В 1929г., все еще стремясь к интеграции в Международную Левую Оппозицию, Итальянская Левая в №20 «Прометея» опубликовала письмо Троцкому. Троцкий, лично знавший Бордигу и высоко ценивший его качества, ответил письмом от 25 сентября. Хотя он и собирался создавать оппозицию на чисто «большевистско - ленинской» основе, старый вождь не хотел отталкивать Итальянскую Левую. Эта последняя имела значительное влияние во Франции; ее журнал продавался лучше, чем издания других оппозиционных групп, а для итальянских сталинистов она являлась куда более страшным врагом, чем троцкисты, так что в письме Ярославскому от 19 апреля 1929г. Тольятти требовал, чтобы все коммунистические партии действовали «с максимальной беспощадностью против них», т.е. против бордигистов, и жаловался, что «в и без того очень нелегкой борьбе приходится бороться также против осколков бордигистской оппозиции, которые стремятся организовать всех недовольных во фракцию».[1]

Из-за престижа Итальянской Левой в эмиграции и ее политического веса, ответ Троцкого был весьма доброжелательным и сердечным, и, казалось, признавал, что Фракция является единственным представителем всей Итальянской Левой Оппозиции. Троцкий писал:

«Платформа Левой (1926г.) произвела очень большое впечатление на меня. Я считаю, что она является одним из лучших документов, вышедших из среды Международной Левой Оппозиции». Сравнивая Фракцию с «Пролетарской революцией» и с группой Суварина, Троцкий пел осанну «живой, полнокровной, мускулистой революционной мысли Амадео Бордиги».  При этом он добавлял: «С удовольствием отмечу, основываясь на вашем письме, опубликованном в «Прометее», что вы полностью солидаризируетесь с русской оппозицией в вопросе о социальной природе советского государства». В заключение письма, Троцкий подчеркивал разницу между Фракцией и «ультра-левым» «Коммунистическим пробуждением», которое он характеризовал как «путаное» издание:

«Таким образом, имея с одной стороны, центристов, подобных Эрколи [псевдоним Тольятти], а с другой стороны, ультралевых путаников, вы, товарищи, призваны в тяжелых условиях отстаивать исторические интересы итальянского и мирового пролетариата. От всего сердца я желаю вам счастья и успехов» (это письмо Троцкого Фракции было опубликовано во втором номере ее внутреннего бюллетеня в сентябре 1931г.).

Однако при всем при том Троцкий добавил, что он хочет «предоставить времени и событиям возможность проверить нашу идеологическую близость и наше взаимопонимание. Я надеюсь, что они окажутся полными и длительными».

На практике, отношения «троцкистов» к Итальянской Оппозиции остались двусмысленными. В апреле 1930г. в Париже была проведена международная конференция оппозиции, созванная Коммунистической Лигой. Эта конференция избрала Международное бюро, куда вошли Курт Ландау от Германии, Альфред Росмер от Франции и «Маркин» (т.е. сын Троцкого Лев Седов) от России. Через несколько месяцев к ним добавились еще 2 человека: Андрес Нин от Испании и Макс Шахтман от США. Как кажется, Фракция не была приглашена на эту конференцию, хотя опубликовала проект ее резолюции в №31 «Прометея».[2]

Узнав, что «Прометей» не принимал участия в конференции, Троцкий направил 22 апреля письмо в форме ультиматума, в котором потребовал от Фракции, чтобы она четко определила себя в качестве либо «национал-коммунистической» либо «интернациональной тенденции»:

«1. Считаете ли вы, что коммунизм может иметь национальный характер?…Рассматриваете ли вы себя как национальную тенденцию или как часть интернациональной тенденции?

2… Я не сомневаюсь, что вы считаете себя интернационалистами. В таком случае второй вопрос: к какой именно интернациональной тенденции вы себя причисляете?

3. Ваше отсутствие на предварительной интернациональной конференции может быть расценено как следствие ваших расхождений с Левой Оппозицией по принципиальным вопросам. В таком случае третий вопрос: почему вы не организуете интернациональную фракцию вашей собственной тенденции?» (Троцкий. Открытое письмо издателям итальянского коммунистического журнала «Прометей» от 22 апреля 1930г., опубликовано в №2 Внутреннего бюллетеня Фракции).

Ответ Фракции не заставил себя долго ждать. В своем ответе от 3 июня она объясняла, что не присутствовала на конференции вследствие технической причины – «из-за ошибки с передачей письма о созыве конференции руководящим органам нашей Фракции». Далее она выражала свое согласие с «созданием секретариата», назначенного в конце конференции, но также свои «разногласия в методах работы и по поводу отсутствия идеологической базы». В частности, она ответила на третий вопрос Троцкого, настаивая, что не желает создавать искусственный интернациональный организм даже вокруг своей собственной идейной платформы:

«1. Мы рассматриваем себя как часть интернационального движения.

2. С момента создания Коминтерна мы всегда принадлежали к левой тенденции.

3. Мы не хотим создавать интернациональную фракцию нашей собственной тенденции, поскольку, пройдя школу марксизма, знаем, что интернациональная организация пролетариата не является искусственным конгломератом групп и индивидов из разных стран, сплотившихся вокруг одной группы».

Из ответа Фракции видно, что она была до крайности поражена тем, что Троцкий наклеил на нее ярлык «национал-коммунизма», несмотря на то, что она «представляла первое марксистское ядро сопротивления развитию оппортунизма». Она не собиралась скрывать свои различия с троцкистской оппозицией по вопросам «рабоче-крестьянского правительства», «Единого фронта» и «пролетарских антифашистских комитетов» – все эти лозунги она абсолютно отвергала, считая, что они неизбежно ведут к поражению. Но в своем ответе она больше всего хотела выяснить вопрос о контактах «Международного секретариата» с исключенными из КПИ ее бывшими сталинистскими лидерами. Эти люди (Пьетро Трессо, Альфонсо Леонетти и Раваццоли) были в 1926г. наиболее решительными противниками «бордигистской» тенденции и вплоть до самого своего исключения из КПИ поддерживали сталинистскую политику «строительства социализма в одной, отдельно взятой стране»; они принимали энергичное участие в компании клеветы против Левой Оппозиции и «троцкизма». И именно они организовали теперь «Новую Итальянскую Оппозицию» (НИО) и были приняты в Международную Оппозицию, до уровня ее секретариата включительно.    

Было вполне понятно, что после этого Фракция в своем письме выражала отказ участвовать в работе «руководства Секретариата» - основывая этот отказ на решении Второго Конгресса Коминтерна, что в каждой стране может существовать только одна коммунистическая партия и на необходимости «предохранения пролетарского движения от маневров, которые ведут к триумфу оппортунизма в Коммунистическом Интернационале».

Третье письмо Троцкого – насколько нам известно, его последнее письмо – было датировано 19 июня 1930г. Оно еще более углубило пропасть между Итальянской Левой и троцкистским движением. Используемый Троцким тон ставил под сомнение искренность «Прометея». В письме Троцкого говорилось:

-что «1. Из вашего письма понятно, что дело заключается не только в почтовой ошибке»;

-что «2. Течение, которое на протяжении ряда лет остается ограниченным национальными рамками, неизбежно обречено на вырождение»;

-что указанные «Прометеем» расхождения показывают «3….чисто формалистский, неполитический и нереволюционный метод рассмотрения проблемы»;

-что, следовательно «4. Вы должны играть активную роль во всей работе Международной Левой Оппозиции, т.е. должны войти в ее состав».

Троцкий весьма энергично отвечал на все вопросы, заданные Фракцией, доказывая, будто конференция была чрезвычайно хорошо подготовлена с идеологической точки зрения и что «чудовищно» утверждать обратное. Что касается НИО, он заявлял, что в признании ее Международным секретариатом не было никакого маневра, и что данный секретариат «со всей сердечностью ответил на все вопросы, заданные этими товарищами».

Однако важнее всего было то, что метод, используемый Троцким при создании Оппозиции, был противоположен методу Итальянской Левой. На самом деле, Троцкий заявлял, что вопрос политической платформы вторичен и несущественен, и что платформа 1926г. была только «эпизодическим документом, который не дает ответа на вопросы, стоящие сегодня» и что «даже если Коммунистическая Левая насчитывает всего 5 человек, она должна стремиться создать свою международную организацию одновременно с национальной».

Последнее письмо «Прометея» Троцкому, не делая уступок на политическом уровне, оставляло открытой дверь для участия Итальянской Левой в работе Оппозиции. В нем говорилось, что «Фракция заинтересована в устранении недоразумений и в прекращении политических игр, которые начинаются с фальсификации наших позиций». Фракция не делала фетиш из Платформы:

«Когда мы говорили о платформе, мы делали это в духе ее практического применения, а не в духе превращения ее в священный текст, которому мы поклялись бы в вечной верности, и преданность которому освобождала бы нас от практических обязанностей в пролетарской борьбе.

Наша изоляция явилась результатом не нашей собственной воли, но общей слабости всего левого коммунистического движения.

Что касается нашей т.н. международной изоляции, при объяснении ее причин необходимо учитывать скромные размеры наших сил, которые мы не имеем привычки преувеличивать, поскольку не любим блефовать».

«Прометей» объяснял, что его «осторожность в международных контактах» дала возможность «сопротивляться неизбежным неудачам, вытекающим из предыдущей двусмысленной политики». Его метод был диаметрально противоположен методу русской оппозиции, которая «работала в направлении, предусматривающем отказ от выработки платформ. Именно в этом заключается наше принципиальное расхождение, а не в приписываемом нам утверждении, будто у нас есть завершенный и законченный документ».  Бордигистское течение считало, что предварительным условием интернационального объединения является «критический пересмотр работы конгрессов Интернационала, пересмотр принципов и уставов, на основе которых был создан Коммунистический Интернационал». Коминтерн, являвшийся исходной точкой для всех левых оппозиционных групп, не должен был становиться идолом, объектом унизительного культа – каковое отношение было присуще троцкистской оппозиции с ее религиозной приверженностью решениям первых четырех конгрессов Коммунистического Интернационала. Напротив, Итальянская Левая считала, что эти решения должны пройти проверку критикой:

«Коминтерн представлял собою первую попытку, предпринятую в эпоху империализма. Его работа с самого его основания состояла в механическом обобщении для всех стран программы и тактики русской партии. Коммунистические партии стали паразитами русской партии и русской революции и одна за другой превратились в опору оппортунизма».

Что касается НИО, «Прометей» повторил свое обвинение в маневриничиванье по отношению к ней со стороны Международного Секретариата:

«1. Группа из враждебной фракции, которая заявила о своей солидарности с Международной Оппозицией, сразу встретила дружеский прием в прессе французской оппозиции.

2. Все это имело место без информирования нашей Фракции о происходящем. В настоящее время предполагается, например, что ваша группа лучше всех знает активистов и вопросы русского движения. Если бы с вашей стороны не было бы попытки «маневра», вашим первым долгом было бы проинформировать нашу Фракцию.       

 3. Повторные вопросы нашей Фракции остались без ответа… Вы не только не хотели узнать мнение группы, связанной с Секретариатом, но и не отвечали на вопросы нашей группы о Новой Оппозиции».

Несмотря на вопрос о НИО, Итальянская Левая была готова лояльно участвовать в работе Международного Секретариата, в котором она отказывалась занимать руководящие посты из-за отсутствия у него программных документов, и демонстрировала свою готовность участвовать во всех дискуссиях левой оппозиции и даже вмешиваться в жизнь всех ее секций.

Что касается НИО, то Фракция вела непрерывную дискуссию с ней почти 2 года, без сектантства, но и без компромиссов. Она публиковала тексты и резолюции этой группы в «Прометее»; с конца 1930г. проводились совместные собрания; Фракция предложила даже издание совместного дискуссионного бюллетеня, причем техническую сторону дела брала на себя.[3]