во всякое время, и революция возможна в любой момент. Она развивала свои теоретические позиции менее глубоким образом, полагаясь на интуицию и опираясь на теоретический вклад Германской Левой. Отсутствие революции, которую она ожидала в результате кризиса 1929г., и растущее влияние анархистских позиций, отстаиваемых Прудомо и его женой, привели к роспуску группы в конце 1931г. Прудомо и его жена ушли еще до этого – «Рабочий Коммунист» в свой статье на итальянском языке приветствовал их уход как уход «интеллигентной мелкой буржуазии», искавшей привилегий и славы и «желавшей въехать в мировую историю на горбу рабочего класса» («Прудомо и его жена бегут с поля боя – тем лучше!» в «РК», №13, январь 1931г.).

Этот раскол, который на самом деле не был расколом, повлек тяжелые финансовые последствия для газеты. Прудомо был очень богат и владел книжным магазином, являвшимся центром работы организации. Издание скоро прекратилось. «Спартак», который начали издавать супруги Прудомо вместе с Дотри, постигла та же участь в следующем году. Группа Паппаларди распалась: сам он тяжело заболел и до своей смерти в 1940г. не занимался активной политической деятельностью. «Спартак» и выходившая в 1932г. «Международная рабочая корреспонденция» имели только эфемерное существование. Они были изданиями супругов Прудомо вместе с Дотри, интересовавшихся сперва «советистскими», а затем анархистскими идеями, но не политическим органом революционной организации.[4]

На самом деле, смерть «Рабочего Коммуниста» была результатом политических, а не случайных факторов. Хотя он проделал долгий путь и со значительной смелостью поставил под вопрос схемы прошлого, он не достиг политической и организационной последовательности. Он был скорее федерацией исследовательских групп, а не реальной политической организацией, обладающей программой и оценкой настоящего ради подготовки будущего. Хотя он признавал необходимость партии, он двигался в сторону итальянских анархистов[5] из «Анархистской борьбы», призывая к созданию анархизма, «обновленного с ног до головы, превзошедшего самого себя и свои традиционные антагонизмы» («РК», №11, сентябрь 1930г.). Благодаря своему рабочизму, он изолировал себя от политической среды, хотя уже был изолирован от рабочей среды. Изоляция Германской Левой, ее кризис в конце 1920-хгодов, ее слабость на организационном уровне, трудности в поддержании интернациональных контактов не позволили ему продержаться длительное время.[6]