Коммунистическая перспектива, часть 3

В первых двух частях этой статьи (См. Мировую Революцию №271 и №272) мы пришли, прежде всего, к тому выводу, что коммунизм это не  просто древняя мечта человечества или продукт человеческой доброй воли, но что необходимость и возможность коммунизма основывается  непосредственно на материальных условиях  развитых капитализмом; во-вторых, что, несмотря на  все  предрассудки  о «человеческой природе», якобы предопределяющей невозможность перехода человечества к такому типу общества, коммунизм действительно есть общество, которое может обеспечить в полной мере расцвет каждой личности.

Тем не менее, нам все еще приходится иметь дело с другим возражением  против возможности коммунизма: «Хорошо, коммунизм необходим и материально обоснован. Да, мужчины и женщины могли бы жить в таком обществе. Но сегодня человечество так угнетено капиталистическим обществом, что у него никогда не будет сил, чтобы осуществить  преобразования столь гигантские, как коммунистическая революция». Мы попытаемся ответить на  это возражение  в этом разделе.

Неизбежен ли коммунизм?

Перед тем как разобраться непосредственно с вопросом о конкретной возможности перехода от капитализма к коммунизму нам необходимо добиться полной ясности относительно идеи неизбежности коммунизма. Революционер типа Бордиги мог однажды написать: «Коммунистическая революция так уверена в своей неизбежности, как будто она уже случилась».

Это действительно есть искажение марксизма. Со времени, когда появилась возможность вывести, постичь законы развития общества, марксизм решительно отвергает любую идею своего рода человеческой судьбы, начертанной и предопределенной заранее в большой книге природы. Точно так же, как эволюция видов не заключает в себе никакой конечной цели, так как это не есть движение последовательного приближения по направлению к некоторому типу совершенной модели, точно так же и эволюция человеческих общностей не развивается по направлению к модели, установленной заранее. Такое виденье присуще идеализму, а не материализму. Например, был такой философ Гегель, который считал, что каждая форма общества является прогрессивным шагом по направлению к реализации Абсолютной идеи, витающей над человеком и историей. А иезуит  Пьер Тейя́р де Шарде́н считал, что человек эволюционирует по направлению к некоему  «Пункту Омега», который оставался неизменным в течение всего времени. В то время как изучение истории может предоставить нам возможность постичь общие законы общественной эволюции в связи с развитием производительных сил, оно также показывает нам, что история полна примеров обществ, которые почти не эволюционировали вообще, которые далеко отстоят от возникновения больших прогрессивных форм общественного развития, тысячи лет находятся в застое, подобно древним азиатским обществам, или просто пришли в упадок находясь возле них, подобно древнегреческому обществу. Как правило, тот факт, что целое общество вступило в упадок,  никоим образом не означает, что оно содержит внутри себя основание для высших социальных форм. Оно может так же легко впасть в варварство и утратить большинство культурных приобретений и производственных технологий, которые определяли его предыдущее развитие.

Капитализм - это очень своеобразный тип общества, который развился на руинах феодализма западной Европы, и который создал в мировом масштабе (самую динамичную форму общества, которая когда-либо существовала) материальные предпосылки коммунизма. Но капитализм, подобно многим другим обществам, не свободен от опасности полного упадка и разложения, уничтожения всех достижений, которых он достиг, вытягивая человечество на путь прогресса несколько столетий тому назад. Практически, не трудно заметить, что эта система создала средства самоуничтожения всего человеческого общества, именно потому, что распространила  свое господство на целую планету и достигла такого беспрецедентного уровня технической власти. Как мы уже видели, условия, которые делают коммунизм, возможным и необходимым, есть также условия, которые угрожают человечеству необратимым упадком или даже полным уничтожением.

Революционеры не шарлатаны; они не занимаются прорицаниями неизбежного наступления золотого века, которого всем нам нужно только спокойно дождаться. Их роль также и не в том, чтобы утешать в горе человечество. Но так как они не питают никаких иллюзий насчет неизбежности возникновения коммунизма (поскольку они в этом не уверены, именно поэтому они посвящают свою жизнь борьбе, чтобы превратить возможность в действительность), они должны настаивать на реальной возможности такого общества не только на уровне материальных предпосылок или теоретической способности людей жить в таком обществе, но также,  что касается способности человечества сделать решительный скачек от капитализма к коммунизму, осуществить коммунистическую революцию.

Субъект коммунистической революции

Из-за неудачи прошлых революций, были ли они подавлены подобно революциям в Германии и Венгрии в 1919, или выродились, как в России, обыватель делает вывод, что революция невозможна. Он имеет твердое предупреждение ко всем, кто хочет предпринять такое рискованное предприятия: "Горе постигнет вас, если вы пробуете восстать! Прежде, чем восставать, посмотрите, что случилось в России!" Весьма понятно, почему буржуазия должна думать именно так в соответствии с интересами ее как привилегированного, эксплуатирующего класса.

Привилегированное положение буржуазии отнюдь не означают, что она непосредственно не подвергается отчуждению. Напротив, еще Маркс и Энгельс отмечали:

«Имущий класс и класс пролетариата представляют одно и то же человеческое самоотчуждение. Но первый класс чувствует себя в этом самоотчуждении удовлетворенным и утвержденным, воспринимает отчуждение как свидетельство своего собственного могущества и обладает в нем видимостью человеческого существования. Второй же класс чувствует себя в этом отчуждении уничтоженным, видит в нем свое бессилие и действительность нечеловеческого существования» (К. Маркс. «Святое семейство»).

Но, несмотря на дикую их эксплуатацию, несмотря на бесчеловечные условия существования, в течение более чем пятьдесят последних лет рабочие находились под впечатлением подобных аргументов, фактически не оставляющих никакой надежды на освобождение. Это отчаяние привело к расцвету всяческих утопических теорий, в частности, проф. Маркузе, согласно которым рабочий класс не является больше революционным классом, так как он полностью интегрирован в систему.[1]

Отсюда вывод: единственная надежда революции теперь на маргиналов, на тех,  кто исключен из современного общества подобно молодежи, чернокожим, женщинам, студентам или народам третьего мира. Другие левые пришли к идее, что революция может быть делом  «универсального класса», который является результатом смешения трудящихся масс в капиталистическом обществе.[2]

Что фактически лежит за всеми этими теориями об интеграции рабочего класса, так это мелкобуржуазное к нему презрение (отсюда успех этих теорий в среде интеллектуалов и студенческой мелкой буржуазии). Для буржуа и мещан, которые следуют по их стопам, рабочие массы подобны бесплодным землям,  испытывающим недостаток воли или знаний, чтобы сделать что-либо толковое из своего существования. Они проводят всю свою жизнь подобно животным: вместо того, чтобы вырываться из нечеловеческих условий существования, они бьют баклуши все свое свободное время в пивной или перед телевизором; единственная вещь, которая пробуждает их интерес, это финал кубка по футболу или последняя сплетня. И если они добиваются чего-нибудь, так это только мизерного повышения заработной платы, что еще больше  утверждает над ними власть отчуждения потребительского общества. После очевидного провала или возрождения  маргинальных движений, которые, как предполагалось, должны опрокинуть установленный порядок, становится понятно, что те, кто руководствовался  такими теориями, должны сейчас отказаться от любой перспективы изменения общества. Самые проницательные из них сегодня становятся «новыми философами» или функционерами социал-демократических партий; менее предусмотрительные скатываются в скептицизм, деморализацию, наркотики и даже к суициду.

Но рано или поздно придет понимание, что радикальные перемены не могут исходить от «всех людей доброй воли» (как верят христиане), или от универсального класса (как верят инвариантисты), или от пресловутых маргинальных страт, или от крестьян третьего мира, как провозглашает маоизм и чегеваризм, и каждый сможет убедиться, что единственная надежда на преобразование общества связана только с рабочим классом. Представители вышеназванных течений не могут понять этого, потому, что у них статическое виденье рабочего класса, потому что они рассматривают его как простую совокупность рабочих индивидов, потому что скептики вообще считают, что рабочий класс не способен осуществить революцию.

Еще в 1845, Маркс и Энгельс ответили на эти возражения:

«Дело не в том, в чем в данный момент видит свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, что такое пролетариат на самом деле и что он, сообразно этому своему бытию, исторически вынужден будет делать» («Святое семейство»).

Если вы считаете, что рабочий класс никогда не будет чем-то большим, чем простая совокупность его индивидов сегодня, тогда революция не возможна вообще. Противоположная же точка зрения дает абстракцию двух фундаментальных аспектов действительности:

• Целое всегда больше, чем сумма его частей;
• Действительность есть движение. Элементы природы не неизменны, а элементы человеческих обществ тем более. Вот почему мы должны избегать фотографического восприятия текущей ситуации и взгляда на нее, как на вечную, неизменную действительность. Наоборот, мы должны осознать, что именно представляет из себя "историческое существование" пролетариата, которое толкает его в направлении к коммунизму.

Эксплуатируемый класс и революционный класс

Маркс и Энгельс пытались ответить на этот вопрос в «Святом  семействе»:

«Если социалистические писатели признают за пролетариатом эту всемирно-историческую роль, то это никоим образом не происходит от того, что они, как уверяет нас критическая критика, считают пролетариев богами. Скорее наоборот. Так как в оформившемся пролетариате практически закончено отвлечение от всего человеческого, даже от видимости человеческого; так как в жизненных условиях пролетариата  все жизненные условия современного общества достигли высшей точки бесчеловечности; так как в пролетариате человек потерял самого себя, однако вместе с тем не только обрел теоретическое сознание этой потери, но и непосредственно вынужден к возмущению против этой бесчеловечности велением неотвратимой, не поддающейся уже никакому прикрашиванию, абсолютно властной нужды, этого практического выражения необходимости, - то ввиду всего этого пролетариат может и должен сам себя освободить» («Святое семейство»).

Однако этот ответ все еще недостаточен. Это описание капиталистического общества подходит ко всем классовым обществам; это описание рабочего класса подходит ко всем эксплуатируемым классам. Этот отрывок объясняет, почему, подобно всем другим эксплуатируемым классам, пролетариат вынужден восставать, но он не говорит, почему это восстание может и должно привести к революции, т.е. к ниспровержению одного типа общества и замены его другим: короче говоря, почему рабочий класс - это революционный класс.

Скептики всех видов склонны подчеркивать, что для класса не достаточно быть эксплуатируемым,  чтобы быть революционным. Действительно, и в прошлом эксплуатация и противоборство имели место. В свое время, дворянство, борющееся против рабовладельческого общества и буржуазия, борющаяся против феодализма, были революционными классами. Тем не менее, это не делало их эксплуатируемыми: наоборот, они оба были эксплуатирующими  классами. С другой стороны, восстания эксплуатируемых классов в этих обществах,  рабов и крепостных, никогда не приводили к революции.

Революционный класс - это класс, чье господство  над обществом в соответствии с утверждением и развитием новых отношений производства, сделало необходимым развитие производительных сил, в ущерб старым, отжившим производственным  отношениям.

Поскольку как рабовладельческое общество, так и феодальное общество могло только положить начало другому эксплуататорскому обществу - исходя из  уровня развития производительных сил в то время,  революция могла возглавляться только:

• эксплуатирующим классом;
• классом, который не был специфическим для уходящего общества, в то время как те классы, которые были, не могли быть революционными именно потому что эксплуатировались или потому что имели привилегии для защиты.

Напротив, с тех пор, как капитализм развил условия, которые делают устранение любой эксплуатации как возможной, так и необходимой, революция против нее может быть осуществлена только теперь:

Пролетариат - единственный класс в современном обществе, который соответствует этим двум критериям; это единственный революционный класс в современном обществе. Поэтому мы можем сейчас ответить на главное возражение, с которым эта статья имеет дело.

Да, пролетариат угнетаемый класс, на который давит всей своей тяжестью идеология правящего класса буржуазии; но потому,  что он производит большую часть общественного богатства и на него все больше и больше ложится  бремя капиталистического кризиса, он вынужден будет восстать. В противоположность восстаниям предыдущих эксплуатируемых классов, восстание пролетариата не есть акт отчаяния, поскольку оно уже содержит в себе возможность революции и коммунизма.

Нам могут возразить, что уже были попытки осуществить пролетарскую революцию,  но что они все потерпели неудачу. Но точно так же как тот факт, что чума опустошала общество в течение столетий, не означал, что человечество обречено подвергаться этому бичу вечно, точно так же неудача прошлых революций не ведет к выводу, что революция невозможна.

Главная причина, которая привела к откату революционной волны 1917-23 был тот факт, что пролетарское сознание, отстало от его материального бытия: несмотря на то, что старые условия борьбы отжили свое время, поскольку капитализм прошел зенит своего развития и начал клониться к упадку, класс не был поставлен в известность об этом, не усвоил эту истину вовремя. Именно поэтому ему пришлось пройти через ужасную контрреволюцию, которая обрекла его на молчание в течение десятилетий.

Еще раз отметим, мы не претендуем на то, что победа у нас уже в кармане. Но даже если существует только одна возможность из тысячи, которая может привести нас к победе, ставки для вовлеченных в сегодняшнюю борьбу так велики, что это отнюдь не деморализует нас, а усиливает энергию всех тех,  кто искренне стремится к другому типу общественного устройства.

Не презирая, не игнорируя или недооценивая текущую борьбу рабочего класса, мы должны понимать решающее значение предстоящих битв. Поскольку пролетариат есть как эксплуатируемый класс, так и революционный класс, его борьба против отдельных проявлений эксплуатации прокладывает путь для отмены эксплуатации вообще; его борьба против отдельных проявлений кризиса прокладывает путь для ликвидации капиталистического общества в момент его смертного кризиса; и единство и сознание, выкованное в течение этой борьбы являются отправным пунктом для единства и сознания, которое позволит, в конце концов, пролетариату опрокинуть капитализм и создать коммунистическое общество.

[1]  Маркузе был 1960-х годах гуру студентов и радикалов в третьем мире.

[2]  Инвариантность была группой, которая вышла из течения бордигизма в 1970-х и эволюционировала в направлении идеи универсального класса, который мог бы осуществить революцию вместо пролетариата.