Вопреки хвастливым заявлениям западных руководителей конца 80-х – начала 90-х гг., крах империалистического блока, руководимого СССР, не принес никакого процветания ни мировой экономике, ни самой России. Однако после исчезновения сталинизма западные революционеры стали налаживать контакты с интернационалистами в России и на Украине, и у последних появилась возможность ознакомиться с принципами и анализом западных левых коммунистов с начала 1920-х гг. до наших дней – в их разработке участвовали и левые коммунисты из России, пока не сгинули в сталинском ГУЛАГе.[1] После наших выступлений на конференциях в Москве[2] и в Киеве и издания нескольких наших брошюр на русском языке у ИКТ завязалась переписка с российскими товарищами, в которой обсуждались различные аспекты принципов левого коммунизма. В частности, в этой переписке неоднократно ставился вопрос о самоуправлении. Мы решили опубликовать в «Ревю энтернасьональ» наш ответ товарищу из Воронежской области, поскольку мы считаем, что поднимаемые им вопросы – аргументированные осень серьезно, даже если мы не согласны со всеми его утверждениями – заслуживают внимания интернационалистов не только в России, но и за рубежом.

 
Дорогой товарищ!

Мы получили Ваше последнее письмо, где Вы вновь пишете о законе стоимости и самоуправлении. Далее мы продолжим дискуссию по этим двум вопросам. Она необходима коммунистам для того, чтобы с максимальной четкостью определить программу пролетарской революции. Вы пишите:

«В своей книге «Упадок капитализма» вы утверждаете, что при социализме товарное производство будет ликвидировано. Но невозможно ликвидировать товарное производство, не уничтожив закон стоимости. Согласно теории Маркса, при социализме продукты труда будут обмениваться в зависимости от количества необходимого рабочего времени (по труду), то есть в соответствии с законом стоимости».

«В вашей брошюре «Платформа и манифест» пункт 11 озаглавлен «Самоуправление – самоэксплуатация пролетариата». Что означает самоэксплуатация? Эксплуатация – это присвоение продуктов другого. Если я правильно понимаю, самоэксплуатация – это присвоение продуктов собственного труда. Так, Робинзон Крузо эксплуатировал сам себя, когда потреблял продукты собственного труда. Робинзон Крузо был самоэксплуататором.»

Мы попытаемся ответить на эти два вопроса, показав, насколько они связаны между собой.

Исторический и переходный характер закона стоимости 25 рупий.

В своем письме от 26 декабря 2004 г. Вы цитируете отрывок из «Критики Готской программы Маркса: «Он [отдельный производитель] получает от общества квитанцию в том, что им доставлено такое-то количество труда за вычетом его труда в пользу общественных фондов), и по этой квитанции он получает из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда. То же самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме, он получает обратно в другой форме. Здесь, очевидно, господствует тот же принцип, который регулирует обмен товаров, поскольку последний есть обмен равных стоимостей».[3]

Основная идея, которую Маркс здесь отстаивает, заключается в том, что после революции, когда власть будет находиться в руках пролетариата, еще в течение определенного периода придется рассчитывать «зарплату» рабочих в зависимости от времени, затраченного на производство продукции с целью получить «обменную стоимость» продукции, которая может быть выражена в «квитанциях». Товарное производство, закон стоимости, а значит, и рынок, пока сохраняются, и в этом мы с ним согласны. Таким образом, нам понятно Ваше удивление, когда в книге «Упадок капитализма» Вы прочли, что при социализме товарное производство исчезнет. На самом деле здесь недопонимание терминов. Действительно, в нашей печати мы часто используем слово «социализм» в качестве синонима коммунизма как конечной цели борьбы пролетариата: общество без классов и без государства, где продукты труда перестанут быть товарами, где закон стоимости исчезнет. В своей работе «Нищета философии» Маркс весьма недвусмысленно заявил, что при коммунизме не будет больше ни обмена, ни товаров: «В будущем обществе, где исчезнет антагонизм классов, где не будет и самих классов, потребление уже не будет определяться минимумом времени, необходимого для производства; наоборот, количество времени, которое будут посвящать производству того или другого предмета, будет определяться степенью общественной полезности этого предмета».[4] На этой стадии меновая стоимость будет отменена. Воссоединившееся человеческое сообщество через свои административные органы, которым будет поручено централизованное планирование производства, будет решать, какое количество труда следует затратить на производство того или иного продукта. Но ему больше не потребуются «окольные пути» обмена, как это происходит при капитализме, поскольку значение обретет лишь степень социальной полезности  продукта. Тогда наступит общество изобилия, где не только будут удовлетворяться самые элементарные потребности человека, но и сами эти потребности достигнут колоссального развития. В таком обществе характер труда полностью изменится: время, затраченное на добычу пропитания, окажется сведено к минимуму, труд станет в первую очередь действительно свободной деятельностью. Характер распределения, так же как и производства, совершенно переменится. Отныне время, затраченное личностью на социально значимое производство, будет значить немного, воцарится принцип: «От каждого по способностям, каждому по потребностям!»

Определение и отстаивание этой конечной цели пролетарской борьбы – общества без классов, без государства, без национальных границ, без товаров – пронизывают все работы Маркса, Энгельса и революционеров последующих поколений. Важно напомнить об этом, потому что эта цель оказывает определяющее воздействие на движение, стремящееся к ней, на средства, необходимые для ее достижения.

Учитывая опыт русской революции и последовавшей за ней сталинской контрреволюции, мы полагаем, что для политической ясности предпочтительнее говорить о «переходном периоде от капитализма к социализму», чем о «социализме» или «первой фазе коммунизма». Очевидно, что речь здесь не идет о чисто терминологическом вопросе. Действительно, диктатуру пролетариата нельзя рассматривать ни как стабильное общественное устройство, ни как специфический способ производства – это общество, переживающее эволюцию, жизненная сила которого устремлена в будущее, период, когда социальные преобразования сохраняют свою политическую оболочку, когда старые производственные отношения пересматриваются и приходят в упадок, а новые возникают и упрочиваются. Непосредственно перед цитированным выше отрывком из «Критики Готской программы» Маркс уточняет: «Мы имеем здесь дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив [подчеркнуто нами - ИКТ], с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло».[5] И несколькими страницами далее он недвусмысленно утверждает: «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода  не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата».[6]

В нашем предыдущем письме мы, кажется, разрешили это недоразумение, и в Вашем ответе содержится согласие по существу: «Насколько я понимаю марксизм, этот переходный период называется социализмом. Я говорю не о рыночном коммунизме, а о рыночном социализме. […] С ростом производительных сил распределение по труду превращается в распределение по потребностям, социализм шаг за шагом превращается в коммунизм, и рынок со временем исчезнет».

В Вашем 26 декабря 2004 г. вы подчеркиваете, что существует лишь три формы распределения продукции, основанных на заключенном в них времени социально необходимого труда:

• через посредство денег (А), в этом случае товарообмен происходит в форме М-А-М;
• через посредство трудовых квитанций (В), о чем писал Маркс: М-В-М;
• в форме прямого обмена: М-М.

И Вы отметили, что во всех трех случаях мы имеем дело с товарообменом, а значит, с существованием рынка, то есть с обществом, который использует всеобщий эквивалент, деньги, для выражения рабочего времени, даже если в архаичном случае прямого обмена деньги существуют лишь в потенциале. Как вы пишите: «Деньги и квитанции – почти всегда одно и то же, поскольку измеряют одно и то же – рабочее время. Различие между ними такое же, как между сантиметровой и дюймовой линейкой». Мы согласны с Вами в том, что именно с такой экономической ситуацией столкнется пролетариат после взятия власти, и что недооценка этого является отступлением назад от марксизма. Тем более что гражданская война в мировом масштабе между пролетариатом и буржуазией вызовет многочисленные разрушения, которые приведут к спаду производства. Коммунисты должны будут вести непрерывную борьбу с иллюзиями о быстром и беспроблемном исчезновении закона стоимости. Способ, при помощи которого пролетариат окончательно ликвидирует обмен и создаст условия для уничтожения государства, превратит переходный период в период революционных потрясений, каких еще не знало человечество.

Несмотря на эти уточнения, очевидно, что разногласия остаются. Например, в том же письме вы пишите: «При социализме продукты труда будут обмениваться в соответствии с социально необходимым количеством труда. А там, где продукты труда обмениваются в соответствии с количеством труда, продолжают существовать рынок и товарное производство. Следовательно, для того, чтобы уничтожить товарное производство, необходимо отменить распределение, основанное на количестве труда. Так что если вы хотите отменить товарное производство, вам придется отменить социализм. Если вы считаете себя марксистами, вы должны признать, что социализм, по сути своей основан на рынке. В противном случае идите к анархистам!»

Исходя из вышеизложенного, мы предполагаем, что под социализмом Вы понимаете переходный период от капитализма к коммунизму. Этот период по существу является нестабильным: либо пролетариат одерживает верх, и «переходная экономика» трансформируется по пути к коммунизму, то есть в направлении отмены товарной экономики; либо пролетариат отступает, законы рынка вновь утверждаются, и возникает опасности открыть дорогу контрреволюции.

Чего не понимают анархисты

В том же письме Вы пишите, что непонимание этого обнаруживается у анархистов. Действительно, по их мнению, освобождение человечества осуществляется исключительно волевым усилием, и, следовательно, коммунизм можно построить в любую историческую эпоху. Таким образом, они отвергают все научные знания о социальном развитии и не способны понять, какую роль может играть в ней классовая борьба и человеческая воля. В «Предисловии» к «Капиталу» Маркс отвечает анархистам (не называя их), которые отрицают необходимость переходного периода: «Общество, если даже оно напало на след естественного закона своего развития, - а конечной целью моего сочинения является открытие экономического закона движения современного общества, - не может ни перескочить через естественные фазы развития, ни отменить последние декретами. Но оно может сократить и смягчить муки родов».[7]

Согласно Марксу и Энгельсу, необходимость диктатуры пролетариата, то есть переходного периода между двумя «стабильными» способами производства, которыми являются капитализм и коммунизм, обусловлена двумя основаниями:

• невозможностью развития коммунизма внутри капитализма (в отличие от самого капитализма, который зародился в феодальном обществе);
• тем фактом, что мощное развитие производительных сил, достигнутое капитализмом, пока еще недостаточно для полного удовлетворения человеческих потребностей, характерного для коммунизма.

Анархисты не только явно не способны понять это; более того, их «представление о коммунизме» никоим образом не выходит за узкие буржуазные горизонты. Его можно обнаружить уже в работах Прудона. Для этого автора политическая экономия является высшей наукой, и он упорно выделяет в каждой капиталистической экономической категории хорошие и плохие стороны. Хорошая сторона обмена – в том, что он позволяет сопоставить две равные стоимости. Хорошая сторона конкуренции – соревнование. Не упускает он и возможности найти положительную сторону у частной собственности: «Однако очевидно, что если неравенство является одним из атрибутов собственности, то оно – это еще не вся собственность; ибо что делает собственность сладостной, по словам уж не помню какого философа, так это способность по своей воле определять не только ценность своего имущества, но и его особый характер, использовать его по своему усмотрению, к собственной радости или успокоению - так, как диктуют вам интерес, страсть и каприз».[8]

Нам обещали царство свободы, а мы нарываемся на мелочные и ограниченные мечтания мелкого производителя. Для анархистов идеальное общество – это всего лишь идеализированный капитализм, где управлять всем будут обмен и закон стоимости, то есть условия эксплуатации человека человеком. Напротив, марксизм позиционирует себя как радикальная критика капитализма, отстаивающая перспективу подлинного освобождения пролетариата и, тем самым, всего человечества. Маркс и Энгельс всегда боролись с огрубленным пониманием коммунизма, согласно которому революция должна затронуть лишь сферу распределения, чтобы привело бы лишь к переделу нищеты. Такому видению они противопоставляли бурное развитие производительных сил, освобожденных от препятствий, которые создавал капитализм. Они выступали не только за полное удовлетворение элементарных потребностей человека, но и за полную самореализацию последнего, за преодоление различий между личностью и обществом, за развитие всех способностей личности, ныне удушенных щупальцами разделения труда: «На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы, и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: от каждого по способностям, каждому по потребностям!»[9]

Таким образом, марксизм не поддается трескучим фразам мелкобуржуазного утопического радикализма, он знает, что единственное средство преодоления капитализма – это уничтожение наемного труда и обмена, которые заключают в себе все противоречия капитализма, являются конечной причиной войн, кризисов и нищеты, опустошающих общество. Экономическая политика, проводимая диктатурой пролетариата, вся целиком обращена к этой цели. Согласно этой концепции, произойдет не спонтанная трансмутация, а разрушение капиталистических общественных отношений.

Это напоминание позволяет нам лишний раз подчеркнуть крайнюю путаницу, на которой основаны претензии анархистов на преодоление отчуждения рабочего от продуктов его труда. По их мнению, став собственниками завода, где они работают, рабочие обязательство станут собственниками продуктов своего труда. Так они достигнут полного благоденствия. В результате собственность объявляется вечной и священной. Это будет режим федералистского типа, наследник докапиталистических способов производства. Подобное можно обнаружить и у Лассаля. Он воспринял идею Маркса о том, что эксплуатация осуществляется  путем извлечения прибавочной стоимости. Так что надо потребовать, чтобы рабочий распоряжался всеми продуктами своего труда, и проблема будет решена. При этом, как писал Энгельс в «Анти-Дюринге»: «Важнейшая прогрессивная функция общества, накопление, отнимается у общества и передается в руки отдельных лиц, на их произвол».[10] После работ Маркса подобная путаница между трудом, силой труда и продуктом труда стала совершенно недопустимой. Эта теоретическая галиматья, свойственная Лассалю и анархистам, лежит в основе концепций самоуправления. Те, кто их разделяет, перестают ставить своей целью ликвидацию товарообмена и коммунизм и лишь множат препятствия на этом пути. Вот как Маркс, все в той же «Критике Готской программы», завершает свою жесткую критику этих концепций: «Я остановился более обстоятельно на «неурезанном трудовом доходе», с одной стороны, и на «равном праве» и «справедливом распределении» - с другой, для того, чтобы показать, какое большое преступление совершают, когда, с одной стороны, стремятся вновь навязать нашей партии в качестве догм те представления, которые в свое время имели некоторый смысл, но теперь превратились в устарелый словесный хлам, а с другой стороны, желают извратить реалистическое понимание, с таким трудом привитое партии, но теперь уже пустившее в ней корни, идеологическим правовым и прочим вздором, столь привычным для демократов и французских социалистов».[11]

С этой точки зрения нам кажется, что Вы в своих рассуждениях останавливаетесь на полпути. Вы соглашаетесь с нами, говоря, что в этот период не будет эксплуатации рабочего класса, поскольку власть будет осуществлять пролетариат, средства производства будут коллективизированы, прибавочный труд уже не будет иметь формы прибавочной стоимости, предназначенной для накопления капитала, а пойдет (за вычетом резервного фонда и выплат членам обществ, не участвующим в производстве) на растущее удовлетворение социальных потребностей. Вы верно пишите: «Различие между социализмом [переходным периодом] и капитализмом состоит в том, что при социализме рабочая сила не является товаром» (письмо от 23 января 2005 г.). Однако в следующем письме Вы утверждаете: «Закон стоимости останется в силе полностью». Тем самым Вы еще раз подчеркиваете собственное выражение «рыночный социализм». Вы прекрасно понимаете необходимость отмены наемного труда, но не товарообмена. Однако оба они тесно связаны между собой.

Закон стоимости, открытый Марксом, состоит не только в выяснении происхождения стоимости товаров, он разрешает загадку расширенного воспроизводства капитала. В то время как пролетарий за продажу своей рабочей силы получает зарплату, соответствующую ее действительной стоимости, в процессе производства он создает стоимость гораздо большую. Эксплуатация, позволяющая таким образом извлекать прибавочную стоимость из труда пролетария, существовала уже при простом товарном производстве, из которого возник и развился капитализм. Так что невозможно ликвидировать эксплуатацию пролетариата без отмены товарного производства. Впрочем, это разъясняет Энгельс в «Происхождении семьи, частной собственности и государства»: «Лишь только производители перестали сами непосредственно потреблять свой продукт, а начали отчуждать его путем обмена, они утратили свою власть над ним. Они уже больше не знали, что с ним станет. Возникла возможность использовать продукт против производителя, для его эксплуатации и угнетения. Поэтому ни одно общество не может сохранить надолго власть над своим собственным производством и контроль над социальными последствиями своего процесса производства, если оно не уничтожит обмена между отдельными лицами».[12]

Если закон стоимости останется «в силе полностью», как Вы утверждаете, тогда пролетариат по-прежнему будет эксплуатируемым классом. Чтобы эксплуатация прекратилась в течение переходного периода, одной экспроприации буржуазии недостаточно. Необходимо также, чтобы средства производства перестали быть капиталом. Капиталистический принцип подчинения живого труда овеществленному вследствие производства прибавочной стоимости следует заменить принципом, когда живой труд направляет производство на удовлетворение потребностей членов общества. В этом смысле диктатура пролетариата должна будет бороться с абсурдным и катастрофическим продуктивизмом капитализма. Как писали Левые коммунисты Франции: «Доля прибавочного труда, которую пролетариату предстоит выделять, поначалу, возможно, будет еще большей, чем при капитализме. Так что экономический принцип социализма во всей его непосредственной полноте нельзя вывести из соотношения между оплачиваемым и неоплачиваемым трудом. Лишь динамика изменения этого соотношения сможет служить показателем эволюции экономики, барометром, указывающим на классовую природу производства».[13]

Самоуправление – смертельно опасная ловушка для пролетариата

Второй пункт нашей дискуссии разбирается в главе 11 нашей «Платформы» «Самоуправление - самоэксплуатация  пролетариата». Вы заявляете о своем решительном несогласии с нашей позицией. Вам кажется немыслимым, что рабочие могут эксплуатировать сами себя. «Но я совершенно не понимаю, - пишите Вы, - как можно эксплуатировать самого себя, это примерно то же самое, что красть у себя». Со времени массовой рабочей борьбы конца 1960-х гг. большинство наших секций непосредственно столкнулось с проблемой самоуправления рабочих на «своем» предприятии в рамках капиталистического общества. Так что они смогли на практике убедиться, что под маской самоуправления скрывается расставленная профсоюзами ловушка изоляции. Примеров немало: часовой завод «Лип» во Франции в 1973 г., «Квареньон» и «Салик» в Бельгии и «Тримф» в Англии в 1978-1979 гг., а совсем недавно шахта «Тауэр Кольери» в Уэльсе. Каждый раз повторяется один и тот же сценарий: угроза банкротства вызывает протесты рабочих, профсоюзы способствуют изоляции этой борьбы и в конечном итоге ведут ее к поражению, уговорив рабочих и служащих выкупить предприятие, даже потратив, если необходимо, зарплату за несколько месяцев или выплаты по увольнению на увеличение капитала предприятия. В 1979 г. завод «Лип», ставший рабочим кооперативом, вынужден был закрыться под давлением конкуренции. На последнем общем собрании какой-то рабочий выразил свой гнев и отчаяние профсоюзным делегатам, которые стали настоящими хозяевами предприятия: «Вы подлецы! Сегодня вы вышвыриваете нас за дверь… Вы обманули нас!»[14] Согласие принести жертвы, которых требует экономический кризис, удушает в зародыше рабочую борьбу и сопротивление – в этом смысл лозунга самоуправления.

Подобная принципиальная позиция полностью соответствует марксизму. Следует отметить, что не мы первыми употребили понятие «самоэксплуатация рабочих». Вот что писала Роза Люксембург в 1898 г.:

«Но в капиталистическом хозяйстве обмен господствует над производством, и, под влиянием конкуренции, делает ничем не сдерживаемую эксплуатацию, т. е. полнейшее подчинение производственного процесса интересам капиталам, условием существования предприятий. Практически же это выражается в необходимости насколько возможно усилить интенсивность труда, сократить или увеличить его, смотря по состоянию рынка, привлечь или выбросить на улицу рабочую силу, опять-таки в зависимости от требований рынка, одним словом, пустить в ход все приемы, делающее капиталистическое предприятие конкурентоспособным. В силу этого рабочие, объединенные в производительное товарищество, должны подчиняться полной самых острых противоречий необходимости: они должны применять к самим себе режим абсолютизма со всем, что с ним связано, разыгрывая по отношению к самим же себе роль капиталистического предпринимателя. Эти противоречия ведут производительные товарищества к гибели, так как они или превращаются в капиталистические предприятия или, если пересиливают интересы рабочих, совершенно распадаются».[15]

Когда рабочие играют «в отношении самих себя роль капиталистических предпринимателей», мы понимаем это как самоэксплуатацию. Ваша защита самоуправления опирается на опыт рабочих кооперативов XIX века; в частности, Вы цитируете резолюцию «Кооперативный труд», принятую первым конгрессом МТР. Действительно, Маркс и Энгельс неоднократно поощряли кооперативное движение, особенно производственные кооперативы, не столько из-за достигнутых ими практических результатов, но скорее потому, что они подкрепляли идею о том, что пролетарии смогут прекрасно обойтись без капиталистов. Вот почему Маркс и Энгельс неизменно отмечали ограниченность возможностей кооперативов, постоянный риск вновь попасть под контроль буржуазии. Они стремились избежать того, чтобы кооперативы отвратили рабочих от революционной перспективы, от необходимости взятия власти во всем обществе. В вышеупомянутой резолюции говорится:

«а) Мы считаем, что кооперативное движение является одной из сил, преобразующих современное общество, основанное на классовом антагонизме. Большая заслуга этого движения заключается в том, что оно на  деле показывает возможность замены современной деспотической и порождающей пауперизм системы подчинения труда капиталу – республиканской и благотворной системой ассоциации свободных и равных производителей.

б) Однако ограниченная карликовыми формами, которые только и в силах создать своими усилиями отдельные рабы наемного труда, кооперативная система никогда не сможет преобразовать капиталистическое общество. Для того, чтобы превратить общественное производство в единую, обширную и гармоническую систему свободного кооперативного труда, необходимы общие социальные изменения, изменения основ общественного строя, которые могут быть достигнуты только путем перехода организованных сил общества, то есть государственной власти, от капиталистов и землевладельцев к самим производителям.»[16]

Вы цитируете первый абзац, но не второй, который по-новому освещает проблему и гораздо точнее отражает мысль Маркса. Известно, что в I Интернационале Марксу приходилось вести переговоры с целым рядом путаных социалистических школ, поскольку он рассчитывал, что они прогрессируют. Обретя классовое сознание, рабочее движение избавилось бы от «доктринерских рецептов», и Маркс активно содействовал этому процессу. Кооперативные ассоциации принадлежали к тому же типу «доктринерских рецептов» и способны были подменить собой классовую борьбу, защиту рабочих, профсоюзную борьбу и даже ниспровержение капиталистического общества. Для Маркса было необходимо, чтоб рабочий класс оказался на высоте теоретического понимания того, что ему предстоит осуществить на практике. В этом смысле под «обширной и гармонической системой свободного кооперативного труда» он, бесспорно, имел в виду коммунистическое общество, а вовсе не федерацию рабочих кооперативов.

Первая часть этого проекта резолюции для Вас означает, что борьба за реформы не противоречит революционному ниспровержению капитализма, а дополняет его. Но подобное дополнение возможно было лишь в эпоху прогресса капитализма, когда буржуазия могла еще играть революционную роль по отношению к остаткам феодализма, когда рабочие должны были участвовать в парламентской и профсоюзной борьбе за признание демократических прав, чтобы навязать проведение широкомасштабных социальных реформ и ускорить тем самым возникновение условий для коммунистической революции. Сегодня, напротив, мы переживаем эпоху упадка капитализма. После начала первой мировой войны, со вступлением капитализма на новую стадию – империализма и упадка – реформы стали невозможны. Без подобного исторического вывода в духе марксизма можно в итоге забыть о предупреждении Ленина, сделанном в работе «Пролетарская революция и ренегат Каутский»:  «Один из скрытых методов оппортунизма состоит в повторении позиций, справедливых в прошлом».

Вы утверждаете, что, согласно Марксу, «социализм возникает в недрах старого и умирающего буржуазного общества». Если мы откроем, например, «Манифест Коммунистической партии», мы не обнаружим в нем ничего подобного. Маркс и Энгельс объясняют, что буржуазия постепенно развивала новые производственные отношения в недрах феодализма, и ее политическая революция послужила завершением достигнутого ранее экономического господства. Затем они показывают, что применительно к пролетариату процесс обратный: «Все прежние классы, завоевав себе господство, стремились упрочить уже приобретенное ими положение в жизни, подчиняя все общество условиям, обеспечивающим их способ присвоения. Пролетарии же могут завоевать общественные производительные силы, лишь уничтожив свой собственный нынешний способ присвоения, а тем самым и весь существовавший до сих пор способ присвоения в целом. У пролетариев нет ничего своего, что надо было бы им охранять, они должны разрушить все, что до сих пор охраняло и обеспечивало частную собственность».[17] Политическая революция пролетариата представляет собой необходимое условие для возникновения новых производственных отношений. То, что возникает в недрах буржуазного общества – это условия для социализма, а не сам социализм.

Жестокие законы конкуренции

Чтобы подкрепить собственную аргументацию, вы развиваете идею о том, что «упадок означает экономическую стагнацию, расцвет преступности, увеличение нищеты и безработицы, слабую и нестабильную государственную власть (ярким примером этого являются солдатские императоры в Древнем Риме, которые держались у власти лишь несколько месяцев), острую классовую борьбу. И самое главное, о чем вы не упоминаете в своей книге «Упадок капитализма», - это возникновение новых классовых отношений в недрах старого, умирающего общества. В Римской империи это колоны, рабы на сельских латифундиях, то есть по сути своей крепостные. В период разрушения буржуазного общества это самоуправляющиеся предприятия, точнее, кооперативы.» Действительно, при упадке капитализма для буржуазного общества характерна высокая нестабильность. Буржуазия сталкивается с беспрецедентным экономическим спадом, кризис перепроизводства вызывает опустошительный эффект в силу нехватки рынков сбыта в мировом масштабе, межимпериалистическое соперничество обостряется и ведет к мировой войне. В сложившейся ситуации буржуазия прибегает к упрочению государства, как это было во время упадка Римской империи и, в том, что касается феодализма, при абсолютной монархии. Обострение конкуренции, необходимость сверхэксплуатации пролетариата, массовая безработица, тоталитарное государство, опутавшее своими щупальцами все гражданское общество (а вовсе не «слабое и нестабильное государство») – вот те причины, которые отныне делают невозможным выживание рабочих кооперативов.

Мы совершенно согласны с Вами, что «по вопросу [о государственном капитализме] правы были левые коммунисты, а не Ленин». Они интуитивно поняли, что капитализм в России способен развиваться даже в отсутствие частнособственнической буржуазии и что власть рабочего класса под угрозой. Действительно, по причине изоляции революции рабочие советы утратили власть, перешедшую к государству, с которым полностью отождествлялась партия большевиков. Однако мы не во всем согласны с тем, что предлагала Рабочая оппозиция Коллонтай. Требование того, чтобы управление предприятиями и обмен продукцией происходили под контролем рабочих каждого завода, могло лишь усугубить, усложнить проблему. Рабочие не только не добились даже символической власти, они утратили свое классовое единство, которое нашло такое замечательное проявление в возникновении рабочих советов и влиянии в них реальной авангардной партии, партии большевиков.

Вы, напротив, полагаете, что: «Для рабочих гораздо легче и удобнее контролировать производство на уровне предприятий. […] После Октября 17-го экономика управлялась централизованно. В итоге социализм переродился в государственный капитализм, вопреки воле большевиков. […] Итак, при социализме управление экономикой не будет функцией рабочих советов, они не будут планировать производство и распределять продукцию. Если наделить этими функциями рабочие советы, социализм неизбежно эволюционирует в государственный капитализм». Что касается нас, мы убеждены, что централизация является основополагающей для рабочей власти. Если Вы отделяете централизацию от социализма, значит, Вы требуете анархических автономных общин и спада производительных сил. В России одна централизованная сила, государство, подменила другую, рабочие советы. Откуда же взялась бюрократия, а затем новая сталинская буржуазия? Из государства, а не из рабочих советов, которые пришли в упадок  и перестали существовать как таковые. Не централизация явилась причиной перерождения русской революции. Если советы до такой степени ослабли, если сами большевики оказались проглочены государством, то произошло это из-за изоляции революции. Пулеметы, расстреливавшие немецкий пролетариат, словно рикошетом попали по российскому пролетариату, который немного спустя превратился в раненого, ослабевшего, обескровленного гиганта. Еще одно подтверждение великого урока русской революции: социализм в одной стране невозможен!

В заключение возвратимся к Вашей концепции самоуправления предприятий при капитализме.[18] В этих кооперативах рабочие коллективно решают, как распределить прибыль. Наемный труд не существует, «рабочие получают полный эквивалент произведенной ими стоимости, а не эквивалент стоимости их собственной рабочей силы, вложенной в производство». Прежде всего, мы полагаем, что здесь имеет место путаница между тем, что должно означать «меновую» и «потребительную стоимость»: последняя означает полезность продукта, его возможное использование. И одной из главных особенностей процесса производства, осуществляемого современным пролетариатом, по сравнению с другими историческими эпохами, является именно то, что стоимость продукции может присваиваться лишь всем обществом: в отличие от пары обуви, сделанной, например, ремесленником-сапожником, сотни миллионов электронных чипов, произведенных рабочими «Интел» или АМД, не имеют «сами по себе» никакой потребительной стоимости; они имеют потребительная стоимость лишь в качестве составляющих других механизмов, производимых другими рабочими на других предприятиях, составляющих целую производственную цепочку. То же самое можно применить и к современным «сапожникам»: рабочие в провинции Синьцзян (Китай) производят 700 миллионов пар обуви в год - трудно вообразить, что они сами могли бы носить их все! Точно так же нелегко представить самоуправляемое предприятие, распределяющее среди своих работников самоходный зерновой комбайн или шариковые ручки.

Но допустим, как Вы говорите, рабочие получают одновременно эквивалент переменного капитала и произведенной прибавочной стоимости. Тем не менее, они не могут потреблять прибыль предприятия целиком, лишь его относительно небольшую часть, остаток же превращается в новые средства производства. Действительно, законы конкуренции (поскольку конкуренцию никто не отменял) таковы, что всякое предприятие должно расти и увеличивать свою производительность, если не хочет ликвидироваться. Таким образом, часть прибыли должна накапливаться и вновь превращаться в капитал. И обязательно часть более значительная, чем на несамоуправляющемся предприятии, поскольку иначе самоуправляющееся предприятие не сможет добиться такого же быстрого роста, как другие, и опять-таки ликвидируется. Издержки производства, себестоимость продукции на самоуправляющемся предприятии должны быть как минимум не выше, чем на других предприятиях капиталистической индустрии, иначе не найдется покупателей на его продукцию. Все это неизбежно означает, что рабочие самоуправляющихся предприятий должны приспосабливать свою зарплату и темпы производства к тем, которые существуют на капиталистических предприятиях: одним словом, эксплуатировать самих себя.

Более того, условия эксплуатации здесь ничем не отличаются от других, потому что рабочая сила остается подчинена овеществленному труду и отчуждена от накопленного труда, от капитала. А что происходит с той долей прибыли, которая на традиционном капиталистическом предприятии направлена на личное потребление хозяина или составляет дивиденды акционеров? Рабочие, которые обрадовались было, присоединив ее к своим зарплатам, вскоре разочаровываются. Руководители, которых они избрали и облекли своим доверием, быстро сумеют убедить их отказаться от этой доли и даже пойти на сокращение зарплаты.

«Но ни переход в руки акционерных обществ, ни превращение в государственную собственность [ни превращение в самоуправляющиеся предприятия, могли бы мы добавить] не уничтожают капиталистического характера производительных сил»,[19] - писал Энгельс в «Анти-Дюринге». Изменения в юридическом статусе предприятий ничего не меняют в их капиталистическом характере. Ибо капитал – не форма собственности, это – социальные отношения. Лишь политическая революция пролетариата, придав новую ориентацию общественному производству, способна уничтожить капитал. Но этого невозможно добиться, отступив назад от уровня интернациональной социализации, достигнутой при капитализме. Напротив, эту социализацию необходимо довести до конца, вывести за пределы национальных рамок, рамок предприятий и разделения труда. Тогда лозунг «Манифеста Коммунистической партии обретает полный смысл: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Ждем Вашего ответа. С товарищеским коммунистическим приветом,

ИКТ