Упадок капитализма : Введение

Для того, чтобы понять, насколько возможна и необходима сегодня социальная революция, чтобы определить основы программы и стратегии пролетариата в нынешнюю эпоху, мы должны поставить вопрос об упадке капитализма.

Определить сущность социализма, природу профсоюзов, оценить политику «фронтизма» и характер национально-освободительных движений можно лишь на основе анализа капиталистического упадка.

Теория упадка в истории рабочего движения

Социализм является сегодня исторической необходимостью вовсе не потому, что огромное большинство людей испытывает отчуждение и подвергается эксплуатации. Эксплуатация и отчуждение существовали и при рабовладении, и при феодализме, и при раннем капитализме, но социализм в те эпохи не мог стать реальностью.

Для перехода к социализму необходим не только достаточно высокий уровень развития рабочего класса и средств производства — нужно, чтобы система, которую он призван заменить — капитализм, — перестала быть необходимым условием развития производительных сил, превратилась в непреодолимое препятствие на пути этого развития, то есть вступила в период своего упадка.

Социалистам начала XIX века социализм представлялся идеалом, к которому следует стремиться и для достижения которого достаточно лишь доброй воли людей или, по мнению социалистов-утопистов, доброй воли самого господствующего класса. Огромная заслуга Маркса и Энгельса состояла в открытии и научном обосновании материальной необходимости исчезновения капитализма и перехода к коммунизму. Отнюдь не случайно Маркс, стремясь кратко изложить суть своей работы, сосредоточил внимание на закономерностях развития и упадка различных способов производства, существовавших в истории человечества:

«В общественном производстве своей жизни люди вступают в определённые, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определённой ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определённые формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или — что является только юридическим выражением последних — с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естественнонаучной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче — идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение. Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того, что сам он о себе думает, точно также нельзя судить о подобной эпохе переворота по её сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснять из противоречий материальной жизни, из существующего конфликта между общественными производительными силами и производственными отношениями. Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она даёт достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условиях их существования в недрах самого старого общества. Поэтому человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия её решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления. В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации».

Использованный в этом отрывке методологический подход незаменим для понимания развития и упадка различных общественных систем. Концепция, согласно которой определённый способ производства не может исчезнуть раньше, чем производственные отношения, являющиеся его основой, превратятся в препятствие на пути развития производительных сил, составляет базис для выработки политической программы пролетариата. Маркс и Энгельс определённо указывали, что перспектива коммунистической революции обусловлена материальной, исторической эволюцией самого капитализма в глобальных масштабах.

С гораздо меньшей ясностью Маркс, особенно в своих ранних произведениях, определял конкретную «эру социальной революции», и сама эта неясность являлась объективным следствием того факта, что метод исторического материализма возник задолго до начала этой эры. Впервые Маркс призвал к пролетарской революции не в период упадка капитализма, а в эпоху его наиболее ощутимого подъёма. Пролетарская революция, неизбежность которой провозгласил «Манифест Коммунистической партии», была в то время снята с повестки дня продолжающимся развитием капиталистических производственных отношений и их распространением на весь мир. Конечно, Маркс ошибался, утверждая, что уже в ту эпоху капиталистические общественные отношения вступили в фатальный конфликт с производительными силами. Хотя конфликт между ними — неотъемлемая черта капитализма, в XIX веке он ещё не являлся неразрешимым, поскольку на Земле оставались ещё значительные территории, овладевая которыми, капитал мог обеспечивать своё расширенное воспроизводство и сдерживать обострение фундаментальных противоречий, открытых Марксом при анализе процесса капиталистического накопления и проявляющихся в тенденции к общему перепроизводству, насыщению рынка и падению нормы прибыли.

Всё же, несмотря на эти ошибки, Маркс и Энгельс при разработке своей программы учитывали, что капитализм ещё не исчерпал своей прогрессивной миссии. Это проявилось в тех местах «Манифеста», где речь идёт о задачах пролетариата в случае его прихода к власти уже в то время: меры, предлагаемые Марксом и Энгельсом, рассчитаны на дальнейшее развитие капитализма в максимально прогрессивных формах, а не его тотальное разрушение (впоследствии этот план, верный во времена Маркса, был превращён в государственно-капиталистическую программу теми, кто взял его на вооружение в условиях современной эпохи). Ещё более важным моментом является то, что марксисты Первого Интернационала исходили из признания всё ещё прогрессивной роли капитализма в своей практической деятельности; они справедливо считали, что рабочему классу необходимо поддерживать те буржуазные движения, которые способствуют созданию исторических предпосылок для социализма (например, борьбу за национальное объединение Италии, Германии, США). Точно так же они признавали необходимость продолжения борьбы за реформы, проведение которых оставалось возможным в условиях развивающегося капитализма — борьбы, способствовавшей сплочению рабочих в оформленную социальную и политическую силу. Эту материалистическую позицию марксисты противопоставляли оторванным от реальности призывам анархистов к немедленной ликвидации капитализма и их полному отказу от борьбы за какие бы то ни было реформы (такого рода внешне ультрареволюционные лозунги на самом деле отражали стремление мелкой буржуазии «отменить» капитализм и наёмный труд не путём их исторического преодоления, а посредством возвращения назад, к обществу мелких независимых производителей).

II Интернационал произвёл ещё более выраженную стратегическую адаптацию к реалиям эпохи, приняв «программу-минимум», где намечались реформы, осуществимые в ближайшей перспективе (признание прав и статуса профсоюзов, сокращение рабочего дня и т. д.), и одновременно с ней чисто социалистическую «программу-максимум», реализация которой связывалась с наступлением неизбежного исторического кризиса капитализма.

Но для большинства руководителей II Интернационала «программа-минимум» постепенно становилась единственной реальной программой социал-демократии. Социализм, пролетарская революция превращались в лишённые практического значения ритуальные заклинания, произносимые на первомайских демонстрациях, в то время как вся энергия движения затрачивалась на то, чтобы обеспечить социал-демократии место в рамках самой капиталистической системы. Такая ситуация естественно вела к образованию в Интернационале «ревизионистского» крыла, представители которого (Бернштейн и др.) стали отвергать саму мысль о необходимости уничтожения капитализма и социальной революции, подменив её идеей о возможности постепенного и мирного превращения капитализма в социализм.

Основу для возникновения этой идеологии составил мощный подъём капитализма во второй половине XIX века, однако, этот подъём оказался одновременно завершением восходящей фазы капиталистической системы: в империалистической экспансии стали проявляться симптомы, предвещавшие новый и катастрофический период в жизни буржуазного общества; одновременно повсюду обострялись классовые антагонизмы (массовые стачки в Америке, Германии и особенно в России). В противовес оппортунизму бернштейнианцев и «умеренности» социал-демократического «центра» (Каутский и др.) левое крыло Интернационала — большевики, голландская группа трибунистов, Роза Люксембург и другие революционеры — отстаивало основные положения марксизма о необходимости насильственного уничтожения капитализма. Эта защита марксистских принципов нашла наиболее яркое выражение в работе Р. Люксембург «Социальная реформа или революция» (1898 г.). Признавая, что капитализм всё ещё продолжает развиваться благодаря «резким экспансионистским броскам» (имеется в виду империализм), Люксембург вместе с тем подчёркивала, что система неизбежно движется к насыщению мирового рынка, которое вызовет «кризис одряхления» капитализма и создаст необходимость революционного взятия власти пролетариатом. В 1913 году она опубликовала свою важнейшую теоретическую работу «Накопление капитала», в которой предприняла попытку анализа экономических причин этого исторического кризиса, о наступлении которого известила вскоре первая империалистическая мировая война.

Основываясь на выводе Маркса, что сама природа отношений наёмного труда делает невозможной для капитализма реализацию всей извлекаемой им прибавочной стоимости в пределах его собственной социальной системы, Люксембург пришла к заключению о неизбежности начала исторического упадка капитализма в момент, когда наступает исчерпание ёмкости некапиталистических рынков в соотношении с количеством прибавочной стоимости, производимым мировой капиталистической экономикой. Она определила капитализм как «первую хозяйственную форму, которая без других хозяйственных форм как её среды и питательной почвы существовать не может; тенденция капитализма превратиться в мировую форму производства разбивается об его имманентную неспособность охватить всё мировое производство». Одним словом, достигнув господства на всей планете, капитализм погружается в перманентный кризис перепроизводства.

Этот вывод, и поныне сохраняющий свою актуальность как самое чёткое определение глобальных причин упадка капитализма, составил основу для различных теоретических разработок, сделанных представителями революционного движения за шестидесятилетний период этого упадка.

Империалистическая война 1914 года знаменовала собой важнейший поворот в истории как капитализма, так и рабочего движения. Проблема «кризиса одряхления» перестала быть просто предметом теоретических дискуссий между различными пролетарскими течениями. Осознание того, что война кладёт начало новому периоду в истории капиталистической системы, привело подлинно марксистские группы к отделению себя классовой границей от тех, кто так или иначе стали апологетами империалистической бойни. И эта граница закономерно пролегла между старым оппортунистическим крылом социал-демократии, представители которого теперь стали открыто играть роль поставщиков пушечного мяса для нужд буржуазии, и левыми фракциями, которые твёрдо придерживались марксистской теории кризисов. Группа «Интернационал» во главе с Р. Люксембург, большевистская фракция Ленина, бременские левые радикалы, голландские трибунисты — эти и другие группы сохранили верность принципам пролетарского интернационализма. Они утверждали, что война кладёт начало предсказанной Марксом эпохе «войн и революций», и призвали пролетариат ответить на эту войну революционной борьбой.

Из всех присутствовавших на Циммервальдской и Кинтальской конференциях революционеров-противников войны яснее всего по вопросу о войне высказывались большевики, выдвинувшие вместе с немецкими левыми радикалами лозунг «превращения империалистической войны в гражданскую» и тем самым чётко обозначившие революционную позицию в противовес концепциям различных центристских и полупацифистских групп. Когда в России созрела революционная ситуация, большевики, вооружённые пониманием задач, поставленных перед ними новыми историческим условиями, выступили против механистической и националистической софистики меньшевиков. В то время как последние пытались сдержать революционную волну, ссылаясь на «материальную неподготовленность России к социализму», большевики утверждали: всемирно-империалистический характер войны показывает, что мировая капиталистическая система созрела для социалистической революции. Исходя из этого, они призвали к взятию власти российским рабочим классом, которое должно было стать прелюдией к мировой пролетарской революции.

При активном участии большевиков в 1919 г. для содействия мировой революции был образован Коммунистический Интернационал. Революционные партии, объединившиеся в Коминтерн, ясно сознавали, что определение сущности нового исторического периода имеет решающее значение для выработки коммунистической программы:

«I. Цели и тактика […]

1. Текущая эпоха есть эпоха разложения и краха всей мировой капиталистической системы, которые будут означать и крах европейской культуры вообще, если не будет уничтожен капитализм с его неразрешимыми противоречиями.

2. Задачей пролетариата является теперь немедленный захват государственной власти. Захват же государственной власти состоит в уничтожении государственного аппарата буржуазии и в организации нового, пролетарского аппарата власти».

Резолюции Первого конгресса Коминтерна отразили чёткое понимание революционных задач пролетариата. Упор был сделан на необходимость немедленного взятия власти рабочим классом и установления диктатуры советов. Отсюда естественно вытекала недвусмысленная установка на разрыв с целями и организациями довоенного рабочего движения: социал-демократические партии, поддержавшие войну и затем приложившие максимум усилий для подавления послевоенных революционных движений, однозначно обличались как агентура капитализма; сотрудничество с ними было отвергнуто; парламентаризм в значительной степени рассматривался как средство, неспособное служить интересам рабочего класса; о проблеме колониального угнетения говорилось, что она может быть решена лишь посредством построения мирового социализма. Эти и другие положения отражали революционный подъём, охвативший в то время весь мир.

Но последующие конгрессы Интернационала, в особенности, III-й (1921 г.), обнаружили серьёзную эрозию революционных принципов, которая, в свою очередь, явилась отражением спада мировой революционной волны и прогрессирующего перерождения большевистской партии в условиях изоляции советского государства. По мере того, как последнее во всё большей степени превращалось в управляющего российским национальным капиталом, а большевистская партия всё теснее сливалась с государством, III Интернационал мало-помалу перерождался из мировой революционной партии в орудие внешней политики России. Отчаянные попытки большевиков спасти хоть что-то в условиях контрреволюционной ситуации привели их к отходу от революционных позиций I конгресса и возвращению к устаревшей тактике: парламентаризму, тред-юнионизму, единым фронтам с социал-демократическими партиями, поддержке национально-освободительной борьбы в колониях и т. п. «Революционные» аргументы, приводимые в обоснование всего этого, не могли изменить тот факт, что в условиях нового исторического периода данная практика — вне зависимости от намерений использовавших её — приобретала открыто контрреволюционный характер.

Сегодняшние представители левых фракций политической агентуры капитала в рабочем классе — сталинисты, троцкисты и прочие — являются истинными наследниками той антиреволюционной политики. Ошибки, допущенные когда-то рабочим движением, эти буржуазные группировки возвели в ранг основополагающих принципов. Они, конечно, могут говорить об упадке капитализма, но в их устах это всего лишь пустая и лицемерная фраза, особенно если учитывать, что они считают половину стран мира социалистическими или, по крайней мере, «некапиталистическими», а следовательно, идущими по пути исторического прогресса и заслуживающими поддержки революционеров. Даже те из них, кто характеризует сталинистские страны как «государственно-капиталистические», неоднократно поддерживали их или различные режимы Третьего мира во время многочисленных межимпериалистических войн, полыхавших на нашей планете после 1945 года. В любом случае, теория упадка капитализма используется такого рода «левыми» лишь тогда, когда это не противоречит их сиюминутным прагматическим интересам: к примеру, все разговоры британской Социалистической рабочей партии о госкапитализме никогда не мешали ей усматривать нечто «прогрессивное» в национализации и нечто «рабочее» в Лейбористской и Коммунистических партиях.

В период первого великого революционного подъёма единственно верные выводы из материалистического анализа новой эпохи отстаивали левые коммунисты, боровшиеся против перерождения Коминтерна — главным образом, Коммунистическая рабочая партия Германии (КРПГ). Во всех выступлениях представителей КРПГ на III конгрессе шла речь о задачах, которые ставила перед революционерами новая эпоха — и эти речи предвещали раскол, который назревал в то время в рабочем движении.

Давая оценку мировому экономическому кризису, Шваб, один из лидеров КРПГ, подчёркивал, что между периодами подъёма капитализма и его упадка существует фундаментальное различие, и одновременно, предупреждая возможное непонимание, отмечал, что упадок буржуазной системы означает вовсе не полную стагнацию производительных сил, а поддержание капитализмом своего существования за счёт движения по всё более разрушительному пути. «Капитал восстанавливается, сохраняет свои прибыли, но за счёт производительности. Капитал восстанавливает свою власть, разрушая экономику». Уже здесь говорится о таких явлениях, как непродуктивное производство, недоиспользование капитала и, главное, цикл кризис-война-восстановление, которые являются основными характеристиками фазы упадка капиталистического общества.

Конечно, понимание левыми коммунистами новой исторической ситуации было по необходимости неполным вследствие её абсолютной новизны. Более глубокому её осмыслению препятствовало и фронтальное наступление контрреволюции, обрушившей свои удары на левокоммунистические организации. Поэтому можно сказать, что наиболее важной заслугой левых коммунистов начала 20-х годов был не столько анализ ими экономических проблем, сколько решительная борьба за полный разрыв рабочего движения с устаревшими, по сути дела, реформистскими формами деятельности и его перестройку в соответствии с новыми задачами, поставленными в порядок дня с приходом эпохи социальных революций.

Именно понимание необходимости такой перестройки — а вовсе не какие-то «детские» или анархические «болезни» — заставило левых коммунистов отвергнуть оппортунистическую тактику, взятую на вооружение III Интернационалом. Так, на III конгрессе Коминтерна представители КРПГ, признавая, что создание своих парламентских фракций было необходимо рабочему классу на фазе подъёма капитализма, одновременно с полным основанием утверждали:

«Ориентировать пролетариат на участие в выборах в период упадка капитализма значит питать в нём иллюзию о возможности преодоления кризиса парламентскими средствами».

Точно так же по профсоюзному вопросу представители КРПГ утверждали, что организации, созданные для защиты интересы рабочего класса в эпоху, когда ещё существовала возможность осуществления подлинных реформ, в новую эпоху не только не служат делу революции, но более того, превратились в опору капиталистического порядка и должны быть сметены революционным пролетариатом. То же относилось ко всем реформистским партиям прежней эпохи, социал-демократическим и прочим. Левые коммунисты последовательно отказывались образовывать единые фронты с теми структурами, которые стали частью государственного аппарата враждебного класса. Принципы, провозглашённые левыми коммунистами, и их мужественная борьба за классовую чистоту перед лицом контрреволюции основывались на глубоком понимании реалий нового периода; позднее они стали необходимой отправной точкой для всех истинных революционеров.

Возникновение течения левых коммунистов по своей сути явилось ответом пролетариата на наступление контрреволюции, которая вскоре стала господствовать во всем мире. В результате неизбежного при её длительном господстве распада рабочего движения сохранилось лишь несколько небольших групп, отстаивавших пролетарскую программу. Полное понимание сущности упадка могло прийти, к сожалению, лишь через осмысление горького опыта контрреволюции и порождённых ею упаднических форм организации капитализма: сталинизма, нацизма, «народных фронтов», военной экономики и т. д.

В 30-е годы наиболее последовательно анализировала наступившую эпоху группа итальянских левых эмигрантов, объединившаяся вокруг журнала «Билан». Как пример такого анализа можно привести статью «Кризисы и циклы в экономике агонизирующего капитализма», напечатанную в № 11 «Билана» за 1934 г. Её автор, Митчелл, раскрывает сущностные черты капитализма на стадии его упадка. Опираясь на теорию краха капитализма, разработанную Розой Люксембург, Митчелл определяет упадок капиталистического способа производства, начавшийся в 1912-1914 гг., как процесс, в рамках которого «капиталистическое общество, ввиду обострения имманентно присущих ему противоречий, не способно более выполнять свою историческую миссию — обеспечивать стабильное и поступательное развитие производительных сил и подъём производительности человеческого труда. Конфликты между производительными силами и частной собственностью на них, в прошлом спорадические, стали теперь перманентными. Капитализм охвачен кризисом всеобщего распада».

Митчелл указывает на сущностное различие между циклическими кризисами капитализма на стадии его подъёма и периодами бума и спада на фазе его упадка. В предшествующий период кризисы являлись необходимыми моментами в процессе расширения мирового капиталистического рынка, в условиях же новой эпохи, пришедшей с насыщением рынка, они могут «разрешаться» лишь при помощи империалистических войн: «На стадии упадка противоречия толкают капитализм только в одном направлении — к войне. Лишь пролетарская революция избавит человечество от этой участи».

С почти пророческой точностью пишет автор о том, что может произойти в ближайшее время:

«Как бы капитализм ни изворачивался, какие бы средства ни использовал в попытках преодолеть кризис, войны ему не избежать. Где и как она разразится, сегодня сказать нельзя. Однако уже сейчас можно с уверенностью утверждать, что одной из её причин станет проблема раздела Азии и что она приобретёт мировые масштабы».

Митчелл заканчивает свою статью разоблачением выдвинутой капитализмом псевдоальтернативы «фашизм или демократия», которая являлась не чем иным, как средством отвлечения пролетариата от классовой борьбы и вовлечения его в капиталистическую войну. Но в ту эпоху рабочий класс пережил слишком много поражений, чтобы прислушаться к предупреждениям коммунистических групп; сами эти группы также не питали никаких иллюзий относительно масштабов понесённого поражения.

Вместе с итальянскими левыми на защиту интернационалистических принципов перед лицом империалистической бойни — испанской и второй мировой войн — выступили лишь «коммунисты советов» (группы, оставшиеся от КРПГ, голландские левые и др.). Но хотя «коммунисты советов» первыми поняли, что «рабочее государство» в СССР в действительности олицетворяет собой форму госкапитализма, их теоретическая ограниченность проявлялась во всё более догматической приверженности концепции, согласно которой Октябрьская революция в России имела буржуазный характер; это мешало им понять важнейшую вещь: госкапитализм представляет собой всеобщую тенденцию на стадии капиталистического упадка. В Америке Пол Маттик начал разрабатывать теорию перманентного кризиса, взяв за основу концепцию Гроссмана о тенденции к снижению нормы прибыли как определяющем факторе кризиса — однако используемая им методология привела его к ряду заблуждений. Так, он увидел в государственном капитализме новый способ производства, не подчиняющийся законам развития империализма и потому в определённом смысле прогрессивный: отсюда его двусмысленные высказывания о характере Китая, войне во Вьетнаме и т. д.

Наибольший вклад в разработку коммунистической теории в период после второй мировой войны внесли те, кто стремился синтезировать всё лучшее, что было в концепциях итальянских, немецких и голландских левых. Левые Коммунисты Франции (ЛКФ) с их журналом «Интернационализм» — порвав с теми итальянскими левыми, которые волюнтаристски пытались создать партию в период реакции — усвоили многие выводы немецких левых, касающиеся взаимоотношений между партией и рабочими советами (позиция «Билана» в данном вопросе не отличалась чёткостью). Ещё большее значение имело то, что эта группа всесторонне проанализировала тенденцию к этатизации, присущую капитализму на стадии упадка, и смогла поэтому увидеть капиталистическую природу СССР и его сателлитов, отвергнув одновременно ошибочную характеристику Октябрьской революции 1917 года как буржуазной.

Группа ЛКФ распалась в 1952 году, не выдержав мощного давления сил контрреволюции, которое только усилилось в результате второй мировой войны и победы «демократии» над фашизмом. Она не смогла с достаточной ясностью увидеть, что война обеспечила мировому капиталу временную передышку: в основе «бума» 50-60-х годов лежало восстановление разрушенных войной хозяйств Европы и Японии и новая глобальная экономическая ситуация, характеризовавшаяся подавляющим превосходством американского империализма. Цифры хозяйственного роста в начале этого периода привели многих социологов и даже некоторых представителей революционного движения к построению теорий о новом «бескризисном» капитализме и «обуржуазивании» рабочего класса.

Но в 60-х годах в Венесуэле сложилась небольшая группа, объединившаяся вокруг одного из ведущих в прошлом членов ЛКФ. Эта новая группа «Интернационализм» продолжила работу ЛКФ и подняла её на новую ступень, подвергнув анализу основной цикл, которому подчинено функционирование упадочного капитализма: кризис, война, восстановление, новый кризис… Базируясь на этом анализе, она смогла предвидеть окончание бума, наступление очередной фазы открытого кризиса и возобновление борьбы в международном масштабе новым поколением рабочих, которое не было сломлено террором и разлагающим воздействием контрреволюции.

Этот прогноз был полностью подтверждён мощным подъёмом борьбы в мае-июне 1968 г. во Франции, последующей волной классовых выступлений в различных странах мира и ощутимым обострением в начале 70-х гг. мирового экономического кризиса, вызвавшего, в частности, нарастание напряжённости в отношениях между американским и советским империалистическими блоками: в общем, человечество снова оказалось перед исторической дилеммой — мировая война, которая на этот раз означала бы уничтожение планеты, или мировая революция, ведущая к коммунизму.

Группа «Интернационализм» активно содействовала образованию во Франции группы «Международная Революция» (МР), сложившейся после событий мая 1968 года. Основную часть настоящего издания составляет серия статей, публиковавшихся в начальных номерах журнала «Революсьон энтернасьональ» и внесших серьёзный вклад в разработку теории упадка. МР сыграла ключевую роль в организации подобных групп в других странах, и в 1975 г. эти группы объединились в Интернациональное Коммунистическое Течение (ИКТ).

На протяжении 70-80-х гг. ИКТ постоянно следило за развитием кризиса, вскрывая факторы, сделавшие его самым долгим и глубочайшим кризисом в истории капитализма, подлинным проявлением агонии системы. Оно анализировало динамику межимпериалистических противоречий, в частности, наступление американского блока после российского вторжения в Афганистан, усиление давления на СССР с целью лишить его статуса мировой державы. В то же время ИКТ отмечало в этот период неравномерный, но реальный рост классового сознания, нашедший выражение в двух международных волнах классовой борьбы (1978-80, 1983-89 гг.).

В конце 80-х гг. упадочный капитализм подошёл к важному рубежу. Продолжающаяся борьба трудящихся преградила путь к мировой войне, но пролетариат ещё не достиг степени зрелости, необходимой для постановки на повестку дня революции; в результате усугубление экономического кризиса положило начало всеобщему процессу социального распада: капиталистическое общество стало гнить заживо, разваливаться по швам. Данный процесс привёл к историческим событиям, придавшим ему, в свою очередь, новый импульс — внезапному краху «советского» блока и последующим неурядицам в стане его западных соперников. Эти события явственно обозначили вступление капитализма в последнюю фазу упадка, означающего теперь всеобщий распад. В условиях отсутствия противостоящих империалистических блоков предлог для развязывания мировой войны придумать становится трудно. Но это ни в коей мере не изменило милитаристскую и империалистическую сущность капитализма. Напротив. Как ясно показал конфликт в Персидском заливе в начале 1991 г., процесс распада — с сопутствующими ему локальными и региональными столкновениями, «полицейскими операциями» великих держав, экологическими катастрофами и распространением голода — сам по себе представляет не меньшую угрозу для человечества.

В настоящее время ИКТ — единственная организация в пролетарском движении, которая придерживается теории упадка, и только оно смогло определить и проанализировать последнюю фазу этого упадка. Текст «Распад, последняя стадия упадка капитализма» был впервые опубликован в журнале «Интернэшнл Ревью» летом 1992 г. (См. приложение ).

Как видно из приведённого выше короткого исторического обзора, теория упадка вовсе не является изобретением ИКТ, она вытекает из идей и разработок, принадлежащих марксистской традиции в целом, и только при опоре на неё возможна подлинно революционная деятельность. Программа пролетарской политической организации, анализ ею происходящего и её работа в рабочем классе могут быть по-настоящему обоснованы лишь в том случае, если эта организация имеет ясное представление об эпохе, в которую ей приходится действовать. Без понимания сущности упадка капитализма нельзя провести ясную разграничительную черту между пролетарским и буржуазным лагерями. Это отчётливо продемонстрировал крах «бордигистской» Интернациональной Коммунистической партии в начале 80-х гг. Хотя данная организация провозглашала себя истинной преемницей итальянской левой традиции, она отвергала концепцию упадка, имевшую в 30-е годы столь важное значение для итальянской Фракции. Она не соглашалась, в частности, с тем, что поскольку упадок капитализма представляет собой всеобщее, глобальное явление, «национально-освободительные» движения в слаборазвитых частях мира уже не могут играть какую-либо прогрессивную роль. Основываясь на выдвинутой Бордигой безжизненной теории «инвариантности» марксизма после 1848 года, ИКП видела революционную значимость во всех видах национально-освободительных войн, которые на самом деле представляли собой ведущиеся чужими руками схватки между двумя империалистическими блоками либо между локальными или региональными империалистическими государствами. Поддержка ИКП палестинского национализма привела в начале 80-х гг. к переходу части её членов в лагерь заурядного «левачества», что, в свою очередь, повлекло за собой развал всей международной организации.

Немногим лучше сложилась судьба и тех групп, которые пытались защищать классовую позицию по национальному и профсоюзному вопросам, отрицая, однако, концепцию упадка. Показательным примером является здесь Коммунистическая Интернационалистская Группа: объявив себя сначала ультраортодоксальной марксистской организацией, эта группа, категорически отвергла, тем не менее, почти все основные теоретические положения, в течение последних пятидесяти лет составлявшие фундамент левокоммунистической политики. Результатом стало постепенное её скатывание к модернизму и анархизму. Аналогичная участь постигла и некоторые группы «коммунистов советов», столь же враждебно относившиеся к концепции упадка. Это — своевременное предупреждение всем тем, кто, следуя последней моде, отбрасывает теорию упадка и ищет другие объяснения и периодизацию, — тем, например, кто заведомо безрезультатно пытается применить к анализу современной действительности концепцию «формального и реального господства капитала», выдвинутую Марксом при исследовании ряда важных изменений на стадии подъёма капитализма. ИКТ ответило на такого рода «моду» серией статей в «Интернэшнл Ревью», представляющих собой новый вклад в развитие теории упадка.

Исследование упадка капитализма продолжается. Но теория есть прежде всего руководство к действию революционеров в исторической ситуации, когда под угрозой находится само выживание человечества. Настоящая книга начинается с обстоятельного анализа упадка предшествующих классовых обществ и затем рассматривает ряд сложных теоретических проблем, касающихся капиталистической экономики в нашу эпоху. Но данная работа вовсе не претендует на академичность: исследуя современный капитализм, она руководствуется единственной целью — снабдить оружием борцов против него.