Эти тезисы были приняты ИКТ 3 апреля 2006 года, когда студенческое движение еще продолжалось. В частности, демонстрация 4 апреля, вопреки ожиданиям правительства, оказалась более мощной, чем 28 марта. Кроме студентов, в ней приняли участие многие работники частного сектора. В своем выступлении 31 марта президент Ширак предпринял смехотворный маневр: он заявил о своей поддержке закона о «равенстве шансов» и одновременно потребовал, чтобы статья 8 (в которой говорится о «контракте первого найма» (КПН), основной причине недовольства студентов) не вводилась в действие. Вместо того, чтобы ослабить движение, эти жалкие уступки только придали ему сил. Более того, возникла опасность начала стихийных забастовок непосредственно в производительных отраслях, как это произошло в мае 1968-го. Правительству пришлось признать очевидное: ему не удастся сломить движение. В результате, скрепя сердце, оно вынуждено было 10 апреля отказаться от проекта КПН. В тезисах же предусматривалась возможность того, что правительство не пойдет на попятную. При этом то, что кризис завершился отступлением правительства, лишь подтверждает их основную идею – глубокое значение подъема молодого поколения рабочего класса в весенние дни 2006 года.

(18 апреля 2006 г.).

Теперь, когда правительство отказалось от КПН, что являлось основным требованием движения, последнее пошло на спад. Означает ли это, что «все останется как прежде», как того желали бы все течения буржуазии? Разумеется, нет. Как говорится в тезисах: «Но, несмотря на все маневры буржуазии, рабочий класс никогда не сможет утратить весь опыт, накопленный за недели десятками тысяч будущих трудящихся, их политическое пробуждение и  обретение сознательности. В этом – их подлинная ценность для грядущей борьбы пролетариата на его пути к коммунистической революции». Важно, чтобы участники движения извлекли из своего опыта все необходимые уроки, четко определили подлинные силы и слабости своего выступления. И, главное, осознали перспективу, стоящую перед обществом, перспективу, различимую в их борьбе: единственным ответом на все более мощные атаки, которые переживающий смертельный кризис капитализм будет неизбежно обрушивать на класс угнетенных, является усиление сопротивления и, тем самым, подготовка к свержению существующей системы. Размышлять обо всем этом, а также об итогах борьбы, необходимо совместно на открытых дискуссиях, собраниях, в которых могли бы принять участие все желающие, в частности, политические организации, поддерживающие борьбу рабочего класса.

Подобные коллективные дискуссии возможны лишь в атмосфере товарищеского духа, единства и солидарности, которую явило движение против КПН. При этом большинство участников борьбы понимает: если ее предыдущая стадия завершилась, то это не значит, что настало время арьергардных боев, акций незначительного меньшинства «до победного конца», которые неизбежно обречены на поражение и способны привести к разобщенности и трениям в рядах тех, кто в течение нескольких недель участвовал в подлинно классовой борьбе.

Пролетарский характер движения

1)                 Движение студентов во Франции ныне представляется одним из важнейших эпизодов классовой борьбы за последние 15 лет, по своему значению сопоставимых с протестами осени 1995 года против реформы социального обеспечения и выступлениями бюджетников весны 2003 года по вопросу о пенсиях.  Это утверждение может показаться парадоксальным в том смысле, что сейчас поднялись на борьбу в основном не наемные работники (хотя они активно участвовали в массовых манифестациях 7 февраля, 7, 18 и 28 марта), а те, кто еще не влился в ряды трудящихся – учащаяся молодежь. Однако это не ставит под сомнение истинно пролетарский характер движения.

Тому есть ряд причин:

• за последние десятилетия капиталистическая экономика испытывает все большую потребность в более образованной и квалифицированной рабочей силе, и значительному числу студентов вузов (в том числе технологических университетов, призванных за относительно короткое время подготовить будущих «техников», по сути дела, квалифицированных рабочих) после окончания учебы предстоит влиться в ряды рабочего класса (который вовсе не ограничивается традиционными промышленными рабочими, но включает в себя также служащих, технический персонал предприятий и бюджетников – медсестер, значительное число преподавателей, в частности, младшей и средней школы, и т. д.);
• одновременно значительные изменения претерпел социальный состав учащихся, резко возросло число студентов из рабочих семей (если использовать вышеперечисленные критерии), как следствие, это ведет к увеличению доли студентов (достигшей почти половины), вынужденных работать для того, чтобы иметь возможность продолжать учебу и хотя бы в какой-то степени не зависеть от своих родителей;
• основным требованием движения явился протест против экономического наступления на права трудящихся (введение Контракта первого найма, КПН), затрагивающего весь рабочий класс, а не только будущих рабочих – студентов и молодежи, ибо наличие на предприятиях рабочей силы, над которой в течение двух лет нависает дамоклов меч увольнения без объяснения причин, оказывает давление на всех остальных трудящихся.

Пролетарская природа движения изначально нашла отражение в том, что общие собрания его участников в основном изъяли из списка своих требований те, которые носили исключительно «студенческий» характер (например, протест против общеевропейской унификации дипломов[1], которая с недавних пор внедряется во Франции и затрагивает часть студентов). Подобное решение соответствовало изначальному стремлению большинства студентов не только проявить солидарность со всем рабочим классом (обыкновенно общие собрания использовали выражение «наемные работники»), но и вовлечь его в борьбу.

Общие собрания – жизненная составляющая движения

2)                 Истинно пролетарский характер движения нашел отражение и в формах, которые оно приняло, в частности, речь идет о суверенных общих собраниях, на которых кипела живая жизнь и которые не имели ничего общего со своими жалкими подобиями, созываемыми обыкновенно профсоюзами на предприятиях. Несомненно, эти собрания в различных вузах сильно отличались друг от друга. Некоторые еще сохраняли значительное сходство с профсоюзными собраниями, в то время как другие жили насыщенной жизнью, свидетельствовавшей о реальной активности и зрелости их участников. Однако, если оставить в стороне эти отличия, важно то, что многим собраниям удалось миновать подводные камни первых дней, когда дискуссия бесплодно вращалась вокруг вопросов наподобие: «Надо ли голосовать или нет по такому-то вопросу?» (например, об участии в собраниях тех, кто не имеет отношения к данному вузу, о том, давать ли им слово), что привело к оттоку значительного числа студентов и к принятию окончательных решений членами студенческих профсоюзов или политических организаций. В первые две недели движения проявилась тенденция увеличения числа студентов, участвующих в общих собраниях, выступающих на них, соответственно снижалось количество выступлений членов профсоюзов и политических организаций. Рост ответственности участников собраний за их деятельность проявился, в частности, в том, что выступления записных ораторов ограничивались в пользу тех, кто не состоял ни в каких организациях и ранее не имел опыта борьбы. Кроме того, те собрания, которые лучше всего были организованы, каждые три дня обновляли группы ответственных за их проведение (как правило, состоящие из трех человек), а менее «живые» и хуже организованные собрания неизменно «руководились» одними и теми же людьми, наиболее деловыми. Необходимо еще раз отметить, что общая тенденция была такова, что второй тип собраний постепенно уступал место первому. Важным проявлением такого развития стало участие делегаций студентов в общих собраниях других вузов, что способствовало не только упрочению солидарности между различными собраниями, но и позволяло отстающим догнать наиболее передовых.[2]

3)                 Одним из основных проявлений пролетарского характера собраний, проводившихся в это время, явился тот факт, что очень быстро их открытость стала распространяться не только на студентов других вузов, но и на тех, кто студентами не являлся. Изначально на собрания приглашался персонал университетов (технический и административный, а также преподаватели), но этим дело не ограничилось. Трудящиеся, пенсионеры, родители, дедушки и бабушки студентов и старших школьников, участвующих в движении, в целом встречали очень теплый и внимательный прием на собраниях, если выступления их были направлены на укрепление и расширение движения, в частности, на его распространение на наемных работников. Открытость собраний для тех, кто не работает на данном предприятии или в данном секторе, в качестве не только наблюдателей, но и активных участников, служит необычайно важной составляющей движения рабочего класса. Понятно, что когда решение принимается голосованием, необходимо установить такой порядок, чтобы голосовать могли лишь непосредственно работники конкретного предприятия, с целью избежать влияния на решения собрания профессиональных буржуазных политиков или тех, кто им прислуживает. Для этого на многих студенческих собраниях голосовали не поднятием рук, а по студенческим билетам (отличающимся в разных вузах). Вопрос об открытости собраний является ключевым для борьбы рабочего класса. Поскольку в «обычное» время, то есть когда борьба не достигает высшего накала, в рабочих рядах больше прислушиваются к членам капиталистических классовых организаций (профсоюзов или «левых» политических партий), закрытость собраний представляет для этих лиц превосходное средство сохранить свой контроль над трудящимися в ущерб развитию борьбы, что со всей очевидностью служит интересам буржуазии. Открытость собраний, позволяющая наиболее передовым представителям рабочего класса, в частности, членам революционных организаций, способствовать обретению сознательности борющимися трудящимися, в истории классовой борьбы неизменно служила разделительной линией между защитниками интересов пролетариата и капиталистического порядка. Примеров немало. Из наиболее показательных следует отметить Конгресс Рабочих советов, состоявшийся в Берлине в середине декабря 1918 года, после того, как выступление солдат и рабочих против войны в начале ноября вынудило немецкую буржуазию не только положить ей конец, но также избавиться от кайзера и передать политическую власть социал-демократической партии. По причине незрелости рабочего класса, а также из-за способа избрания делегатов, социал-демократы господствовали на конгрессе и не допустили до участия в нем не только представителей революционных советов России, но и Розу Люксембург и Карла Либкнехта, двух наиболее видных представителей революционного движения, под тем предлогом, что они не являются рабочими. В итоге конгресс решил передать всю власть социал-демократическому правительству, которое месяц спустя убило Розу Люксембург и Карла Либкнехта. Другой пример: во время конгресса Международного Товарищества Рабочих (МТР – I Интернационал) некоторые французские рабочие лидеры, вроде чеканщика Толена, попытались навязать решение о том, что «только рабочие могут голосовать на конгрессе», - это предложение было направлено в основном против Карла Маркса и его ближайших сподвижников. Во время Парижской Коммуны 1871 года Маркс стал одним из ее самых пылких защитников, а Толен оказался в Версале в рядах тех, кто организовал подавление Коммуны, погубив при этом 30 тысяч рабочих.

Что касается нынешнего студенческого движения, показательно, что наибольшее сопротивление открытости собраний оказали активисты студенческого профсоюза UNEF (руководимого Социалистической партией), и степень этой открытости была тем выше, чем меньшее влияние имел среди студентов UNEF.

В отличие от события 1995 и 2003 гг., движение застигло буржуазию врасплох 

4)                 Одной из важнейших особенностей нынешнего проявления классовой борьбы во Франции явилось то, что она застигла врасплох почти все сектора буржуазии и ее политического аппарата (правые, левые партии и профсоюзы). Это также позволяет понять как причину жизненной силы и глубины движения, так и крайне деликатное положение, в котором оказался сегодня французский правящий класс. В этом смысле следует провести четкое различие между нынешним движением и массовой борьбой осени 1995 и весны 2003 гг.

В 1995 году борьба трудящихся против «плана Жюппе» по реформированию социального обеспечения на самом деле направлялась благодаря умелому распределению задач между правительством и профсоюзам. Правительство, со всем высокомерием, на которой был способен тогдашний премьер-министр Ален Жюппе, сопровождало свое наступление на социальное обеспечение (которое касалось всех трудящихся, занятых как в государственном, так и в частном секторах) покушением на пенсии железнодорожников и других работников общественного транспорта. И последние добились того, что их отраслевые требования стали центральными для всего движения. Незадолго до Рождества, когда забастовки продолжались уже несколько недель, правительство пошло на уступки по вопросу о пенсиях транспортников, и те, по призыву профсоюзов, возобновили работу. Это отступление наиболее активных участников борьбы безусловно означало ее прекращение другими отраслями. Со своей стороны, большинство профсоюзов (за исключением Французской демократической конфедерации труда (ФДКТ)) проявили исключительную «боевитость», призвав к продолжению борьбы и регулярному проведению общих собраний трудовых коллективов. Несмотря на свой размах, движение трудящихся завершилось не победой, а поражением, так как его основное требование, отказ от «плана Жюппе» по реформированию социального обеспечения, не было удовлетворено. Однако, поскольку правительство пошло на уступки в вопросе о пенсиях транспортников, профсоюзы смогли представить это поражение как «победу» и тем самым подправить свой имидж, изрядно потускневший из-за саботажа рабочей борьбы в 1980-е гг.

Движение работников госсектора 2003 года стало следствием решения отсрочить возраст выхода на пенсию. Эта мера коснулась всех бюджетников, но активнее всего проявили себя учителя и другие работники школ, которые выступили не только против увеличения пенсионного возраста, но и против ухудшения своего положения, вызванного так называемой «децентрализацией». Последняя мера не коснулась учителей, но они проявили солидарность со своими коллегами. Более того, решение продлить до 40 лет и более общий стаж, необходимый для выхода на пенсию для некоторых секторов рабочего класса, которые, учитывая необходимость получить образование, начинали работать в 23 и даже в 25 лет, означало, что им придется работать и после 60 лет, законного возраста выхода на пенсию. В отличие от Жюппе в 1995 году, премьер-министр Жан-Пьер Раффарен заявил, что «у нас управляет не улица». В итоге, несмотря на боевитость и упорство работников образования (некоторые из них бастовали по 6 недель), несмотря на самые массовые манифестации после мая 68 года, движение не смогло заставить отступить правительство, которое, дождавшись спада выступлений, решило принять ряд мер, затрагивающих технический персонал школ, с целью разрушить его единство с другими работниками и тем самым сломить движение. Прекращение забастовок технического персонала школ означало конец движения, которому, как и в 1995 году, не удалось отразить основную атаку правительства в сфере пенсий. И если события 1995 года могли быть представлены профсоюзами в качестве «победы», что позволило им усилить свое влияние на трудящихся, произошедшее в 2003 году было воспринято как поражение (в частности, многими учителями, которые лишились зарплаты за 6 недель забастовки) и значительно подорвало доверие трудящихся к профсоюзам.

Политическая слабость французских правых

5)                 Основные характерные черты наступлений буржуазии на рабочий класс в 1995 и 2003 гг. можно резюмировать следующим образом:

• оба они отвечали насущной необходимости для капитализма, который столкнулся с мировым экономическим кризисом и ростом бюджетного дефицита, продолжить разрушение «государства всеобщего благосостояния», сформированного после второй мировой войны, в частности, систему социального и пенсионного обеспечения;
• оба тщательно готовились различными прислужниками капитализма, в первую очередь, правым правительством и профсоюзными организациями, с целью нанести поражение рабочему классу не только в экономическом, но и в политическом и идеологическом плане;
• оба были сконцентрированы на одном определенном секторе, который таким образом выдвигался в авангард движения; затем следовало «отступление» по ряду позиций, затрагивавших именно данный конкретный сектор, чтобы расколоть все движение в целом;
• однако политические масштабы наступлений буржуазии, пусть она и использовала одни и те же методы, в обоих случаях отличались, поскольку в 1995 году результат движения необходимо было представить как «победу» трудящихся, чтобы поднять их доверие к профсоюзам, в то время как в 2003-м очевидное поражение вызвало деморализацию и дискредитировало профсоюзы.

Что же касается нынешнего движения, необходимо отметить ряд очевидных моментов:

• КПН ни в коей мере не был необходим для французской экономики, об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что значительная часть предпринимателей и правых депутатов восприняли его неодобрительно, как, впрочем, и большинство членов правительства, в том числе два министра, сферу деятельности которых этот закон затрагивал непосредственно: труда и занятости (Жерар Ларше) и «социальных отношений» (Жан-Луи Борлоо);
• к этому следует добавить почти полное отсутствие подготовки к проведению данной меры; если наступления 1995 и 2003 гг. готовились заранее, велись «дискуссии» с профсоюзами (причем в обоих случаях один из крупнейших профцентров, Французская демократическая конфедерация труда (ФДКТ) социал-демократической направленности, поддержал планы правительства), КПН являлся составляющей целого комплекса мер, предусмотренного так называемым законопроектом о «равенстве возможностей», спешно предложенным на утверждение парламента без предварительных консультаций с профсоюзами. Наибольшее отторжение в этом документе вызывал тот факт, что, призванный преодолеть нестабильность в сфере занятости, он узаконивал ее для трудящихся моложе 26 лет. Более того, его изображали «благодеянием» для молодежи из «неспокойных» кварталов, которая организовала беспорядки осенью 2005 г., в то время как в нем содержится ряд покушений на права молодежи, например, разрешение на работу начиная с 14 лет под видом ученичества и на ночной труд начиная с 15 лет.

6)                 О провокационном характере действий правительства говорит также попытка протащить закон «наскоком», ссылаясь на положения Конституции, позволяющие принять его без парламентского голосования, и намерение представить законопроект в парламент в период школьных и студенческих каникул. Однако эта «грандиозная хитрость» правительства де Вильпена обернулась против него самого. Мало того, что этому грубому маневру не удалось упредить  движение, он лишь еще больше радикализировал его, вызвав недовольство студентов и старших школьников. В 1995 году провокационный характер заявлений и высокомерное поведение премьер-министра Жюппе также способствовали радикализации борьбы. Но в то время подобное поведение полностью отвечало целям буржуазии, которая предвидела такую реакцию трудящихся в условиях, когда идеологические кампании, последовавшие за крахом так называемых «социалистических» режимов, нанесли тяжелый удар рабочему классу и ограничили возможности для его борьбы. И буржуазия предприняла маневр, направленный на то, чтобы немного подкрасить образ профсоюзов. Однако сегодня премьер-министр усилил недовольство учащейся молодежи и большей части рабочего класса своей политикой не нарочно. Летом 2005 года де Вильпену без затруднений удалось ввести КНН (контракт нового найма), позволяющий малым предприятиям в течение двух лет после заключения контракта увольнять любого работника без объяснения причин. В декабре премьер-министр посчитал, что аналогично будет и с КПН, вводящим те же правила на любых предприятиях, государственных и частных, для трудящихся моложе 26 лет. Последующие события показали, что де Вильпен совершил серьезную ошибку, поскольку поставил правительство в трудное положение, что признают все СМИ и политические силы буржуазии. В крайнем затруднении оказалось не только правительство, но также буржуазные политические партии (от правых до левых) и профсоюзы, по разным причинам не согласившиеся с действиями де Вильпена. Впрочем, тот частично признал свою ошибку, заявив, будто «сожалеет» о том, что использовал не те методы.

Бесспорно, часть правительства и его глава действовали топорно. Последнего большинство левых организаций и профсоюзов посчитали «оторванным от жизни»[3], «высокомерным», не способным понять подлинные стремления «народа». Его правые «соратники» (в частности, близкие к его сопернику на предстоящих президентских выборах Никола Саркози) делают упор на том факте, что де Вильпен никогда никуда не избирался (в отличие от Саркози, который долгие годы являлся депутатом и мэром крупного города[4]) и не способен строить отношения с населением. Попутно давалось понять, что любовь премьер-министра к поэзии и литературе свидетельствует о том, что в политике он «дилетант», любитель. И все его оппоненты (в том числе предприниматели) единодушно сходятся в том, что он внес законопроект, не проконсультировавшись предварительно с «заинтересованными сторонами» и «посредническими структурами» (если использовать лексику СМИ), то есть с профсоюзами. В частности, наиболее решительно упрекал его в этом самый «умеренный» профцентр, ФДКТ, который в 1995 и 2003 гг. поддержал действия правительства.

Таким образом, можно с уверенностью сказать, что французские правые лишний раз подтвердили свою репутацию «самых глупых правых в мире». В целом следует также отметить, что французская буржуазия снова продемонстрировала (и ей пришлось за это расплачиваться) неумение вести политическую игру, которое в 1981 и в 2002 гг. уже преподносило ей «сюрпризы» на выборах. В первом случае правые оказались разобщены, и левые пришли к власти вопреки общей тенденции, характерной для буржуазии крупных стран (в частности, Великобритании, Италии, Германии и США). Во втором разобщены были левые, не прошедшие во второй тур президентских выборов, где соперничали вожак крайне правых Ле Пен и Ширак. Последний был переизбран благодаря поддержке всех левых, которые призвали своих избирателей голосовать за него как за «меньшее зло». В действительности подобная поддержка слева предоставила Шираку меньше свободы действий, чем если бы он одержал верх над кандидатом социалистов Лионелем Жоспеном. Эта нехватка легитимности также в числе прочего служит объяснением слабости правого правительства перед лицом рабочего класса и не позволяет ему достаточно эффективно вести наступление на права трудящихся.

При этом политическая слабость правых (и политического аппарата французской буржуазии в целом) не помешала им успешно действовать против рабочих в 2003 году по вопросу о пенсиях. И она не в состоянии объяснить масштабы сегодняшней борьбы, в частности, мощный подъем молодежи, будущих трудящихся, развитие движения, подлинно пролетарские формы его борьбы.

Одно из проявлений подъема борьбы и развития сознательности рабочего класса

7)                 В 1968 году студенческое движение и последовавшая за ним грандиозная рабочая стачка (в течение нескольких недель бастовало 9 миллионов человек, а в отдельные дни более 150 миллионов) отчасти объяснялись ошибками, совершенными голлистским правительством в конце его существования. Провокационное поведение властей по отношению к студентам (ввод полиции в Сорбонну 3 мая впервые за несколько столетий, арест многих студентов, оказавших ей сопротивление) способствовало массовому выступлению последних 3-10 мая. После его жестокого подавления  в ночь с 10 на 11 мая и последовавшей реакции общественного мнения правительство решило пойти на уступки и согласиться с двумя требованиями студентов: вновь открыть Сорбонну и освободить арестованных на предыдущей неделе. Это отступление правительства и грандиозный успех проведенной профсоюзами 13 мая демонстрации[5] привели к ряду кратковременных стихийных забастовок на крупных предприятиях, например, на заводе «Рено» в Клеоне и «Сюд-Авиасьон» в Нанте. Одной из их основных побудительных причин, двигавшей, главным образом, молодыми рабочими, явилось то, что если решимость студентов (которые но вносили никакой вклад в экономику) заставила правительство отступить, ему тем более придется пойти на уступки рабочим, имеющим в своем распоряжении гораздо более мощное средство давления, забастовку. Пример рабочих Нанта и Клеона подогрел активность профсоюзов. Опасаясь остаться не удел, они «вскочили в поезд на ходу» и через два дня призвали к стачке, в которой приняли участие 9 миллионов человек, что на несколько недель парализовало экономику страны. Однако тогда надо было быть слепым, чтобы не увидеть: движение подобного масштаба не могло обуславливаться причинами частного и «национального» характера. Оно соответствовало весьма значительному изменению мирового соотношения сил между буржуазией и пролетариатом в пользу последнего.[6] Год спустя это подтвердили «Кордобасо» 29 мая 1969-го в Аргентине[7], итальянская горячая осень того же года в Италии (получившая также название «ползучий май»), а затем стачки на Балтике «польской зимой» 1970-71 гг. и многие другие, менее зримые события. Все они показали, что Май 68-го являлся вовсе не громом среди ясного неба, а историческим подъемом мирового рабочего класса после более четырех десятилетий контрреволюции.

8)                 Сегодняшнее движение во Франции тем более нельзя объяснить частными («ошибки» правительства де Вильпена) или национальными обстоятельствами. Действительно, оно наглядно подтверждает то, о чем ИКТ заявляло начиная с 2003 года: борьба мирового рабочего класса и развитие его классовой сознательности переживают подъем.

«Широкомасштабные движения весны 2003 года во Франции и Австрии впервые после 1989 года знаменуют собой поворот в классовой борьбе. Они являются первым значительным шагом к подъему боевитости рабочих после длительного периода отступления («Ревю энтернасьональ», № 117, «Доклад о классовой борьбе»).

«Несмотря на все трудности, период отступления ни в коей мере не означал «окончания классовой борьбы». 1990-е гг. были отмечены рядом движений (например, в 1992-м и в 1997 гг.), которые показали, что пролетариат еще имеет в запасе потенциал борьбы. Однако ни одно из них не было ознаменовано реальным изменением классовой сознательности. И в этом – значение недавних движений, которые, будучи не столь зримыми и масштабными, как Май 1968-го во Франции, тем не менее, знаменуют собой поворотный момент в межклассовом соотношений сил. Борьба 2003-2005 гг. имеет следующие особенности:

• в нее оказались вовлечены важные сектора рабочего класса одной из ведущих капиталистических стран (как во Франции в 2003 г.);
• в ней проявилась большая озабоченность политически значимыми вопросами; в частности, вопрос о пенсиях ставит проблему будущего, которое готовит всем капиталистическое общество […];
• принцип классовой солидарности проявился гораздо более широко и решительно, чем когда бы то ни было в 1980-е гг., - в частности, в Германии;
• борьба сопровождалась выступлением нового поколения, ищущего политической ясности. Появились как новые политизированные активисты, так и целые слои рабочих, впервые вступившие в борьбу. Как показал ряд недавних манифестаций, закладывается фундамент единства между новым поколением и «поколением 68 года» - как в политическом меньшинстве, возрождавшем коммунистическое движение в 1960-1970-е гг., так и в широких слоях рабочих, имеющих богатый опыт классовой борьбы в 1968-1989 гг.» («Ревю энтернасьональ», № 122, «Резолюция XVI конгресса ИКТ о международном положении»).

Эти особенности, отмеченные нами на XVI конгрессе, полностью проявились в нынешнем движении студентов во Франции.

Так, на студенческих собрания стихийно устанавливалась связь между различными поколениями борцов: немолодые трудящиеся (в том числе пенсионеры) не только получали слово на общих собраниях, их даже побуждали говорить и тепло встречали их выступления, что свидетельствует об усвоении молодым поколением их опыта.[8]

Озабоченность будущим (а не только сиюминутными проблемами) играла важную роль для движения, молодым участникам которого предстояло столкнуться с КПН лишь по прошествии нескольких лет (и даже более 5 лет в случае старших школьников). Подобная забота о будущем уже проявилась в 2003 году, когда в манифестациях против пенсионной реформы приняло участие немало молодых людей, и в этом нашла выражение солидарность различных поколений рабочего класса. В сегодняшнем движении против нестабильности и безработицы перед растущим числом студентов и молодых трудящихся встает вопрос о будущем, которое капитализм готовит людям. Их озабоченность разделяют и многие пожилые трудящиеся, задающиеся вопросом: «Какое общество оставим мы нашим детям?»

Проблема солидарности (не только между поколениями, но и между различными секторами рабочего класса) является ключевой для движения:

• солидарность между студентами, стремление наиболее передовых и организованных поддержать своих товарищей, оказавшихся в непростой ситуации (вовлечение в движение колеблющихся, организация и проведение общих собраний и др.);
• обращение к наемным работникам, поскольку правительство ведет наступление на все сектора рабочего класса;
• солидарность трудящихся, пусть она и не вышла за пределы участия в днях действий и манифестациях;
• осознание многими студентами того, что, хотя нестабильность угрожает им в меньшей степени, чем молодежи, не имеющей высшего образования, их борьба касается и более обездоленных молодых людей, в частности, жителей «пригородов», горевших прошлой осенью.

Молодые поколения подхватывают факел борьбы

9)                 Одной из главных особенностей нынешнего движения является то, что в авангарде его стоит молодежь. И это не случайно. Уже в течение нескольких лет ИКТ отмечало происходящие в молодых поколениях процессы осмысления происходящего, проявлявшиеся в основном в росте интереса к коммунистическим идеям среди молодых (некоторые их них вступили в наши ряды). Это являлось «видимой частью айсберга» обретения сознательности широкими кругами новых поколений пролетариев, которым рано или поздно предстоит вступить в решительный бой:

«Новое поколение «ищущих», меньшинство, занимающее классовые позиции, сыграет беспрецедентно важную роль в грядущей классовой борьбе, более решительной, чем в 1968-1989 гг. Эти активисты, сознательность которых растет медленно, но неуклонно, будут призваны помочь обрести ее всему рабочему классу» («Ревю энтернасьональ», № 113, «Резолюция XV конгресса ИКТ о международном положении»).

Сегодняшнее движение студентов во Франции служит проявлением этого глубинного процесса, начавшегося несколько лет назад. Оно свидетельствует о том, что мощное влияние идеологических кампаний 1989-го и последующих годов, провозглашавших «конец коммунизма», «исчезновение классовой борьбы» (и даже самого рабочего класса), отныне преодолено.

После исторического подъема рабочего класса, начавшегося в 1968 году, мы констатировали:

«Нынешний пролетариат отличается от того, который существовал между двумя мировыми войнами. С одной стороны, все столпы буржуазной идеологии, мистификации, подавлявшие в прошлом пролетарское сознание, частично и постепенно исчерпали себя. Национализм, демократические иллюзии, антифашизм, интенсивно использовавшиеся на протяжении полувека, уже не имеют такого воздействия, как прежде. С другой стороны, над новыми поколениями рабочих не довлеют поражения их предшественников. Пролетарии, противостоящие сегодня кризису, но имеют такого опыта, как их старшие товарищи, но и не подвержены свойственной им деморализации. Решительный ответ рабочего класса на первые проявления кризиса в 1968-1969 гг. означает, что сегодня буржуазия уже не способна навязать свое собственное разрешение этого кризиса – новый всемирный холокост. Прежде она могла одерживать победы над рабочим классом: сегодня же в порядке дня стоит не империалистическая война, а всемирная классовая война» (Манифест ИКТ, принятый на I конгрессе в 1976 г.).

Тринадцать лет спустя, на нашем VIII конгрессе доклад о международном положении следующим образом дополнил этот анализ:

«Понадобилось, чтобы поколения, на которые наложила печать контрреволюция 30-60-х гг., уступили место тем, кому она неведома, чтобы мировой пролетариат оказался в силах преодолеть ее. Точно так же (хотя при подобном сравнении необходимо сделать оговорку, что между поколением 68 года и их предшественниками произошел исторический разрыв, а между ним и последующим поколением существует преемственность) поколение, которое совершит революцию, не может быть тем же самым, которое  выполнило важнейшую историческую задачу, открыв перед мировым пролетариатом новые перспективы после глубочайшей контрреволюции в его истории».

Несколько месяцев спустя крах так называемых «социалистических» режимов  и значительное отступление рабочего класса, вызванное этим событием, вносит определенные коррективы в подобное утверждение. По существу, оно вполне применимо к нынешнему возобновлению классовой борьбы, сопоставимой с ее историческом подъемом 1968 года после 40 лет контрреволюции: поколения, потерпевшие поражение и испытавшие на себе ужасное воздействие буржуазных мифов, не способны воодушевлять новый подъем классового противостояния. Фактически сегодня первым подхватывает факел борьбы поколение, которое в то время еще ходило в начальную школу и оказалось ими не затронуто.

Более глубокое, чем в 1968 году, осознание принадлежности к рабочему классу

10)             Сравнение сегодняшнего студенческого движения во Франции и событий мая 1968 года позволяет выделить ряд важных черт первого. Большинство борющихся студентов сегодня недвусмысленно заявляют: «Наша борьба отличается от Мая 68-го». Это совершенно верно, но важно понять почему.

Первое фундаментальное отличие состоит в том, что движение Мая 68-го во Франции совпало с началом открытого кризиса мировой капиталистической экономики, который продолжается с тех пор уже на протяжении четырех десятилетий, сильно углубившись после 1974 г. С 1967 года во многих странах, в частности, в Германии и во Франции, значительно возросло число безработных, что лежало в основе как обеспокоенности студентов, так и недовольства, побудившего рабочий класс вступить в борьбу. Сегодня число безработных во Франции в 10 раз выше, чем в 1968 году, и эта тенденция к массовой безработице (10 % активного населения, по официальным данным) сохраняется уже несколько десятилетий. Из этого вытекает ряд отличий.

Таким образом, если недовольство студентов в 1968 году вызвали первые проявления кризиса, сегодня ситуация совершенно иная. В то время после окончания учебы не существовало угрозы массовой безработицы и нестабильности. Студенческую молодежь в основном заботило то, что она не сможет достичь того социального статуса, который имело более старшее поколение дипломированных работников. Фактически поколение 68 года впервые резко столкнулось с феноменом «пролетаризации кадров», активно изучаемым социологами того времени. Этот феномен проявился за несколько лет до того, еще до начала открытого кризиса, вследствие значительного увеличения числа студентов вузов. Последнее обуславливалось потребностями экономики, а также стремлением и возможностью для предшествующего поколения, которое терпело значительные лишения в годы второй мировой войны, обеспечить своим детям лучшие материальные условия жизни. Этот рост числа студентов вызвал затруднения, связанные с сохранением в университетах структур и порядков, унаследованных с тех времен, когда учиться имела возможность лишь элита, - в частности, авторитарный стиль управления. Брожению среди студентов также способствовала война во Вьетнаме (особенно в США после 1964 года), которая развенчала миф о «цивилизующей» роли великих западных демократий. Это вызвало интерес значительной части студенчества к Третьему миру, идеям геваризма и маоизма. К ним следует добавить теории псевдореволюционных «мыслителей» вроде Герберта Маркузе, предвещавших «интеграцию рабочего класса» и возникновение новых «революционных сил», таких, как «угнетенные меньшинства» (чернокожие, женщины и др.), крестьяне Третьего мира и даже… студенты. В то время многие учащиеся полагали себя «революционерами» точно так же, как считали таковыми личности вроде Че Гевары, Хо Ши Мина или Мао. Наконец, еще одним аспектом тогдашней ситуации являлся серьезный разрыв между молодым поколением и их родителями, которые подвергались суровой критике. В частности, из-за того, что старшее поколение много трудилось, стремясь преодолеть нищету и даже голод, вызванные второй мировой войной, ему ставилась в вину озабоченность исключительно материальным благополучием. Отсюда успех вымыслов об «обществе потребления» и лозунгов типа «никогда не работайте!». Дети поколения, сполна испытавшего на себе результаты контрреволюции, молодые 60-х ставили старшим в упрек конформизм и подчинение требованиям капитализма. Соответственно многие родители не понимали и не принимали того, что их дети презирали те жертвы, на которые им пришлось пойти, чтобы дать им возможность жить лучше.

11)             С тех пор мир сильно изменился, и положение молодежи имеет мало общего с 60-мы годами:

• Большинство студентов обеспокоено сегодня не только девальвацией своего будущего статуса. Добрая половина их уже является пролетариями, вынуждена работать, чтобы иметь возможность оплачивать учебу, и не строит иллюзий на счет своего положения после окончания вузов. Они прекрасно сознают, что диплом дает им «право» на статус «пролетариев» с самыми драматическими последствиями: безработицей и нестабильностью, рассылкой сотен резюме без ответа, очередями в службах занятости, а получение более или менее стабильной работы после «каторги» плохо оплачиваемой стажировки и краткосрочных контрактов не будет соответствовать их квалификации и стремлениям.
• В этом смысле сегодняшняя солидарность студентов с трудящимися обусловлена, в первую очередь, осознанием большинством из них принадлежности к одному миру, миру угнетенных, борющегося против общего врага – эксплуататоров. Она очень далека от по сути своей мелкобуржуазных попыток обращения студентов 1968 года к рабочему классу, в которых сквозила определенная снисходительность вперемешку с зачарованностью неким мифическим существом, рабочим в синем комбинезоне, героем плохого прочтения классиков марксизма, а чаще авторов, имеющих с марксизмом мало общего, сталинистов и близких к ним. Возникшая после 1968 года мода идти работать на заводы, чтобы «соприкоснуться с рабочим классом», уже давно прошла.
• Поэтому такие темы, как «общество потребления», о которых до сих пор любят порассуждать некоторые запоздалые либертарии, не находят никакого отклика у сегодняшних студентов. Что же до лозунга «никогда не работайте», он ныне представляется не «радикальным» проектом, а реальной угрозой, нависшей над молодежью.

12)             Именно поэтому парадокс состоит в том, что «радикальные» или «революционные» темы слабо представлены в дискуссиях и мало заботят сегодняшних студентов. Если в 68 году многие факультеты превратились в перманентные форумы, где обсуждались вопросы революции, рабочих советов и пр., то большинство сегодняшних дебатов в университетах посвящены более «приземленным» вопросам, таким, как КПН и его последствия, нестабильность, способы борьбы (пикеты, общие собрания, координационные советы, манифестации и т. д.). Однако сосредоточенность студентов на проблеме отказа от КПН, которая определенно свидетельствует о меньшем «радикализме», чем в 1968 году, не означает, что нынешнее движение менее серьезно, чем 38 лет назад. Напротив, «революционность» студентов 1968 года (а на самом деле их меньшинства, полагавшего себя «авангардом движения»), несомненно, являлась искренней, хотя и носила сильный отпечаток ориентации на Третий мир (геваризма и маоизма) и даже антифашизма. В лучшем случае, если можно так выразиться, она носила анархический (в духе Кон-Бендита) или ситуационистский характер. Молодежь имела мелкобуржуазное романтическое представление о революции, если только речь не шла о «радикалах», близких к сталинистам. Но каковы бы ни были течения, провозглашавшие «революционные» идеи, буржуазные или мелкобуржуазные, ни одно из них не имело ни малейшего представления о реальном процессе развития движения рабочего класса к революции, тем более о значении массовых рабочих стачек как первом проявлении преодоления периода контрреволюции.[9] Сегодня «революционность» движения не слишком заметна, однако его не подлежащий сомнению классовый характер и позиции – отказ от дальнейшего подчинения требованиям и условиям капиталистической эксплуатации (безработице, нестабильности, произволу работодателей и т. д.) – приведут многих участников нынешней борьбы к осознанию необходимости свержения капитализма. И осознание это вовсе не будет основано на мифах вроде тех, что господствовали в 1968 году и привели к интеграции лидеров движения в официальный буржуазный политический аппарат (министры Бернар Кушнер и Йошка Фишер, сенатор Анри Вебер, глашатай зеленых в Европейском парламенте Даниэль Кон-Бендит, медиамагнат Серж Жюли и др.) или завели в трагический тупик терроризма («Красные бригады» в Италии, «Фракция Красной армии» в Германии, «Аксьон директ» во Франции). Наоборот, подобное осознание будет исходить из понимания основных условий, делающих возможной и необходимой пролетарскую революцию: непреодолимый кризис мирового капитализма, исторический тупик, в котором оказалась эта система, представление о пролетарской борьбе против усиливающегося наступления капитализма как о подготовке к окончательному его свержению. В 1968 году «революционность» быстро рассеялась, и это в значительной степени оказалось обусловлено ее поверхностностью и отсутствием должного теоретического и политического обоснования, что соответствовало ее по существу мелкобуржуазному характеру. Процесс радикализации борьбы рабочего класса, который может переживать неожиданные подъемы, является весьма длительным именно в силу своей глубины. Как говорил Маркс, «быть радикальным – значит понять вещь в ее корне», и это требует времени, а также обобщения всего опыта борьбы.

Способность избежать расставленной буржуазией ловушки эскалации слепого насилия

13)             На самом деле серьезность студенческого движения проявилась не в «радикальности» ее целей и не в проводимых дискуссиях. Она оказалась обусловлена фундаментальными проблемами, которые косвенным образом поставило требование отказа от КПН: грядущая нестабильность и безработица, которые переживающий кризис капитализм готовит молодым поколениям и которые свидетельствуют об историческом банкротстве этой системы. Но еще больше эта серьезность проявилась в методах и организации борьбы, о которых говорилось в пунктах 2 и 3: живые, открытые общие собрания, подчиненные дисциплине и свидетельствующие о деятельном размышлении и ответственности за движение, назначение комиссий, стачкомов, делегаций, отвечающих перед общими собраниями, стремление вовлечь в борьбу весь рабочий класс. В «Гражданской войне во Франции Маркс отмечает, что подлинно пролетарский характер Парижской Коммуны выразился не столько в принятых ей экономических мерах (отмена ночного труда детей и мораторий на квартплату), сколько в выработанных ею средствах и способах организации. Эти выводы Маркса полностью применимы к нынешней ситуации. Самое важное в классовой борьбе – не цели, которые она может ставить перед собой в тот или иной момент и за пределы которых оно в дальнейшем выйдет, а его способность полностью управлять борьбой и ее методами, что служит лучшей гарантией развития и способности класса идти вперед. На этом особо настаивала Роза Люксембург в книге «Массовая забастовка, партия и профсоюзы», где извлекла уроки из революции 1905 года в России. На самом деле, если оставить в стороне тот факт, что нынешнее движение отличается от революции 1905 года с политической точки зрения, необходимо подчеркнуть, что использованные им средства являются в зародышевой форме методами массовой стачки, такой, какая произошла в 1980 году в Польше.

14)             Серьезность студенческого движения проявилась также в его способности избежать ловушки насилия, которую не раз расставляла ему буржуазия, в том числе используя своих «громил»: захват полицией Сорбонны, «мышеловка», устроенная демонстрантам 16 марта, нападения на манифестантов 23 марта. Даже если небольшое число студентов, в частности, подверженных влиянию близких анархизму идей, дали вовлечь себя в столкновения с полицейскими, огромное большинство учащейся молодежи не дало испортить движение постоянными стычками с полицией. В этом смысле нынешнее студенческое движение отличает большая зрелось, чем в 1968 году. Насилие – столкновения с CRS[10] и баррикады – в период с 3 по 10 мая 1968 года являлось неотъемлемой частью движения, которое после репрессий в ночь с 10 на 11 и лавирования правительства проложило путь к стачке рабочего класса. При этом впоследствии баррикады и насилие были использованы для овладения ситуацией различными силами буржуазии, правительством и профсоюзами. В частности, это подорвало симпатии к студентам, проявлявшиеся в первое время со стороны всего населения, в том числе рабочего класса. Левым партиям и профсоюзам оказалось нетрудно поставить на одну доску тех, кто говорил о необходимости революции, и тех, кто поджигал машины и постоянно «контактировал» с CRS. Тем более, что зачастую это были одни и те же люди. Для студентов, считавших себя «революционерами», движение Мая 68-го уже являлось Революцией, и баррикады, возводимые изо дня в день, виделись наследием 1948 года и Коммуны. Сегодня, даже когда студенты задаются вопросом об общих перспективах движения, а значит, о необходимости революции, они прекрасно сознают, что не столкновения с полицейскими составляют его силу. Пока они, конечно, далеки от того, чтобы ставить перед собой вопрос о революции и, следовательно, размышлять о насилии со стороны рабочего класса в борьбе за свержение капитализма, однако движение уже косвенным образом столкнулось с этой проблемой и сумело дать на нее свой ответ в духе пролетарской борьбы. Изначально пролетариат, пытаясь отстаивать свои интересы, встречал жестокое насилие со стороны класса эксплуататоров, репрессии, империалистические войны. К этому следует добавить и каждодневное насилие – эксплуатацию. В отличие от классов эксплуататоров, рабочий класс как коммунистическая сила не несет в себе насилия и даже если не способен избежать его, то никогда с ним не отождествляется. В частности, насилие, к которому ему со всей решимостью придется прибегнуть, чтобы свергнуть капитализм, будет обязательно являться сознательным и организованным, и ему предшествует процесс развития классовой сознательности и организации в ходе разнообразной борьбы против эксплуатации. Нынешнее движение студентов, главным образом, в силу его способности к самоорганизации и вдумчивого подхода к стоящим перед ним проблемам, в том числе, к проблеме насилия, является в силу этого гораздо ближе к революции, к насильственному свержению буржуазного порядка, чем баррикады Мая 68-го.

15)             Именно вопрос о насилии является одним из основных элементов, позволяющих подчеркнуть фундаментальное различие между бунтами в пригородах осенью 2005 г. и движением студентов весной 2006-го. Причина обоих движений, очевидно, общая – непреодолимый кризис капиталистического способа производства, безработица и нестабильность, уготованные детям рабочего класса. Однако бунты в пригородах, отражающие полнейшее отчаяние перед лицом такой ситуации, ни в коей мере нельзя считать формой, даже приблизительной, классовой борьбы. В частности, основные особенности пролетарского движения – солидарность, организация, коллективное и сознательное ведение борьбы – в них полностью отсутствовали. Отчаявшаяся молодежь не проявила никакой солидарности с владельцами подожженных ею машин – своими соседями, такими же жертвами безработицы и нестабильности. Этих бунтовщиков, зачастую очень юных, отличала весьма слабая сознательность, насилие и разрушения с их стороны осуществлялись вслепую, порой напоминали игру. Что же до организации и коллективных действий, они нашли выражение в форме дворовых банд со своими главарями (чей авторитет держался исключительно на силе), которые организовали между собой своего рода конкурс, кто больше машин подожжет. На самом деле действия молодых бунтовщиков в октябре-ноябре 2005 года не только сделали их легкой добычей всякого рода полицейских манипуляций, но и показывают нам, как проявления распада капиталистического общества могут препятствовать развитию борьбы и сознательности пролетариата.

Воздействие на молодежь из пригородов путем убеждения

16)             В ходе нынешнего движения банды «пацанов» постоянно пользовались манифестациями, чтобы проникнуть в центр города и заняться любимым делом – «бить ментов и витрины» - к вящему удовольствию зарубежных СМИ, которые в конце 2005 года уже отличились шокирующими репортажами в газетах и на телевидении. Ясно, что образы насилия, изо дня в день демонстрируемые пролетариям за пределами Франции, представляли собой прекрасное средство скрыть то, что на самом деле происходило в стране, и лишить мировой рабочий класс необходимой информации. Но насилие, осуществляемое бандами «пацанов», послужило не только для запугивания зарубежного пролетариата. Первое время его использовали и в самой Франции, пытаясь представить борьбу студентов как своего рода «римейк» прошлогодних бунтов. Напрасный труд: никто не поверил в подобную байку, и министр внутренних дел Саркози быстро изменил тактику и заявил, что между студентами и «хулиганами» имеется определенное различие. Насилие стали использовать как жупел, чтобы отговорить максимальное число трудящихся, а также студентов и старших школьников, от участия в манифестациях, например, 18 марта. Исключительная многочисленность демонстрантов в тот день, однако, показала, что маневр не удался. Наконец, 23 марта с попустительства полиции «громилы» взялись за самих манифестантов, грабили их и просто избивали без причины. Многих студентов это деморализовало: «Когда нас избивает CRS, это нас только заводит, но когда нападают ребята из пригородов, за которых мы тоже боремся, просто обламываешься». Однако и здесь студенты продемонстрировали свою зрелость и сознательность. Вместо того, чтобы попытаться организовать физический отпор молодым «громилам», как поступили профсоюзные службы порядка, которые во время манифестации 28 марта отогнали их дубинками в сторону полицейских, студенты избрали делегации для переговоров с молодежью из бедных кварталов с целью объяснить им, что студенты и старшие школьники защищают также и молодых, отчаявшихся из-за массовой безработицы и отвергнутых обществом. Интуитивно, не зная опыта истории рабочего движения, большинство студентов на практике осуществило то, чему этот опыт учит: никакого насилия в рамках самого рабочего класса. В отношении секторов пролетариата, которые могут дать вовлечь себя в деятельность, которая противоречит общим интересам класса, убеждение и призыв к сознательности являются основным методом воздействия, если только сектора эти не служат простым придатком буржуазного государства (как бригады штрейкбрехеров).

Незаменимый опыт политизации молодого поколения

17)             Одной из причин высокой зрелости сегодняшнего движения, в частности, по вопросу о насилии, является массовость его участников, студентов и старших школьников. Известно, что в этом возрасте девушки в целом проявляют больше серьезности, чем юноши. И понятно, что женщин гораздо труднее вовлечь в насильственные акции, чем мужчин. В 1968 году студентки также приняли участие в борьбе, однако когда символом последней стала баррикада, их роль свелась к помощницам «героев», стоявших на вершине кучи камней, медсестрам, ухаживавшим за ранеными, и разносчицам бутербродов, подкреплявшим силы борцов с CRS. Ничего подобного в нынешнем движении. В пикетах у дверей вузов оказалось немало студенток, и их поведение явилось весьма показательным: они стремились не «махаться» с теми, кто хочет пройти на занятия, а разъяснять и убеждать. На общих собраниях и в различных комиссиях, даже если девушки меньше говорили и были не так вовлечены в политические организации, как ребята, именно на них держались организация и дисциплина, коллективная выработка решений. История борьбы пролетариата показала, что о серьезности движения можно судить по количеству вовлеченных в него работниц. В «обычное время» женщины из пролетариата не так активно участвуют в социальных конфликтах, как пролетарии-мужчины, поскольку подвергаются еще большему угнетению. Лишь в тот момент, когда конфликты значительно усугубляются, самые угнетенные слои пролетариата, а именно работницы, бросаются в бой, обретают классовую сознательность. Очень активное участие студенток и школьниц в нынешнем движении, роль первого плана, которую они играли, лишний раз показывают не только подлинно пролетарский характер, но и развитость движения.

18)             Как мы видели, нынешнее движение студентов во Франции представляет собой важнейшее проявление нового подъема мирового пролетариата, которое наблюдается в последние 3 года и сопровождается ростом классовой сознательности. Очевидно, буржуазия сделает все возможное, чтобы максимально принизить значение этой борьбы для будущего. Даже если у нее имеются такая возможность, она не пойдет на уступки основным требованиям студентов, чтобы поддерживать во французском рабочем классе чувство бессилия, которое ей удалось внушить ему в 2003 году. Во всяком случае, она сделает все, чтобы рабочий класс не сумел извлечь серьезных уроков из этого подъема, например, использует приостановление борьбы как фактор деморализации или подчинит движение профсоюзам и левым партиям. Но, несмотря на все маневры буржуазии, рабочий класс никогда не сможет утратить весь опыт, накопленный за недели десятками тысяч будущих трудящихся, их политическое пробуждение и  обретение сознательности. В этом – их подлинная ценность для грядущей борьбы пролетариата на его пути к коммунистической революции. Революционеры должны всеми силами участвовать как в обобщении этого опыта, так и в использовании его в грядущей борьбе.

3 апреля 2006 г.