Но основное разногласие между руководством КПИ и руководством Коминтерна выкристаллизовалось вокруг проблемы слияния КПИ и левого крыла ИСП, после того, как последнее исключило из своей партии правое крыло Турати. Коминтерн хотел создать в Италии массовую партию по образцу немецкой ОКПГ. Он считал, что Серрати и Ладзари были честными революционерами, от которых тенденция Бордиги обособилась в силу своего сектантства. Исполнительный Комитет Коммунистического Интернационала, хотя и утверждал, что реформисты и центристы – это «железный шар, привязанный к ногам партии» и «агенты буржуазии в рабочем классе», приказал КПИ пойти на немедленное слияние с ИСП, чтобы создать объединенную Коммунистическую партию. С этой целью был создан Организационный Комитет, куда от КПИ вошли Бордига и Таска, от ИСП – Серрати и Маффи, а от Исполкома Коминтерна – Зиновьев. Таким образом, Коминтерн поддержал правое крыло КПИ (которое было маленьким меньшинством, на Римском съезде получившем только 4 тысячи голосов против 31 тысячи за левых), в целях «укрощения» бордигистского руководства. Правое крыло состояло из всех старых «ординовистов», кроме Грамши и Тольятти, которые все еще поддерживали большинство партии. Было решено исполнять директивы Зиновьева.[1]

Арест Бордиги, который находился в тюрьме с февраля по октябрь 1923г., привел к тому, что Исполком КПИ возглавили представители правого крыла партии. В это же время Грамши и Тольятти подчинились Исполкому Коминтерна; они взяли под контроль руководящие органы партии, будучи готовы вести решительную борьбу против «бордигистов». Сидя в тюрьме, Бордига написал проект манифеста о разрыве с Коминтерном, однако затем отказался от этой идеи, не желая идти на преждевременный разрыв до того, как выскажет свои позиции внутри итальянской партии и Коминтерна.

Что касается слияния с ИСП, ради чего Исполком Коминтерна хотел устранить бордигистское руководство, то оно не состоялось. ИСП отказалась принять условия объединения и исключила группу Серрати и Маффи, существовавшую вокруг журнала «Красные страницы». Эта группа – «третьеинтернационалисты» или «терцини» – вошла в конце концов в Компартию Италии, приведя с собой 2 тысячи членов ИСП, которая в результате репрессий, но прежде всего в результате деморализации насчитывала только 20 тысяч членов.

Зиновьевская большевизация не смогла устранить от руководства КПИ бордигистскую непримиримую тенденцию, которую поддерживало большинство партии. ИККИ попытался нейтрализовать ее неоспоримого лидера, предложив Бордиге вернуться в Исполком КПИ.  Бордига отказался ввиду существовавших разногласий. Он также отказался от предложенного ему поста депутата – на подобное предложение, которое являлось оскорблением для убежденного бойкотиста, он ответил коротко и резко: «Я никогда не стану депутатом, и чем меньше вы будете строить касающиеся меня планы, не спрашивая меня, тем меньше потеряете времени» (письмо Бордиги Тольятти от 2 февраля 1924г.).

В мае 1924г. в Комо прошла подпольная конференция КПИ. Она означала убедительную победу левых. 35 секретарей партогранизаций из 45, 4 межрегиональных секретаря из 5 одобрили тезисы, предложенные Бордигой, Гриеко, Репосси и Фортикьяри. Эти тезисы говорили, что партия была создана в неблагоприятный период, однако фашизм, «разгромив пролетариат, ликвидировал политические методы и иллюзии старого пацифистского социализма», поставив альтернативу «диктатура пролетариата или диктатура буржуазии». В частности, эти тезисы критиковали Коммунистический Интернационал за навязывание КПИ слияния с ИСП и двусмысленность по вопросу о характере итальянского максимализма (т.е. тенденции Серрати). В политической области, ведя решительную борьбу против фашизма, партия должна также осуществлять «решительную критику так называемых антифашистских буржуазных партий, а равным образом социал-демократических партий, избегая любых блоков или союзов». Но прежде всего левое крыло КПИ обрушило решительную критику на «большевизацию», которая навязывала бюрократически-централистский способ функционирования партии. Выходивший в Неаполе орган левого крыла «Прометей» показал, что на протяжении всей истории рабочего движения «революционная организация характеризовалась разрывом с дисциплиной и иерархической централизацией предыдущей организации». Партия основывалась на добровольном членстве, дисциплина могла быть только результатом, а не предпосылкой ее здорового функционирования. Иначе эта дисциплина превращалась в «банальное правило механического подчинения».

Но, парадоксально, на Пятом Конгрессе Коминтерна Бордига выступил как наиболее решительный сторонник применения дисциплины, хотя и не отказывался от своей предшествующей критики. «Мы хотим подлинной централизации, настоящей дисциплины», - объяснял он, чтобы показать, что не собирается, как ему приписывали, организовывать левую фракцию в Коминтерне. Его отказ от предложения Зиновьева стать вице-председателем Коминтерна может показаться непоследовательным. Однако подобное предложение не было невинным: оно являлось ничем иным, как попыткой подкупить основателя итальянской партии. Однако Бордига не был Тольятти.

После этого началась открытая война между «бордигистской» тенденцией и русским руководством Коминтерна. 1925год был решающим.

1925 год был годом «большевизации» коммунистических партий. Это также был год, когда развернулась активная борьба РКП(б) и Коминтерна против троцкистской левой оппозиции: в январе Троцкий должен был уйти в отставку с поста Народного комиссара по военным и морским делам. Это был также год, когда прежнее левое руководство Рут Фишер и Аркадия Маслова начало выталкиваться из Компартии Германии, а Карл Корш приступил к организации своей фракции. Все это было началом решительной борьбы Коминтерна против левых тенденций, к выгоде центристского руководства, подчиненного Сталину.

Больше вследствие необходимости ответа на подобную политику, чем по своей собственной инициативе, Итальянская Левая была вынуждена организовываться в тенденцию и вести борьбу против Грамши – Тольятти и русского руководства.

В марте – апреле 1925г. Расширенный пленум ИККИ поставил устранение «бордигистской» тенденции в повестку дня Третьего съезда КПИ. Он запретил публикацию статьи Бордиги, благоприятной Троцкому («Вопрос Троцкого»). Большевизация итальянской секции Коминтерна началась со снятия Фортикьяри с занимаемого им поста секретаря миланской парторганизации. В апреле левое крыло КПИ в лице Дамена, Репосси и Фортикьяри создало «Согласительный комитет» в целях координации своих действий.[2]

Грамшистское руководство КПИ решительно атаковало этот комитет, разоблачая его как «организованную фракцию». На самом деле, левое крыло КПИ все еще не хотело организовываться во фракцию, оно не желало дать Грамши и Тольятти предлог для своего исключения из партии, в которой оно все еще составляло большинство. Бордига сначала отказался присоединиться к Комитету, т.к. не хотел нарушать даже навязанную дисциплину. Только в июне он примкнул к Дамену, Репосси и Фортикьяри. Он взял на себя задачу написания «платформы» левых, которая стала первой систематической критикой «большевизации». Он осудил политику «маневров и мелких выгод», которая пыталась создать массовую партию на искусственной основе, т.к. «отношения между партией и массами зависят от объективных условий ситуации». Он осудил систему производственных ячеек как «отрицание централизации Коммунистической партии». В статье, опубликованной в тот же день, что и платформа, Бордига подчеркнул, что функцией этих ячеек было задушить внутреннюю жизнь партии и «заключить рабочих в узкие границы предприятия». Во имя борьбы против «интеллигентов», власть партийных функционеров была усилена. Представляет интерес подробно рассмотреть аргументы левых, критикующие большевизацию:

• Замена территориальных ячеек производственными означает упразднение органической жизни революционной партии, которая должна быть «органическим коллективом с единым руководством». Подобная замена являлась отрицанием централизации и бюрократическим триумфом федерализма, при котором партия будет разбита на обособленные ячейки.
• Большевизация способствовала партикуляризму и федерализму. Партия становилась суммой рабочих – одиночек, привязанных к их профессиональной ячейке. Следствием этого неизбежно будут корпоратизм и рабочизм, ломающие органическое единство партийного коллектива, который должен выходить за пределы всех профессиональных категорий.
• Вместо ограничения роли «интеллигентов» в партии, система производственных ячеек будет иметь противоположный эффект: «Рабочий в производственной ячейке неизбежно будет иметь тенденцию обсуждать только экономические вопросы, интересующие рабочих данного предприятия. Интеллигент будет продолжать вмешиваться в эти дискуссии, но уже не благодаря убедительности своего красноречия, а благодаря монополии на решение возникающих вопросов, предоставленной ему партийным центром». Более того, «пролетаризация» партийного руководства, заявленная как цель большевизации, столь мало существовала на самом деле, что новое руководство КПИ, в отличие от старого, не имело ни одного рабочего в своем Исполкоме.
• Наличие руководителей – выходцев из рабочего класса не было гарантией пролетарского характера партии, потому что «лидеры из рабочего класса показали себя по меньшей мере столь же способными к оппортунизму и измене, как и интеллигенты, и, в общем, они более податливы к буржуазным влияниям».

Под угрозой исключения из партии, «Согласительный комитет» должен был самораспуститься, подчиняясь дисциплине. Это было началом конца Итальянской Левой как большинства в партии. В результате компании рекрутирования, начатой грамшистским руководством, численность партии выросла с 12 до 30 тысяч. Новые члены были в основном молодыми рабочими и крестьянами, впервые вошедшими в политическую жизнь; как признавал Тольятти, «уровень их политических способностей и зрелости был скорее низким». Именно в этой радикально преобразованной партии,[3] Лионский съезд смог окончательно снять сторонников Бордиги с руководящих постов; на этом съезде левые получили только 9,»% голосов. Но, чтобы помешать левой тенденции создать фракцию или даже новую партию, Грамши ввел 3 членов Итальянской Левой в ЦК КПИ.

Известные «Лионские тезисы» были написаны именно в связи с Лионским съездом КПИ. Они будут направлять политику Итальянской Левой в эмиграции.

Эти тезисы прежде всего осуждали политику Грамши, которая разоблачалась как псевдомарксистская смесь Кроче и Бергсона. Они критиковали предлагавшийся Грамши союз с антифашистскими партиями во время убийства Маттеоти и лозунг «федеративной рабочей республики» как отказ от марксизма.

Далее, тезисы давали в концентрированной форме «бордигистскую» концепцию партии. Чтобы вести классовую борьбу к окончательной победе пролетариата, партия должна действовать на 3-х уровнях:

• Теория. Марксизм обогащает себя, будучи применяем к сложным ситуациям. Он не может быть сведен к «неизменному и фиксированному катехизису», являясь «живым инструментом для постижения законов исторического развития и следования этим законам».
• Организация. Партия создается не по доброй воле маленькой группы людей, но в ответ на объективно благоприятную ситуацию. «Революция – это не вопрос организации», и партия является одновременно «фактором и продуктом исторического развития». Тезисы отвергали поэтому волюнтаризм и фатализм.
• Действие. Партия участвует в классовой борьбе как партия, независимая от всех прочих партий.

Далее «бордигистская» платформа отвергала ту разновидность дисциплины, которая заменяла добровольное подчинение военным законом покорности авторитету. Она подчеркивала опасность вырождения партий Интернационала в результате «большевизации». Перед лицом этой опасности, «тезисы» не предполагали образование фракции, так как реальная угроза проявлялась «в форме искусного проникновения, прикрывающегося демагогической и объединительной фразой» и «действовала сверху, чтобы подавить инициативу революционного авангарда».

Какие исторические перспективы возникали из этой дегенерации? Они были мрачными по двум причинам:

• Стабилизация капитализма. Хотя тезисы признавали, что «кризис капитализма все еще продолжается», на их взгляд, «частичная стабилизация» вела к «ослаблению революционного рабочего движения практически во всех экономически развитых странах».
• Опасность контрреволюции в России. От революционной политики России и Коминтерна зависят субъективные условия будущей революции. Однако России угрожает капитализм изнутри, из ее экономики, где буржуазные элементы (государственный капитализм) сосуществуют с социалистическими. Перед угрозой подобной эволюции, которая приведет к «потере ее пролетарского характера», русская революция может быть спасена «только всеми коммунистическими партиями и всем Интернационалом».

Именно с этой целью Бордига принял участие, в последний раз, в работе Шестого Расширенного пленума Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала (февраль – март 1926г.).[4] Для него это предоставило возможность провести долгую беседу с Троцким и заверить его в полной солидарности Итальянской Левой в борьбе против теории о «социализме в одной стране». В нескольких чрезвычайно твердых выступлениях на пленуме Бордига предпринял атаку на Сталина. Он смело защищал необходимость «сопротивления слева против опасности справа», причем «международном масштабе». Он не прелагал создание фракций, но и не исключал такую возможность. Бордига напомнил, что «история фракций – это история Ленина» и что фракции – не болезнь, а симптом болезни. Они были реакций «защиты против оппортунистических влияний».

Это был последний бой Бордиги и Итальянской Левой внутри Коминтерна. После этого Итальянская Левая организовывается постепенно во фракцию Коммунистической партии Италии. После своего исключения из партии и в результате распыления по нескольким странам под ударами фашистской реакции, она оказалась одинокой и изолированной в своей борьбе за исправление политики Интернационала. Без контактов с Троцким, который шел своим собственным путем, без поддержки левых фракций Интернационала, лишенная возможности ведения пропаганды в Коминтерне и внутри партии в Италии, она обнаружила себя в положении очень ограниченного оппозиционного меньшинства.