500 тысяч студентов по всей Франции вышли на демонстрации в четверг 16 марта, и движение продолжает увеличиваться в масштабах; на главный вопрос последней недели – присоединятся или нет массы наемных работников к демонстрации, намеченной на субботу 18 марта – был получен конкретный ответ: по всей Франции на улицу вышло около 1 миллиона человек (1). Даже города, едва ли видевшие демонстрации на памяти ныне живущих, были охвачены движением: 15 тысяч человек вышли на демонстрацию в Пау, была даже демонстрация в Шалоне – на – Сене, в самом сердце сельской Франции.

Для всех активистов и сторонников ИКТ, участвовавших в движении в последние недели, особенно с момента демонстрации 7 марта, это были замечательные, воодушевляющие дни. Мы не пытаемся дать здесь подробный рассказ о событиях (у нас просто нет времени!), но скорее просто указать на то, что считаем самыми замечательными моментами движения.

Некоторые могут спросить: почему коммунистическая организация могла так безоговорочно – как это сделала ИКТ – включиться в студенческое движение? Студенты, в конце концов, это не класс и не часть рабочего класса. На самом деле, есть две причины:

1). Нужно понимать различие, существующее во Франции между «высшими школами» и университетами. Первые в основном предназначены для детей правящего класса (2) и их выпускники – «инженеры» – имеют практически гарантированную хорошо оплачиваемую работу на государственной службе или в крупных корпорациях; на самом деле, вся эта система чрезвычайно похожа на систему «номенклатуры», посредством которой правящий сталинистский класс бывшего СССР обеспечивал свою преемственность. С другой стороны, университеты предоставляют квалифицированную рабочую силу для промышленности высоких технологий и сферы услуг. Минимум, необходимый для присоединения к армии низкооплачиваемых техников, работающих на заводах, в лабораториях и в оффисах французской экономики – это 3 года (или даже 5 лет) обучения в университете после окончания школы. В этом смысле огромное большинство студентов университетов – это и дети пролетариев, и сами – будущие пролетарии. В этом заключается большое отличие с ситуацией мая 1968г., когда только 7% молодежи посещали университеты (а также отличие по сравнению с другими европейскими странами, где в вузы идет намного меньший процент молодежи).

2). Цель студенческого движения – заставить правительство отменить Договор первого найма с его испытательным двухлетним периодом, на протяжении которого наниматель может уволить работника без предупреждения и объяснения причин – это вопрос, затрагивающий весь пролетариат, включая массы безработной молодежи трущоб, чьи гнев и ненависть проявились в ходе бунтов прошлой осенью. Студенты хорошо понимают это – и поэтому последовательно сопротивляются попыткам свернуть борьбу на путь «университетских реформ» (в частности, европейского стандарта диплома о высшем образовании), настаивая, что они борются не за чисто студенческие интересы, но за дело, касающееся всех наемных работников.

Единство поколений

Для тех из нас, кто принадлежит к «старшему поколению» и кто участвовал в борьбе, инициированной во всем индустриализованном мире событиями мая 1968г., одна из самых замечательных особенностей современного движения состоит в исчезновении «пропасти между поколениями», о которой столь много говорят СМИ. Родители нового поколения пролетариата, начавшего движение 1960-1970-х годов, пережили страшные поражения, нанесенные рабочему классу контрреволюцией, пережили страдания 1930-х годов и ужасы Второй Империалистической войны (а также и иллюзии о победе «великих демократий» после войны). Молодежь выросла в другом мире и часто испытывала глубокое недоверие к старшим (сильнее всего это проявлялось в Германии, где был распространен лозунг «Не верьте всем, кто старше 30 лет!» – этот лозунг отражал недоверие молодежи к тому, что она считала наследием нацизма в поколении, прошедшем через войну). Ничего подобного нет сегодня. Наоборот: старшие активисты ИКТ, пришедшие в политику в 1968г., бывают растроганы, когда видят парней и девушек, которые могли бы быть их детьми (и которые в некоторых случаях действительно являются их детьми!), приходящих к ним за советом и желающих учиться из истории их борьбы. 50-60-летние активисты могут выступать на массовых митингах молодежи – и их слушают, иногда даже аплодируют (на самом деле, аплодировали всем выступлениям активистов ИКТ – иногда даже с большим энтузиазмом). В Тулузе наш товарищ – преподаватель в университете, всем известный как активист нашей организации, был встречен аплодисментами на массовом митинге из более чем 1 тысячи студентов, попросивших его подготовить «альтернативный курс» по истории революционного движения. В Гренобле несколько ребят пригласили другого нашего товарища на массовый митинг, сказав ему «мы ждем от тебя, чтобы ты разоблачил предательство профсоюзов», - что он и сделал, в меру своих сил и с превеликим удовольствием.

Единство поколений, когда опыт старших соединяется с динамизмом молодых – это чрезвычайно важная особенность новой ситуации в мире вообще, но прежде всего – в пролетариате. Сегодня против капитала борются два поколения пролетариев, не испытавших разгрома: старшее поколение пережило поражения 1980-х годов и ужасную реакцию 1990-х, но оно не сломлено, и память о днях его молодости – это память о классовой борьбе, а не о империалистической войне.

Исключительный уровень организации

Движение организуется массовыми митингами (известными как общие собрания, ОС), которые голосует за продолжение стачки на промежуток времени от одного митинга до следующего. Очевидно, что уровень и прочность организации значительно различаются в разных университетах. Во многих случаях ОС руководятся самопровозглашенным президиумом, назначенным студенческим профсоюзом (обычно – УНЕФ), который стремится доминировать в дискуссиях и препятствовать выступлениям не-членов профсоюзов. Но в других университетах – особенно в Париже 3 Цензье, который очевидным образом находится в авангарде борьбы, уровень организации и зрелость студентов воистину изумительны. Вот как начинается там каждый митинг: вначале представляется предлагаемый президиум из трех человек, каждый из которых называет свое имя и свой курс, и добавляет, состоит ли он или она в профсоюзе или в политической организации (преобладают те, кто не состоят); президиум меняется каждый день и ничего не делается без одобрения общего собрания: затем даются отчеты (сперва отчеты разных комиссий – «Размышление и действие», Пресса, «Внешние контакты» и т.д., затем отчитываются делегаты, направленные на национальные или региональные Координации (созданные, чтобы координировать борьбу в различных университетах). И это – не единственная замечательная черта общих собраний – все могут говорить – даже те, кто не имеет отношения к университету; выступающие имеют по три минуты (как много, оказывается, можно успеть сказать за три минуты!); вносятся предложения и записываются на доску, висящую за президиумом, чтобы все могли их видеть. В конце митинга голосуются все предложения; в некоторых случаях президиум предлагает кому-то выступить «за», а кому-то – «против» предложения, если оно недостаточно понятно.

Нужно подчеркнуть, что своей эффективностью общие собрания обязаны не столько президиуму, сколько поразительной зрелости всех участников: все ораторы выслушиваются, все ораторы сами соблюдают регламент. Из знакового языка глухонемых был заимствован жест молчаливого одобрения, чтобы не прерывать оратора выкриками или аплодисментами. В Нанте президиум успокоил чрезмерно словоохотливый энтузиазм собрания словами: мы не на телевидении.

Правдой будет сказать, что своим собственным путем и в более ограниченных масштабах, французская молодежь сейчас выступает как наследница не только мая 1968г., но и польских рабочих, боровшихся со сталинистским государством в 1980г.

Здоровый инстинкт

Несмотря на то, что общие собрания часто руководятся профсоюзным президиумом, существует всеобщее здоровое недоверие к попыткам отнять у общих собраний власть принимать решения. В Париже 3 Цензье мы были свидетелями двух дебатов, которые иллюстрируют это особенно хорошо: дебат о характере мандата, данного общим собранием его делегатам на региональную Координацию Иль-де-Франс, и о предложении создать информационное бюро, которое было бы разновидностью «распространителя информации», назначенного региональной Координацией.

На дебате о мандатах первоначально столкнулись сторонники «свободного» и «императивного» мандатов. Первые предлагали, чтобы делегаты на Координации действовали по собственной инициативе, даже если бы их решения оказались в противоречии с мандатами общего собрания. Вторые хотели обязать делегатов голосовать только в соответствии с решениями и обсуждениями общего собрания. Как быстро обнаружилось, одна из главных слабостей императивного мандата – это то, что делегат не может ничего сказать о любом новом предложении, которое предварительно не было обсуждено на общем собрании. В течение 10 минут президиум смог убедительно и понятно предложить и поставить на голосование промежуточное решение: полуимперативный мандат, обязывающий голосовать в соответствии с решениями общего собрания, но оставляющий простор для собственной инициативы делегатов по тем вопросам, которые не обсуждались на общем собрании.

Предложение создать «координационное бюро» было отвергнуто после 5-минутного обсуждения, потому что было бы бесполезно вводить новый уровень централизации, независимый от общего собрания.

Неудивительно, что в обоих случаях предложения, направленные на лишение общих собраний власти принимать решения, исходили от троцкистов из Революционной Коммунистической Лиги (РКЛ): это – постоянная политика троцкистов и профсоюзников создавать внешние слои «координации», внешние «бюро», где концентрируется информация и принятие решений, и где собственные активисты троцкистов и профсоюзников могут установить контроль над информацией и властью. На наш взгляд – хотя мы выступаем против «императивного мандата» как общего принципа – отказ общих собраний от мер, которые отнимали бы у них власть принимать решения, является здоровым недоверием к потенциальным профессиональным бюрократам и политиканам.

Вопрос о профсоюзах

Более или менее отчетливо в движении возникла идея, что требование отмены ДПН не является чисто студенческим требованием и поэтому движение должно искать активную поддержку со стороны наемных рабочих. Нет нужды доказывать, что пойти на стачку студентам и пойти на стачку наемным рабочим – это большая разница. Хотя многие студенты должны работать во время обучения в университете и хотя студенты не могут пропускать экзамены – их проблемы несравнимы с проблемами наемных рабочих, которые должны платить за жилье, оплачивать кредиты, кормить семью и в большинстве случаев не могут бастовать легально без согласия своего профсоюза. Студенты в целом поняли это (вопреки некоторым горячим головам, призывавшим ко всеобщей стачке, которая сейчас является бессмысленным лозунгом): часто звучали предложения (реализовавшиеся в демонстрации 18 марта), чтобы демонстрации проводились в выходные дни, когда к ним могут присоединиться наемные рабочие. Реальная проблема состоит как раз в том, как вовлечь в движение наемных рабочих.

Первый бросающийся в глаза ответ – это обратиться к профсоюзам. И действительно, часто повторялись предложения идти за помощью к профсоюзам – на местном или общенациональном уровне. Проблема состоит в том, что профсоюзы не выражают ни малейшего желания, чтобы рабочие присоединились к движению. Со стороны профсоюзов абсолютно не было призывов идти на демонстрацию в четверг 16 марта, и только в пятницу 17 марта стали распространяться листовки с призывом приходить на демонстрацию 18 марта – первую демонстрацию, назначенную студентами на субботу, чтобы в ней могли участвовать и наемные рабочие. Если бы мы и не знали на основании прошлого опыта, что профсоюзы являются лучшими друзьями капиталистов, этого позорного и бесстыдного факта было бы достаточно, чтобы доказать это.

Что делать в таком случае? Если студенты не могут доверять профсоюзам в обращении к наемным рабочим, - а очевидно, что профсоюзам невозможно доверять в этом – тогда студенты должны обращаться к рабочим сами, распространяя листовки в местах большого скопления рабочих (в Париже прежде всего – на станциях пригородных электричек, где каждый день по пути  на работу и с работы проходят десятки тысяч людей). Активисты ИКТ встретили горячее одобрение, когда энергично поддержали предложения в этом смысле, внесенные и одобренные на общем собрании.

Насилие и роль СМИ

Одна из самых впечатляющих черт движения – это способ, каким его показывают СМИ как во Франции, так и за рубежом – прежде всего на телевидении, которое является главным источником информации для большинства рабочих. До самого последнего времени – с небольшими исключениями до демонстрации 17 марта – СМИ во Франции концентрировали внимание на одной вещи: на оккупации Сорбонны и на насильственных столкновениях неизвестно откуда появившихся группок молодых сорви – голов с ЦРС.

До самого недавнего времени на телевидении абсолютно не показывали массовые митинги, дебаты и даже демонстрации: вместо этого было множество интервью со студентами – противниками движения, множество сцен столкновений между студентами и нападений на ЦРС.

За пределами Франции замалчивание студенческого движения было почти всеобщим – исключая показ нескольких сцен насилия.

Все это представляет очевидный контраст с массовым показом бунтов во французских пригородах прошлой осенью – бунтов, которые СМИ до такой степени раздули за пределы реальных пропорций, что мы даже получили заявление в поддержку происходящей во Франции «революции» от товарищей из бывшего СССР.

Мы очень хорошо знаем, что СМИ – и прежде всего телевидение – во всех своих целях и намерениях контролируются государством, и даже там, где нет прямого государственного контроля, их «самоконтроль» достигает впечатляющих размеров. На сей счет существует очень хорошая английская присказка, подходящая для всех СМИ: «Слава богу, никто не может подкупить британского журналиста. Учитывая то, что он готов сделать бесплатно, в этом нет никакой надобности».

Поэтому студенты должны спросить: почему государство так заинтересовано в показе в СМИ сцен насилия – и почти ничего более, кроме них? Ответ очевиден – это содействует дискредитации движения среди масс пролетариата, которые еще не готовы пойти на насильственное столкновение с государством. Насилие не только дискредитирует движение в глазах остальной части класса, оно также ставит под вопрос суверенную власть общих собраний, поскольку происходит без их контроля. На самом деле этот последний вопрос – вопрос контроля – является одним из самых важных: насилие рабочего класса не имеет ничего общего со слепым насилием сорвиголов из Сорбонны или – приходится сказать – из многих анархистских групп, прежде всего потому, что оно осуществляется и контролируется коллективно, классом как единым целым. Студенческое движение использовало физическую силу (например, забаррикадировав вход в университетские строения): разница между этими действиями и столкновениями в Сорбонне состоит в том, что первые решались коллективно и одобрялись на общих собраниях, строители баррикад получали от своих товарищей полномочия на свои действия. Столкновения в Сорбонне, поскольку они не контролируются движением, являются, бесспорно, благодатной почвой для действий люмпенов и агентов – провокаторов, и учитывая то, каким образом это насилие используется СМИ, есть все основания предполагать, что провокаторы участвовали в нем и активно инициировали его.

В подобной ситуации реакция студентов была образцовой.  Когда стало ясно, что правительство устроило из Сорбонны «ловушку» для демонстраций и место постоянных провокаций, реакция ОС Парижа3 Цензье была такова: «Сорбонна – это символ, это верно. Хорошо, пусть они удерживают этот символ. ЦРС сидит там – тем лучше, пусть там и остается. А мы приглашаем наших товарищей из Сорбонны провести их ОС у нас в Цензье». Подобное же приглашение студенты Сорбонны получили от ОС в Париже Жуссье.

Кроме этого – и несмотря на запоздалые маневры троцкистов, которые пытались провести переголосование – ОС в Цензье приняло резолюцию, в поддержку раненых студентов, против всех видов повреждений, наносимых строениям, и с выражением симпатии раненым ЦРСовцам (т.е. ОМОНовцам). Важный момент этой резолюции состоит в том, что она абсолютно не является одобрением полицейских репрессий, но признает:

1). Дети малооплачиваемых ЦРСовцев сами страдают атак правительства (как студенты пытались объяснять ЦРСовцам во время ненасильственных соприкосновений);

2). Студенты дистанцируются от насильственных акций, которые не приносят движению пользы.

Важно заметить разницу в показе демонстрации 18 марта французскими и зарубежными СМИ.

Во Франции СМИ концентрировали внимание на обычном насилии в конце демонстрации, но меньше, чем в прошлые разы; они уделяли больше места огромным масштабам и спокойствию демонстраций (а также образности некоторых лозунгов демонстрантов).

За границей (например, на Евроньюс или на yahoo.com, где репортаж Ассошиэйтед Пресс озаглавлен «Французская полиция подавила бунты против нового трудового закона», что представляет собой абсолютную чудовищную ложь), мы не видим буквально ничего, кроме сцен насилия и сожженных машин.

Отсюда мы можем сделать очевидный вывод. Французские СМИ, пытавшиеся дискредитировать движение в глазах рабочего класса, сейчас поняли, что они рискуют сами оказаться дискредитированными в глазах населения, которое знает, что происходит на самом деле, а особенно – в глазах пролетариев, которые сами участвовали в демонстрациях или имеют детей, участвовавших в них – оказаться дискредитированными своей чересчур откровенной ложью.

Интернациональное коммунистическое течение, 19.03.2006.

---

1). Мы в целом принимаем среднюю цифру между данными профсоюзов (чересчур оптимистическими) и данными полиции (заниженными до смешного).

2). На самом деле, отбор в «высшие школы» не основан непосредственно на деньгах, поскольку плата за обучение низка (кроме школ бизнеса и менеджмента). Это делает возможным поступление в «высшие школы» особо одаренных детей рабочих и даже крестьян. Но отбор происходит на основе элитистской конкурентной системы, которая благоприятствует студентам из социальных слоев с соответствующим «культурным уровнем» (и со средствами содержать своих детей во время обучения, чтобы они не должны были работать).