Более шести тысяч сожженных транспортных средств – автобусов, частных и пожарных машин; десятки сгоревших зданий – магазинов, складов, мастерских, ясель, спортивных и средних школ; более тысячи арестованных, более сотни уже осужденных; несколько сотен раненых – не только манифестантов, но также полицейских и пожарных; полиция стреляла поверх голов. Каждую ночь, начиная с 27 октября, волнения охватывают сотни кварталов в разных областях Франции. Беднейшие районы и кварталы, где в мрачных высотках теснятся миллионы рабочих и их семьи, в основном выходцы из Африки.

Насилие отчаяния

Еще больше, чем масштаб разрушений и насилия, поражает их полная бессмысленность. Нетрудно понять, что молодые люди из обездоленных кварталов, в основном выходцы из семей иммигрантов, хотят драться с полицией. Очень часто их грубо и без причин подвергают расистским оскорблениям, проверке удостоверений личности и обыску, поэтому совершенно логично, что в полицейских они видят своих гонителей. Но сейчас жертвами насилия становятся их собственные семьи или близкие: младшие братья и сестры, которые уже не смогут ходить в свою школу; родители, потерявшие свою машину, за которую не получить большой страховки, потому что она подержанная и куплена с рук; их семьям придется ходить за покупками далеко от дома, так как недорогой магазин по соседству разграблен и сожжен. Кроме того, молодежь громит и грабит вовсе не богатые кварталы, где живут эксплуататоры, а свои собственные районы, которые становятся еще более мрачными и неприспособленными для жизни, чем раньше. Точно так же шокируют нападения на пожарных, дело которых – спасать других, даже ценой своей жизни. Или ранения пассажиров подожженного автобуса, или гибель шестидесятилетнего старика, убитого молодым парнем, которому он пытался помешать хулиганить.

В этом смысле акты насилия и грабежа, которые каждую ночь происходят в бедных кварталах, не имеют вообще ничего общего с рабочей классовой борьбой.

В борьбе против капиталистической системы придется использовать насилие. Свержение капитализма обязательно произойдет насильственным путем, потому что правящий класс, имеющий в своем распоряжении все средства подавления, зубами и ногтями будет держаться за свою власть и привилегии. История научила нас, в том числе на примере Парижской Коммуны 1871 года, до какой степени буржуазия способна попрать свои великие принципы «демократии» и «свободы-равенства-братства», когда чувствует себя под угрозой: в течение одной («кровавой») недели было убито 30 тысяч парижских рабочих - за то, что они попытались взять власть в свои руки. И даже в борьбе за защиту своих повседневных интересов, которая не несет непосредственной угрозы правлению буржуазии, рабочий класс зачастую сталкивается с репрессиями буржуазного государства или охранников администрации предприятий, которым противопоставляет собственное классовое насилие.

Но то, что сейчас происходит во Франции, не имеет ничего общего с пролетарским насилием против класса эксплуататоров: основными жертвами нынешнего насилия становятся именно рабочие. От него и его последствий страдают не только непосредственные жертвы, но и весь рабочий класс: шум в печати вкруг происходящих событий отвлекает от наступления, которое сейчас разворачивает буржуазия против рабочего класса, и от борьбы, которую он пытается против нее вести.

Ответ буржуазии

Что же до капиталистов и руководителей государства, спокойно сидящих в своих богатых кварталах, они используют сегодняшние беспорядки для оправдания ужесточения репрессий. Так, основной мерой французского правительства для разрешения ситуации стало введение 8 ноября чрезвычайного положения, которое последний раз вводилось 43 года назад, на основании закона более полувековой давности, времен войны в Алжире. В этом декрете идет речь о комендантском часе, запрещении появляться на улицах в определенные часы, как во время немецкой оккупации Франции в 1940-1944 гг. или событий в Польше в 1981-м. Закон допускает и другие нарушения классической «демократии» (обыски днем и ночью, контроль над СМИ и использование военных трибуналов). Политики, которые решили ввести чрезвычайное положение или поддержали эту меру (как социалистическая партия), уверяют нас, что не станут злоупотреблять этой исключительной мерой, но она означает создание прецедента, и завтра, если наступление капитализма вызовет противодействие рабочих, будет легче воспользоваться этим оружием из репрессивного арсенала буржуазии.

Ни молодежь, поджигающая машины, ни рабочие не могут извлечь ничего позитивного из сложившейся ситуации. Лишь буржуазия сможет иметь в будущем определенные преимущества.

Но это не означает, что она сознательно спровоцировала беспорядки.

Действительно, некоторые политические группы, вроде крайне правых из Национального фронта, могут улучшить свои результаты на выборах. Саркози, мечтающий привлечь на свою сторону крайне правых избирателей на будущих президентских выборах, на самом деле подлил масла в огонь, заявив несколько недель назад, что неспокойные кварталы следует «отмыть чистящим средством», и, в самом начале беспорядков, назвав «подонками» участвующую в них молодежь. Но совершенно ясно, что сложившая ситуация привела в замешательство основные группы правящего класса, начиная с правительства и заканчивая левыми партиями, представители которых как раз и возглавляют большинство муниципалитетов охваченных беспорядками населенных пунктов. Это замешательство вызвано экономическими последствиями событий. Так, 7 ноября лидер французских предпринимателей Лоранс Паризо заявила по радио (станция «Европа-1»), что «положение серьезное, даже очень серьезное» и «его воздействие на экономику очень серьезно».

Но еще более буржуазия озабочена и растеряна в плане политическом: трудности, с которыми она сталкивается при «наведении порядка», подрывают доверие к институтам, посредством которых она осуществляет свою власть. Даже если рабочий класс не может извлечь никаких преимуществ из нынешней ситуации, его классовому врагу, буржуазии, все труднее поддерживать «республиканский порядок», который необходим ей для оправдания собственного правления.

Обеспокоенность охватывает не только французскую буржуазию. В других странах, не только в Европе, но и в разных частях света, например, в Китае, положение во Франции становится новостью номер один. Даже в США, где печать обыкновенно уделяет мало места тому, что происходит во Франции, в теленовостях постоянно показывают горящие машины и здания.

Для американской буржуазии очевидный кризис, поразивший сегодня бедные районы французских городов, служит поводом для сведения счетов: французские СМИ и политики подняли большой шум вокруг несостоятельности американского государства перед лицом урагана «Катрина»; сейчас в печати и в словах некоторых руководителей США ощущается ликование из-за того, что появилась возможность посмеяться над «высокомерием Франции». Этот обмен любезностями неудивителен для стран, которые постоянно сталкиваются в дипломатическом плане, в частности, по иракскому вопросу. Однако европейская пресса, даже если и злорадствует порой по поводу постоянного восхваления Шираком «французской социальной модели», противопоставляемой «либеральной англо-саксонской», выражает реальную озабоченность. Так, 5 ноября испанская ежедневная газета «Вангардия» пишет: «Пусть никто не потирает довольно руки, взрыв гнева французской осени может стать прелюдией к европейской зиме». Подобные же заявления делают и политические лидеры:

«Образы Парижа служат предупреждением всем демократическим государствам о том, что усилия по интеграции далеки от завершения, и их необходимо постоянно развивать. […] Положение несопоставимо, однако совершенно ясно, что одной из задач будущего правительства станет развитие интеграции» (Томас Штег, один из глашатаев немецкого правительства, 7 ноября).

«Нам не следует думать, что мы сильно отличаемся от Парижа, это лишь вопрос времени» (Романо Проди, лидер итальянских левоцентристов и бывший президент Европейской комиссии).

«Весь мир обеспокоен тем, что происходит» (Тони Блэр).

Эта обеспокоенность показывает, что правящий класс осознает собственное банкротство. Даже в тех странах, где «социальная политика» в отношении интеграции иммигрантов отличается от французской, она сталкивается с трудностями, которые невозможно преодолеть, ибо они вытекают из неразрешимого экономического кризиса, продолжающегося уже более тридцати лет.

Сегодня добрые души из среды французской буржуазии и даже правительство, которое до сих пор предпочитало кнут прянику, заявляют, что «надо что-то делать» для обездоленных кварталов. Объявляют об обновлении мрачных многоэтажек, где живет бунтующая молодежь. Обещают больше социальных работников, мест проведения досуга, культурных и спортивных сооружений, где молодые могли бы найти себе занятие вместо того, чтобы жечь машины. Все политики единодушно признают, что одной из причин тяжелого положения молодежи является высокая безработица (в некоторых районах более 50 %). Правые призывают привлекать предприятия в эти кварталы (в частности, снижая для них налоги). Левые требуют больше учителей и воспитателей, открытия новых школ. Но ни те, ни другие политики не могут разрешить проблему.

Глубинные причины волнений

Безработица не сократится от того, что завод перенесут с одного места в другое. Потребность в учителях и социальных работниках, которые занялись бы сотнями тысяч отчаявшихся молодых людей, такова, что этого просто не потянет бюджет государства, которое постоянно сокращает «социальные» расходы (на здравоохранение, образование, пенсии и пр.) с целью гарантировать конкурентоспособность национальных предприятий на все более перенасыщенном мировом рынке. И даже если будет гораздо больше социальных работников, это не позволит разрешить фундаментальные противоречия всего капиталистического общества, из-за которых, по существу, и страдает молодежь.

Если сегодняшний бунт молодых людей из пригородов совершенно абсурден, то причина этого – глубокое отчаяние молодых людей. В апреле 1981 года в Брикстоне, бедном пригороде Лондона, где проживало много иммигрантов, молодежь также взбунтовалась. Они писали на стенах «будущего нет». Таково же ощущение сотен тысяч молодых людей во Франции и во всех странах мира. Каждый день на собственной шкуре из-за безработицы, презрения и дискриминации юные «погромщики» из небогатых районов ощущают это полное отсутствие будущего. И они не одиноки. Во многих уголках мира положение еще хуже, и поведение молодых принимает еще более абсурдные формы: на Палестинских территориях многие дети мечтают стать камикадзе, а любимое развлечение десятилетних пацанов – игра в смертников.

Однако эти вопиющие примеры – лишь видимая часть айсберга. Не только беднейшая молодежь охвачена отчаянием. Ее абсурдные действия лишь демонстрируют полное отсутствие перспективы не только для нее самой, но и для всего общества. Общества, которое отчаянно бьется в тисках непреодолимого экономического кризиса, вызванного неразрешимыми противоречиями капиталистического способа производства. Общества, которое терпит все большие опустошения, вызванные войнами, голодом, эпидемиями, трагическим разрушением окружающей среды. Природные катастрофы превращаются в огромные человеческие трагедии, как цунами прошлой зимой или наводнение в Новом Орлеане в конце лета.

В 1930-е годы мировой капитализм уже пережил кризис, подобный нынешнему. Единственное, что буржуазия смогла ему противопоставить, была мировая война. Это варварское средство позволило капиталистам мобилизовать общество и умы.

И сегодня правящий класс может предложить только один выход из тупика, в котором оказалась экономика, - новую войну. Вот почему вооруженные конфликты тянутся бесконечно и все больше затрагивают самые развитые страны, которым длительное время удавалось их избегать (как Соединенные Штаты или некоторые страны Европы, например, Югославия в 1990-е гг.). Однако буржуазия не может пройти по этому пути к мировой войне до конца. Во-первых, потому, что когда в конце 60-х гг. появились признаки кризиса, реакция мирового рабочего класса, в частности, в наиболее промышленно развитых странах, оказалась столь мощной (всеобщая стачка Мая 68 года во Франции, «жаркая итальянская осень» 69-го, забастовка в Польше в 70-71-м), что показала: пролетариат уже не готов, как прежде, служить пушечным мясом ради достижения империалистических целей буржуазии. Во-вторых, потому, что с исчезновением системы двух крупных империалистических блоков после распада Восточного блока в 1989 г. в настоящий момент не существует военных и дипломатических условий для новой мировой войны, что не мешает разгораться все новым и новым локальным войнам.

Единственная перспектива – борьба пролетариата

Капитализм не может предложить человечеству никаких перспектив, кроме все более варварских войн, все более трагических катастроф и растущей нищеты для подавляющего большинства населения планеты. Единственная возможность для общества избавиться от варварства нашего времени – свергнуть капиталистическую систему. А единственная сила, способная свергнуть капитализм, - это мировой рабочий класс. Только потому, что до настоящего времени он пока не нашел в себе сил провозгласить эту перспективу в процессе усиления и расширения своей борьбы, сотни тысяч его сыновей погружаются в отчаяние, предаются абсурдным вспышкам гнева или находят убежище в религии, которая обещает им рай после смерти. Единственный подлинный выход из «кризиса обездоленных кварталов» - это развитие борьбы пролетариата на пути к революции, которая придаст смысл и перспективу бунту молодых поколений.

Интернациональное Коммунистическое течение

8 ноября 2005 г.