Подавляющее большинство Итальянской Фракции состояло из рабочих. Это не может удивлять нас. Под руководством Бордиги КПИ привлекла к себе целое поколение молодых рабочих, воодушевленных русской революцией и революционным движением в Италии после войны. Они закалились в революционной борьбе и не прошли через деморализацию бесславного поражения. Напротив, они мужественно сопротивлялись наступлению итальянской буржуазии, объединившейся вокруг Муссолини, – сопротивлялись часто с оружием в руках. Идеологически они остались верны непримиримому марксизму, отстаивавшемуся Бордигой. Даже когда этот непримиримый марксизм был лишен своих позиций в руководящих органах партии, рабочая «база» партии осталась ему верна. Мало кто из рабочих поддержал руководство Грамши и Тольятти, которых Коминтерн авторитарным образом поставил во главе партии. В самой Франции в 1926г. несколько тысяч итальянских коммунистов внутри партийных ячеек придерживались позиций Итальянской Левой.

Воспитанные в великой революционной традиции, закаленные в борьбе, обученные Бордигой теоретической непримиримости, эти итальянские рабочие сумели высоко поставить себя в революционной среде благодаря уровню своей политической культуры. С их ясным и четким мышлением, они смогли не запутаться в общем хаосе, который развивался тогда, в частности, в среде французской левой оппозиции. Во Франции, где политические и теоретические традиции коммунистического движения были очень слабы, их голос долгое время, вплоть до войны, оставался изолированным. С другой стороны, в Бельгии, как мы увидим, голос этих революционных итальянских рабочих, имел куда больший отзвук в среде местной левой оппозиции, которая развивалась на основе антипарламентаризма и в контакте с Голландской Левой.

Было бы пустой тратой времени пытаться перечислить поименно всех активистов оппозиции. Не потому, что их было слишком много (после 1928г. не больше 100 человек – первоначальная тысяча сократилась до этого уровня в течение нескольких месяцев), но прежде всего потому, что Итальянская Левая всегда отказывалась персонифицировать свою политическую деятельность. У Бордиги ее активисты научились, что члены организации должны быть безымянны и действовать в качестве только членов партийного коллектива, превосходящего все личности и индивидуальности. На первом месте была организация, и Фракция всегда выражала себя не через индивидов, а через коллективные органы (исполнительные комитеты, федерации и т.д.).

Тем не менее, создание центральных органов и прежде всего борьба тенденций внутри Фракции выдвинули некоторых индивидов на первый план. Следует упомянуть таких ее активистов, как Энрико Руссо (известный как Кандиани), механик из Неаполя, бежавший из Италии в 1926г.; Пьеро Корради (Пьеро), сперва машиностроитель, а затем таксист; Отелло Риччери (Пиччино), рабочий – ювелир из Флоренции, эмигрировавший в 1925г.; Бруно Бибби (Альфредо Бьянко), входивший в коммунистические антифашистские «боевые дружины», прибывший во Францию в 1924г.; Фердинандо Борсакки (Пьери), механик – автомобилестроитель из Флоренции; Бруно Цеккини (Россо), родом из Венеции, активист «боевых дружин» КПИ в Милане, в 1931г. бежавший во Францию из ссылки с Липарских островов.

В 1927г. всем этим революционерам едва исполнилось 25 лет; почти все они были молодыми рабочими, вступившими в КПИ в юности, многие еще на ее Учредительном съезде в Ливорно в 1921г.; они имели за собой богатый революционный опыт и закалились в борьбе как с фашистскими репрессиями, так и с правым крылом партии. Имена вышеперечисленных молодых рабочих, отобранные нами среди всех членов Фракции, отражают ее общую историю и дают, так сказать, образ ее типичного «среднего» активиста – если такое определение вообще применимо для организации, все члены которой были активными революционерами, очень часто вплоть до своей смерти.

В передовых рядах Фракции имелись и другие активисты, по профессии скорее «интеллигенты», чем рабочие. Они были не так молоды (за 30, а иногда и за 40 лет); некоторые из них еще в довоенный период были членами ИСП. У них был за плечами долгий революционный путь, многие из них раньше входили в руководящие органы КПИ. Эрсильо Амброджи (Массимо), о котором мы еще услышим, представлял Левую в правом ЦК КПИ, избранном в 1926г.; юрист по профессии, он был в эмиграции много лет – в России, в Германии, затем снова в России, откуда он поддерживал контакты с Фракцией. Вирджилио Вердаро (Гатто Маммоне) было уже больше 40 лет в 1927г., когда он вместе с Амброджи оказался в России. Он уехал оттуда во Францию в 1931г. Член ИСП с 1901г., учитель истории в лицее во Флоренции, он всегда находился на левом фланге социалистического движения; в 1920г. вместе с Бордигой и Г. Боэро он был секретарем Исполнительной комиссии Бойкотистской Фракции. И Амброджи, и Вердаро находились в контакте как с итальянской, так и с русской реальностью, и занимали ответственные посты в организации.

Еще 2 активиста, которые не являлись наемными рабочими, выполняли ответственную работу внутри организации. Джованни Торньелли (Неро) был предпринимателем в Венсане; бывший депутат муниципалитета в Турине, он являлся казначеем организации. Марио де Леоне из Неаполя, стоявший близко к Бордиге в 1920-е годы, после эмиграции во Францию открыл торговлю бакалейными товарами в Аннемасе, недалеко от швейцарской границы, и мог действовать оттуда как представитель фракции меньшинства во время событий в Испании, приведших к серьезному кризису внутри Фракции.

Некоторых из этих революционеров ждала трагическая судьба. Таков был случай Фаусто Атти, активиста КПИ из Ливорно, эмигрировавшего в Брюссель. Он был одним из основателей Интернационалистской Коммунистической Партии в 1943г. и за это в 1945г. был убит тольяттистскими сталинистами в Болонье. Судьба других сложилась иначе, и после того, как Фракция самораспустилась в 1945г. в связи с возникновением новой партии, они играли в этой последней ведущую роль: Альдо Леччи (Марио Марини, Туллио), Джованни Боттайоли (Бутта) и др.

Наиболее известным из представителей Фракции являлся, бесспорно, Отторино Перроне (Верчези), так что политические противники часто называли активистов «Прометея» и «Итога» «перронистами». Перроне родился в 1897г. в Аквиле, во время Первой Мировой войны служил в артиллерии. В 1920г. он вступил в ИСП и был назначен секретарем Палаты Труда в Венеции. В 1922г., получив задание организовать пропаганду в Падуе, он стал редактором выходившей в Триесте коммунистической газеты «Трудящийся». В 1923г. ему было поручено реорганизовать работу партии в Венеции и Аквиле. Он поддержал Бордигу на Римском съезде КПИ (1922г.). Известный своими организаторскими талантами, именно он подготовил нелегальную конференцию КПИ в Комо в мае 1924г. Полиция, знавшая о его роли, подвергла его домашнему аресту в Аквиле. Это не помешало ему поехать вместе с Бордигой на V Конгресс Коминтерна в июле того же года. Он был арестован на швейцарской границе при возвращении из России и снова отправлен в Аквилу. В 1925г. он был членом Согласительного Комитета, созданного Даменом, Фортикьяри и Репосси. Уехав в Милан, он занялся организацией связи между бордигистской эмиграцией и бордигистами внутри Италии. В это время он был также секретарем коммунистической профсоюзной федерации. На Лионском съезде КПИ он произвел сильное впечатление своим энергичным отстаиванием позиций Бордиги. После того, как он вернулся Милан, фашисты подвергли его дом обыску и разгрому, а сам он был арестован. Выйдя на свободу, он стал подлинным организатором левого течения после ареста Бордиги. В ноябре 1926г. Перроне приговорили к 2 годам домашнего ареста, но он сумел бежать во Францию через Швейцарию. В Париже он являлся официальным представителем партии, и объединил вокруг себя активистов ее левого крыла. В оппозиции против линии Паппаларди, он отстаивал в июле 1927г. создание Левой Фракции, но в августе того же года был выслан из Франции и с этого времени жил в Бельгии, в Брюсселе, где нашел себе работу служащего в социалистическом профсоюзе, работу, на которой его юридические и бухгалтерские способности (он был доктором права), а равным образом его длительный профсоюзный опыт сослужили ему хорошую службу. Являясь членом правления профсоюза, он находился в постоянном контакте с профсоюзным миром.

Благодаря своему большому политическому опыту, выдающимся литературным и ораторским талантам, безграничной страсти к исследованию теоретических и политических вопросов, Верчези долгое время был движущей силой, мотором маленькой организации, которая доверяла ему первостепенную политическую ответственность и обязанности. Его влияние на активистов, вне всякого сомнения, было причиной большого числа политических согласий и разногласий, которые проявились позднее. При возникновении всех крупных разногласий тенденции меньшинства или большинства стремились кристаллизироваться вокруг него.

Сколько насчитывалось членов Фракции? На этот вопрос трудно было ответить во время конференции в Пантене в 1928г. Возможно, не более 200. Но в это время, когда реорганизация «прометеистов» продвигалась очень медленно, без реальной централизации, не было четкой линии, отделяющей членов от сторонников. Скорее всего, местные группы сами свободно решали, кто является реальным полноправным членом организации. В циркуляре ЦК Фракции от 20 января 1931г. содержится убедительная просьба к местным организациям выяснить точное число своих членов, чтобы можно было урегулировать вопрос о взносах. С этого времени стала проводиться четкая грань между активистами и близкими сторонниками. В том же году в письме Бьянко отмечалось, что во Франции, Бельгии и США насчитывается 60 активистов, но «невозможно указать точное число для Германии, Швейцарии, России и Италии», несмотря на необходимость точного подсчета численности организации для определения количества мандатов на конференцию Международной Левой Оппозиции, намеченную на этот год.

Из неформально организованной оппозиции, Итальянская Левая превратилась в 1928г. в централизованную организацию, независимую от Компартии. Ее центральные органы (Центральный комитет, затем Исполнительная комиссия) были построены по модели коммунистических партий. Большие «национальные» (Бельгия, Франция) и провинциальные (Париж, Лион, Брюссель, Нью-Йорк) федерации состояли из местных секций, избиравших федеральный комитет. Следует отметить, что Фракция отвергла систему производственных ячеек, навязанную компартиям во время «большевизации», систему, которую Коммунистическая Левая всегда критиковала за удушение внутренней жизни партии. Приняв территориальную, а не «фабрично – заводскую» модель организации, Итальянская Левая хотела содействовать развитию реальной политической жизни в своих рядах, что было невозможно при узком и корпоративном духе, возникающем в случае привязки партийной организации к рабочему месту.

В момент формального основания Левой Фракции на съезде в Пантене в апреле 1928г. существовало 4 федерации: в Брюсселе, Нью-Йорке, Париже и Лионе, причем последняя координировала также работу в Марселе и в Италии. Изолированные товарищи, как Марио де Леоне в Аннемасе и Амброджи в Берлине не входили ни в какую федерацию, но находились в тесном контакте с Центральным комитетом. Имелись группы в Люксембурге и в Москве – последняя до депортации Амброджи и Вердаро. В это время Парижская федерация была разделена на 3 группы (или секции): одна в самом Париже, с 20 членами, и 2 в пригородах: в Брезане (7 человек) и в Фонтене (8 человек). Лионская федерация, возглавляемая Альдо Леччи, насчитывала 20 членов. Нью-йоркская федерация, не издававшая журнал на английском языке, но распространявшая «Прометей», имела в своем составе 9 человек; группа в Филадельфии, находившаяся в контакте с американской секцией, имела статус сочувствующей. Наконец, Брюссельская федерация, в которую входил Верчези, насчитывала 9 членов и руководила работой в Люксембурге.

В конце 1928г. временный ЦК был заменен ЦК из 7 человек: 3 из Брюсселя (Кандиани, Пьери и Верчези), 3 из Парижа (Пери, Бьянко и Неро) и 1 из Лиона (Туллио). Внутри ЦК был Исполнительный комитет из трех парижан с Бьянко как секретарем. В 1931г. Вердаро вернулся из России и был кооптирован в ЦК; Исполком был перенесен в Брюссель, Вердаро стал его секретарем. Будучи безработным, он являлся единственным оплачиваемым партработником Фракции. Он был заменен на своем посту секретаря только в 1939г., после того, как уехал в Швейцарию. В Парижской федерации к этому времени Луиджи Даниэлис (Джиджи) стал секретарем вместо исключенного Бьянко. Даниэлис стал также ответственным за администрацию.

На каких политических позициях произошло создание Фракции в Пантене? Решение Пантенской конференции серьезно проанализировать ситуацию, созданную «оппортунистическим» курсом, было обусловлено исключением Троцкого из РКП(б) и провозглашением на Пятнадцатом съезде этой последней линии на «строительство социализма в одной, отдельно взятой стране».[1] Конференция заявила, что Коминтерн «не смог изгнать оппортунизм из своих рядов». Своей целью она провозгласила не создание новой партии, но возвращение в Интернационал, очищенный от «центризма». Она призвала к проведению VI Конгресса Коминтерна с Троцким в качестве председателя. Как и в 1919г. и с той же целью изгнания из партии ее правого крыла, Итальянская Левая создала Фракцию со своими собственными органами и с собственной дисциплиной. Таким образом, она преодолела колебания, имевшиеся у нее в 1925г. в вопросе о создании Фракции – тогда она все еще считала, что нужно строго придерживаться дисциплины Коммунистического Интернационала. Хотя Фракция солидаризовалась с Троцким, она имела собственную позицию, выраженную в тезисах Бордиги и Второго Конгресса Коминтерна; она отвергала решения Третьего и Четвертого конгрессов Коминтерна, сторонниками которых была троцкистская оппозиция. Наконец, нужно отметить, что она объявила себя не «Итальянской Фракцией», а «Левой Фракцией Коммунистического Интернационала».

Все эти позиции в сжатом виде были выражены в итоговой резолюции, принятой единогласно:

«                                                      Резолюция Конференции.

1. Создать Левую Фракцию Коммунистического Интернационала.
2. Избрать временный Центральный Комитет.
3. Издавать раз в 2 месяца журнал «Прометей».
4. Организовать левые группы, задачей которых будет ведение беспощадной борьбы против оппортунизма и оппортунистов. Эта борьба будет вестись на основе «Коммунистического Манифеста», тезисов первых двух конгрессов III Интернационала, Римских тезисов, тезисов национальной конференции КПИ, тезисов, представленных Бордигой для V Конгресса Коминтерна, тезисов, представленных Левой для Лилльского съезда французской секции Коминтерна, а также на основе всех работ т. Бордиги.
5. В качестве непосредственной цели:
   А). Восстановление в рядах Коммунистического Интернационала всех тех, кто, будучи исключен из него, сохраняет приверженность «Коммунистическому Манифесту» и принимает тезисы Второго Конгресса Коминтерна;
   В). Созыв VI Конгресса Коминтерна под председательством Льва Троцкого;
   С). Включение в повестку дня VI Конгресса Коминтерна вопроса об исключении из него всех, солидаризирующихся с решениями XV съезда РКП(б)» («Прометей», №1, май 1928г.).

Конференция в Пантене, создав собственную организацию Итальянской Левой, дала ей возможность после этого открыто участвовать в делах Международной Левой Оппозиции. Первые группы, выступавшие за сопротивление сталинской политике, стали появляться в 1928г., после волны исключений из компартий. Из-за того, что русская оппозиция была обезглавлена, на первое место вышли европейские и американские группы. В Германии, чье коммунистическое движение имело наибольшее значение за пределами СССР, в марте 1928г. был создан Ленинский союз во главе с Г. Урбансом; короткое время его членами были Рут Фишер и Маслов. Он объединял несколько тысяч человек – исчезновение группы Корша оставило свободное место для его деятельности. Намного раньше, в 1924г., греческая оппозиция, известная как «археомарксисты», была исключена из партии и создала организацию, насчитывавшую более 2 тысяч человек. В Бельгии оппозиция возникла в 1928г., после того, как ЦК КПБ резко осудил репрессии против Троцкого в России. После своего исключения из партии ван Оверстратен, основатель Компартии Бельгии, и Адемар Энно – оба они были секретарями КПБ – создали оппозицию, которая выступала за «2-ю партию». В том же году возникла американская оппозиция во главе с Джеймсом Кенноном, Максом Шахтманом и Мартином Аберном; ее слияние с «троцкистской» группой в Бостоне привело к созданию «Коммунистической Лиги Америки», куда входило 500 человек, как американцев, так и канадцев (среди последних – основатели канадской Компартии Морис Спектор и Джек Мак-Дональд). Поражение революции в Китае в 1927г. привело к образованию оппозиционных групп вокруг Чен Дусю и Пэн Шуцзе. Но свою наибольшую силу оппозиция обнаружила во Франции: устранение Трена от руководства партией привело к созданию Ленинского союза (затем – Коммунистического объединения), который оказал влияние на небольшие группы рабочих в Баньоле и Курбевуа (лидером там был Гастон Даву). В марте 1928г. Пьер Навиль начал издавать «Классовую борьбу», в которой защищал позиции Троцкого. В конце того же года оппозиция рабочих, исключенных из ФКП, возникла в «15 районе» (Путо, Сюренн, Нантерр, Курбевуа, Ла Гаренн).[2]

Как видим, оппозиционные группы росли по мере роста исключений из коммунистических партий. Происходя из разных источников, будучи создаваемы как рядовыми коммунистами, так и отставными партбюрократами, эти оппозиционные группы не были однородны. Они делились на 2 крыла: правая оппозиция, наиболее известными представителями которой были суваринский «демократический кружок», созданный в 1925г. во Франции, и Коммунистическая партия Германии (оппозиция) (КПГ(о)) во главе с Брандлером и Тальгеймером, - и левое крыло.  Очень часто левая оппозиция не дифференцировала себя четко от правой оппозиции. Их общим знаменем было отвращение к сталинизму.

Во Франции, где Международная Левая Оппозиция была наиболее многочисленной и служила полем притяжения для всех оппозиционных групп, в конце 1927 – 1928гг. была сделана попытка собрать вместе все течения левой и правой коммунистической оппозиции. 20 ноября 1927г. начал издаваться журнал «Против течения», «орган коммунистической оппозиции», чьими инициаторами были Паз, Лорио, Жан Баррю, Люси Кольяр и Дельфасс. 2 года этот журнал пытался выступать в качестве подлинного представителя всей оппозиции. Издававшая его группа колебалась между левой и правой оппозициями и выступала за объединение до дискуссии, даже до принятия общей платформы. Более похожая на клуб, чем на организованную фракцию, она хотела сперва «собрать всех вместе», и лишь затем начинать дискуссию.

В июне 1928г. «Против течения» предложило провести 14 – 15 июля в Париже национальную конференцию оппозиционных групп. Приглашения были посланы всем группам левой оппозиции: оппозиционным группам в Лионе и Лиможе, «Пролетарской революции» Росмера и Монатта, суваринскому Кружку Маркса – Ленина, группе Барре и Трена и, наконец, двум группам Итальянской Левой: «Коммунистическому пробуждению» и «Прометею». Большинство ответов были отрицательными.[1]

Отказ «Прометея» был особенно недвусмысленным. Этот отказ был обусловлен не сектантскими мотивами, не желанием предохранить свой маленький приход верующих от конкуренции чужой секты, но глубокими политическими причинами и большой осторожностью в отношении метода, с помощью которого можно достичь минимального согласия. В письме от 8 июля, которое Верчези отправил в Политическое бюро Фракции, критиковался используемый «Против течения» метод:

«Многие оппозиционные группы хотят ограничить свою роль функцией клуба, который регистрирует процесс перерождения и в качестве собственного действия только говорит пролетариату серию самоочевидных истин».

Верчези обвинял Оппозицию вообще и «Против течения» в особенности прежде всего за то, что они берут за общую основу антисталинизм, а не критический анализ политики Коминтерна с самого его возникновения:

«Невозможно, чтобы все политические события, через которые мы прошли, были сведены к вопросу антисталинизма, и самоочевидно, что эта основа – антисталинизм – не дает никакой гарантии возрождения революционного движения».

Для Итальянской Левой существование множества оппозиционных групп было признаком слабости, а не силы, и лекарством против такой слабости могла быть только дискуссия, избегающая уступчивости и снисходительности:

«Существует много оппозиций. Это плохо: но нет другого лекарства, кроме столкновения их идеологий, кроме полемики с целью прийти в конце концов к тому, что мы предлагаем. Нашим лозунгом должна быть работа на глубинном уровне, без увлечения надеждой на немедленный результат, надеждой, которая может кончиться лишь новым провалом. Мы считаем, что сперва нужно глубоко понять друг друга, прежде чем мы сможем согласиться, что та или иная группа действительно проводит левую критику».

«Прометей» считал, что коммунистические партии и Интернационал остаются главным полем для революционной деятельности, даже если левые оппозиции исключены оттуда. Роль Фракции состояла не в том, чтобы пассивно регистрировать перерождение коммунистических партий и Интернационала, а в том, чтобы активным вмешательством изменить ход событий, который не был предопределен. Однако Верчези не исключал и худший вариант, вариант окончательного перерождения коммунистических партий:

«Коммунистические партии являются организациями, в которых мы должны работать, чтобы бороться с оппортунизмом и – возможность этого отнюдь не исключена – превратить эти партии в вождя революции.

Вполне может случится, что оппортунисты исключат всех нас; мы убеждены, что будущие события заставят их вождей восстановить нас в качестве организованной фракции – если только эти вожди не приведут коммунистические партии к окончательному краху. В данном случае – который мы склонны считать весьма маловероятным – мы также сумеем исполнить наш коммунистический долг» («Ответ, данный Левой Фракцией на предложение Коммунистической Оппозиции» в «Против течения», №13, 8 июля 1928г.).

Подобный ответ был весьма характерен для Итальянской Левой. Она всегда была осторожна в своих интернациональных контактах, закаленная своим опытом в Италии, где она оказалась ослабленной в результате слияния с такими разношерстными группами, как «Ордине нуово» и «третьеинтернационалисты». Она стремилась прежде всего достичь максимальной ясности путем столкновения позиций, столкновения, в ходе которого можно было бы установить основы расхождений и преодолеть их посредством выяснения реального положения дел. Прогрессирующее усиление сталинистской контрреволюции, которое часто отбрасывало левооппозиционные группы к состоянию невнятной сумятицы, только усилило убеждение Итальянской Левой, что для того, чтобы сопротивляться волне контрреволюции и сохранить свои собственные силы, нужно основывать свою деятельность на твердых принципах, а не стремиться к «расширению» любой ценой и на неопределенной основе. Это убеждение Итальянской Левой ни в коем случае не было ее «сектантским» замыканием в себе, как говорили про нее троцкисты. Отсутствие у Итальянской Левой подобного сектантства было очень ясно доказано ее более чем трехлетним сотрудничеством с Троцким.

В феврале 1929г. Троцкий, высланный из России и прибывший на Принкипо, стал немедленно устанавливать контакты с различными оппозиционными силами, возникшими в разных секциях Коминтерна. Его престиж как вождя русской революции и бескомпромиссная борьба, которую он вел как против Сталина, так и против колебаний Зиновьева, естественным образом сделали его неоспоримым символом Международной Левой Оппозиции. Дух левых оппозиционеров окреп благодаря переписке с Троцким и регулярным визитам к нему. Во многих странах, включая Аргентину, Кубу и Чили в Латинской Америке, Оппозиция интенсивно развивалась и видела в Троцком своего глашатая.

До 1932г., когда завершилось организационное оформление троцкистской оппозиции, в разных странах – от Польши до Испании – существовало бесчисленное множество маленьких групп, называвших себя «большевиками – ленинцами». Но эти маленькие кружки были весьма разнородны: многие выходцы из старых партий, обличавшие теперь сталинскую бюрократию, сами подверглись значительному бюрократическому перерождению в эпоху зиновьевской «большевизации»; другие, напротив, были очень молоды и не переживали непосредственно опыт русской революции и великих дебатов эпохи раннего Коминтерна. Нетерпение и стремление к активной деятельности, какой бы она ни была, часто являлись характерными чертами этих молодых товарищей. Кроме всего этого, возникали очень глубокие идейные разногласия: по вопросу о «возрождении» коммунистических партий, каковое некоторые лидеры левооппозиционных организаций – Урбанс и ван Оверстратен – считали невозможным, а потому призывали к созданию новых партий; по вопросу о природе русского государства, которую некоторые уже тогда определяли как государственно-капиталистическую; об империалистической природе внешней политики СССР, проявившейся во время конфликта на КВЖД, когда Красная Армия вторглась на территорию Китая; наконец, по вопросу о создании в Германии перед лицом наступления нацизма единого фронта с социал-демократией.

Во втором квартале 1929г. Международная Левая Оппозиция конституировалась де-факто. 15 августа во Франции появился первый номер «Правды», издававшейся Росмером, Навилем, Молинье, Гурже и Люси Кольяр – все они имели разное политическое происхождение. Была создана Коммунистическая Лига (Левая Оппозиция), стремившаяся действовать как выразитель всей французской оппозиции.

Левая Фракция, хотя и хотела примкнуть к Международной Левой Оппозиции, не скрывала своих разногласий с Троцким. На собрании ее временного Центрального Комитета в конце 1928г. (см. №10 «Прометея») была провозглашена «солидарность с действиями его (Троцкого) группы в октябре 1927г., действиями в защиту принципов победоносной пролетарской и коммунистической революции Октября 1917г.», но подчеркивалось, что «сохраняются различия политических позиций Левой Фракции и оппозиционной группы, возглавляемой Троцким».

В 1929г., все еще стремясь к интеграции в Международную Левую Оппозицию, Итальянская Левая в №20 «Прометея» опубликовала письмо Троцкому. Троцкий, лично знавший Бордигу и высоко ценивший его качества, ответил письмом от 25 сентября. Хотя он и собирался создавать оппозицию на чисто «большевистско - ленинской» основе, старый вождь не хотел отталкивать Итальянскую Левую. Эта последняя имела значительное влияние во Франции; ее журнал продавался лучше, чем издания других оппозиционных групп, а для итальянских сталинистов она являлась куда более страшным врагом, чем троцкисты, так что в письме Ярославскому от 19 апреля 1929г. Тольятти требовал, чтобы все коммунистические партии действовали «с максимальной беспощадностью против них», т.е. против бордигистов, и жаловался, что «в и без того очень нелегкой борьбе приходится бороться также против осколков бордигистской оппозиции, которые стремятся организовать всех недовольных во фракцию».[1]

Из-за престижа Итальянской Левой в эмиграции и ее политического веса, ответ Троцкого был весьма доброжелательным и сердечным, и, казалось, признавал, что Фракция является единственным представителем всей Итальянской Левой Оппозиции. Троцкий писал:

«Платформа Левой (1926г.) произвела очень большое впечатление на меня. Я считаю, что она является одним из лучших документов, вышедших из среды Международной Левой Оппозиции». Сравнивая Фракцию с «Пролетарской революцией» и с группой Суварина, Троцкий пел осанну «живой, полнокровной, мускулистой революционной мысли Амадео Бордиги».  При этом он добавлял: «С удовольствием отмечу, основываясь на вашем письме, опубликованном в «Прометее», что вы полностью солидаризируетесь с русской оппозицией в вопросе о социальной природе советского государства». В заключение письма, Троцкий подчеркивал разницу между Фракцией и «ультра-левым» «Коммунистическим пробуждением», которое он характеризовал как «путаное» издание:

«Таким образом, имея с одной стороны, центристов, подобных Эрколи [псевдоним Тольятти], а с другой стороны, ультралевых путаников, вы, товарищи, призваны в тяжелых условиях отстаивать исторические интересы итальянского и мирового пролетариата. От всего сердца я желаю вам счастья и успехов» (это письмо Троцкого Фракции было опубликовано во втором номере ее внутреннего бюллетеня в сентябре 1931г.).

Однако при всем при том Троцкий добавил, что он хочет «предоставить времени и событиям возможность проверить нашу идеологическую близость и наше взаимопонимание. Я надеюсь, что они окажутся полными и длительными».

На практике, отношения «троцкистов» к Итальянской Оппозиции остались двусмысленными. В апреле 1930г. в Париже была проведена международная конференция оппозиции, созванная Коммунистической Лигой. Эта конференция избрала Международное бюро, куда вошли Курт Ландау от Германии, Альфред Росмер от Франции и «Маркин» (т.е. сын Троцкого Лев Седов) от России. Через несколько месяцев к ним добавились еще 2 человека: Андрес Нин от Испании и Макс Шахтман от США. Как кажется, Фракция не была приглашена на эту конференцию, хотя опубликовала проект ее резолюции в №31 «Прометея».[2]

Узнав, что «Прометей» не принимал участия в конференции, Троцкий направил 22 апреля письмо в форме ультиматума, в котором потребовал от Фракции, чтобы она четко определила себя в качестве либо «национал-коммунистической» либо «интернациональной тенденции»:

«1. Считаете ли вы, что коммунизм может иметь национальный характер?…Рассматриваете ли вы себя как национальную тенденцию или как часть интернациональной тенденции?

2… Я не сомневаюсь, что вы считаете себя интернационалистами. В таком случае второй вопрос: к какой именно интернациональной тенденции вы себя причисляете?

3. Ваше отсутствие на предварительной интернациональной конференции может быть расценено как следствие ваших расхождений с Левой Оппозицией по принципиальным вопросам. В таком случае третий вопрос: почему вы не организуете интернациональную фракцию вашей собственной тенденции?» (Троцкий. Открытое письмо издателям итальянского коммунистического журнала «Прометей» от 22 апреля 1930г., опубликовано в №2 Внутреннего бюллетеня Фракции).

Ответ Фракции не заставил себя долго ждать. В своем ответе от 3 июня она объясняла, что не присутствовала на конференции вследствие технической причины – «из-за ошибки с передачей письма о созыве конференции руководящим органам нашей Фракции». Далее она выражала свое согласие с «созданием секретариата», назначенного в конце конференции, но также свои «разногласия в методах работы и по поводу отсутствия идеологической базы». В частности, она ответила на третий вопрос Троцкого, настаивая, что не желает создавать искусственный интернациональный организм даже вокруг своей собственной идейной платформы:

«1. Мы рассматриваем себя как часть интернационального движения.

2. С момента создания Коминтерна мы всегда принадлежали к левой тенденции.

3. Мы не хотим создавать интернациональную фракцию нашей собственной тенденции, поскольку, пройдя школу марксизма, знаем, что интернациональная организация пролетариата не является искусственным конгломератом групп и индивидов из разных стран, сплотившихся вокруг одной группы».

Из ответа Фракции видно, что она была до крайности поражена тем, что Троцкий наклеил на нее ярлык «национал-коммунизма», несмотря на то, что она «представляла первое марксистское ядро сопротивления развитию оппортунизма». Она не собиралась скрывать свои различия с троцкистской оппозицией по вопросам «рабоче-крестьянского правительства», «Единого фронта» и «пролетарских антифашистских комитетов» – все эти лозунги она абсолютно отвергала, считая, что они неизбежно ведут к поражению. Но в своем ответе она больше всего хотела выяснить вопрос о контактах «Международного секретариата» с исключенными из КПИ ее бывшими сталинистскими лидерами. Эти люди (Пьетро Трессо, Альфонсо Леонетти и Раваццоли) были в 1926г. наиболее решительными противниками «бордигистской» тенденции и вплоть до самого своего исключения из КПИ поддерживали сталинистскую политику «строительства социализма в одной, отдельно взятой стране»; они принимали энергичное участие в компании клеветы против Левой Оппозиции и «троцкизма». И именно они организовали теперь «Новую Итальянскую Оппозицию» (НИО) и были приняты в Международную Оппозицию, до уровня ее секретариата включительно.    

Было вполне понятно, что после этого Фракция в своем письме выражала отказ участвовать в работе «руководства Секретариата» - основывая этот отказ на решении Второго Конгресса Коминтерна, что в каждой стране может существовать только одна коммунистическая партия и на необходимости «предохранения пролетарского движения от маневров, которые ведут к триумфу оппортунизма в Коммунистическом Интернационале».

Третье письмо Троцкого – насколько нам известно, его последнее письмо – было датировано 19 июня 1930г. Оно еще более углубило пропасть между Итальянской Левой и троцкистским движением. Используемый Троцким тон ставил под сомнение искренность «Прометея». В письме Троцкого говорилось:

-что «1. Из вашего письма понятно, что дело заключается не только в почтовой ошибке»;

-что «2. Течение, которое на протяжении ряда лет остается ограниченным национальными рамками, неизбежно обречено на вырождение»;

-что указанные «Прометеем» расхождения показывают «3….чисто формалистский, неполитический и нереволюционный метод рассмотрения проблемы»;

-что, следовательно «4. Вы должны играть активную роль во всей работе Международной Левой Оппозиции, т.е. должны войти в ее состав».

Троцкий весьма энергично отвечал на все вопросы, заданные Фракцией, доказывая, будто конференция была чрезвычайно хорошо подготовлена с идеологической точки зрения и что «чудовищно» утверждать обратное. Что касается НИО, он заявлял, что в признании ее Международным секретариатом не было никакого маневра, и что данный секретариат «со всей сердечностью ответил на все вопросы, заданные этими товарищами».

Однако важнее всего было то, что метод, используемый Троцким при создании Оппозиции, был противоположен методу Итальянской Левой. На самом деле, Троцкий заявлял, что вопрос политической платформы вторичен и несущественен, и что платформа 1926г. была только «эпизодическим документом, который не дает ответа на вопросы, стоящие сегодня» и что «даже если Коммунистическая Левая насчитывает всего 5 человек, она должна стремиться создать свою международную организацию одновременно с национальной».

Последнее письмо «Прометея» Троцкому, не делая уступок на политическом уровне, оставляло открытой дверь для участия Итальянской Левой в работе Оппозиции. В нем говорилось, что «Фракция заинтересована в устранении недоразумений и в прекращении политических игр, которые начинаются с фальсификации наших позиций». Фракция не делала фетиш из Платформы:

«Когда мы говорили о платформе, мы делали это в духе ее практического применения, а не в духе превращения ее в священный текст, которому мы поклялись бы в вечной верности, и преданность которому освобождала бы нас от практических обязанностей в пролетарской борьбе.

Наша изоляция явилась результатом не нашей собственной воли, но общей слабости всего левого коммунистического движения.

Что касается нашей т.н. международной изоляции, при объяснении ее причин необходимо учитывать скромные размеры наших сил, которые мы не имеем привычки преувеличивать, поскольку не любим блефовать».

«Прометей» объяснял, что его «осторожность в международных контактах» дала возможность «сопротивляться неизбежным неудачам, вытекающим из предыдущей двусмысленной политики». Его метод был диаметрально противоположен методу русской оппозиции, которая «работала в направлении, предусматривающем отказ от выработки платформ. Именно в этом заключается наше принципиальное расхождение, а не в приписываемом нам утверждении, будто у нас есть завершенный и законченный документ».  Бордигистское течение считало, что предварительным условием интернационального объединения является «критический пересмотр работы конгрессов Интернационала, пересмотр принципов и уставов, на основе которых был создан Коммунистический Интернационал». Коминтерн, являвшийся исходной точкой для всех левых оппозиционных групп, не должен был становиться идолом, объектом унизительного культа – каковое отношение было присуще троцкистской оппозиции с ее религиозной приверженностью решениям первых четырех конгрессов Коммунистического Интернационала. Напротив, Итальянская Левая считала, что эти решения должны пройти проверку критикой:

«Коминтерн представлял собою первую попытку, предпринятую в эпоху империализма. Его работа с самого его основания состояла в механическом обобщении для всех стран программы и тактики русской партии. Коммунистические партии стали паразитами русской партии и русской революции и одна за другой превратились в опору оппортунизма».

Что касается НИО, «Прометей» повторил свое обвинение в маневриничиванье по отношению к ней со стороны Международного Секретариата:

«1. Группа из враждебной фракции, которая заявила о своей солидарности с Международной Оппозицией, сразу встретила дружеский прием в прессе французской оппозиции.

2. Все это имело место без информирования нашей Фракции о происходящем. В настоящее время предполагается, например, что ваша группа лучше всех знает активистов и вопросы русского движения. Если бы с вашей стороны не было бы попытки «маневра», вашим первым долгом было бы проинформировать нашу Фракцию.       

 3. Повторные вопросы нашей Фракции остались без ответа… Вы не только не хотели узнать мнение группы, связанной с Секретариатом, но и не отвечали на вопросы нашей группы о Новой Оппозиции».

Несмотря на вопрос о НИО, Итальянская Левая была готова лояльно участвовать в работе Международного Секретариата, в котором она отказывалась занимать руководящие посты из-за отсутствия у него программных документов, и демонстрировала свою готовность участвовать во всех дискуссиях левой оппозиции и даже вмешиваться в жизнь всех ее секций.

Что касается НИО, то Фракция вела непрерывную дискуссию с ней почти 2 года, без сектантства, но и без компромиссов. Она публиковала тексты и резолюции этой группы в «Прометее»; с конца 1930г. проводились совместные собрания; Фракция предложила даже издание совместного дискуссионного бюллетеня, причем техническую сторону дела брала на себя.[3]

Для «бордигистов» задача состояла не в создании «союза» или «Единого фронта», но прежде всего в том, чтобы убедить НИО осуществить критику своего прошлого и отказаться от своих «антифашистских» позиций поддержки «демократических» лозунгов – с целью создать подлинно левую фракцию, целью которой была бы не «критика» КПИ, а победа Фракции путем изгнания сталинистов из коммунистического движения. Эти дискуссии с НИО кончились ничем, и обе стороны остались на своих позициях. В то время, как «Прометей» не смог переагитировать на свою сторону ни одного из членов НИО, случилось обратное: НИО смогла перетянуть на свою сторону активиста Фракции Николо ди Бартоломео (Фоско), поставившего под вопрос программные основы конференции в Пантене: поддерживая позицию Троцкого, он призвал Фракцию участвовать в «Антифашистской коалиции», созданной вокруг итальянских левых партий; он считал, что Фракция не должна вести самостоятельное существование, но заняться тактикой энтризма, «работая в партии,… проникая в партийные органы, с целью предотвратить опасный процесс разложения» («Прометей», №42-43, «Собрание парижского региона»).

В 1931-1932гг. Итальянская Левая с помощью Эрсильо Амброджи установила прямые контакты с немецкой оппозицией. Эта последняя откололась от Ленинского союза в связи с вопросом о классовой природе советского государства, которую Урбанс определял как буржуазную. Новая организация, возглавленная Куртом Ландау, объединяла «Веддингскую [Веддинг – рабочий район Берлина – прим. пер.] оппозицию» в Берлине и группу в Саксонии.

Если верить Амброджи, взаимоотношения были хорошими: сам Амброджи не только принимал участие в собраниях в Веддинге, но и был приглашен на национальную конференцию группы, а затем на предварительную международную конференцию. Там он смог установить контакты с Испанской Оппозицией, представитель которой, Андрес Нин, проживал в то время в Берлине. Критика Амброджи по адресу Немецкой Оппозиции не носила «индивидуальный» характер, но полностью отражала позиции Итальянской Фракции. Немецкая троцкистская группа, начавшая издавать «Перманентную революцию», возникла из слияния нескольких местных групп, слияния, произошедшего без предварительной дискуссии и без принятия общей платформы:

«Ваше объединение произошло на основе более или менее личных соглашений о методах работы Оппозиции, без обсуждения фундаментальных принципиальных вопросов… В итоге у вас нет платформы, на которую вы могли бы ссылаться. Долг берлинской и лейпцигской групп – подготовить платформу так быстро, как возможно… Только после этого станет возможной подлинная объединительная конференция, а если она окажется невозможной, произойдет раскол, который в этом случае тоже будет полезным результатом» (Письмо Амброджи Исполкому Фракции от 1 февраля 1931г., Архив Перроне).

Хорошие отношения сохранились, несмотря на жесткую критику. Когда сын Троцкого Лев Седов («Маркин»), нелегально живший в Берлине и являвшийся членом Международного бюро Оппозиции, призвал порвать отношения с Итальянской Оппозицией, группа Ландау (в резолюции от 24 марта 1931г.) решительно отказалась от этого и выразила «самый резкий протест против поведения т. Маркина» (см. Архив Перроне), поскольку «немецкое руководство получило документы, доказывающие, что Итальянская Левая является частью Оппозиции».[1]

Также очень близкими были отношения с бельгийской оппозицией, по крайней мере, с группой Энно в Брюсселе. В последней состояло значительное число рабочих; вообще, бельгийская оппозиция была единственной, с которой из компартии ушло большинство членов ЦК. Она действовала главным образом в бельгийской столице и в г. Шарлеруа, во втором случае лидером группы был Лесойль. Группа в Шарлеруа примкнула к позициям Троцкого в 1929г., отстаивая необходимость участвовать в выборах и поддерживая СССР в конфликте на КВЖД. В отличие от Энно, стремившегося создать вторую партию, Лесойль хотел исправить КПБ, находясь в оппозиции к ней. Группа в Шарлеруа, поощряемая Троцким, откололась и создала официальную секцию Международной Оппозиции. Несмотря на свое стремление остаться в рядах Международной Оппозиции, группа Энно столкнулась с категорическим нежеланием Троцкого вести дискуссию:

«На первое письмо, посланное руководством нашей оппозиции с разъяснением разногласий, он ответил категорическим нежеланием полемизировать, заявив, что более не считает это руководство принадлежащим к той же фракции, что и он сам. Международное бюро порвало все отношения с бельгийской оппозицией без малейшего объяснения причин»[2] («Как раскололась оппозиция?» – «Коммунист», №9, 1 ноября 1932г.).

Именно с этой группой Итальянская Левая имела наиболее глубокие и сердечные отношения. В отношении политики Троцкого у них существовали даже близость идей и общность работы (см. об этом ниже). Однако Итальянская Фракция была решительным противником идеи о создании «второй партии», каковую идею она считала не только преждевременной, но и прямо противоположной своему методу, обуславливающему создание партии ситуацией, означающей победу Фракции.

Что касается Коммунистической Лиги Навиля, Франка, Молинье и Росмера, политика Фракции состояла в энергичном вмешательством в происходящие в ней процессы с целью прояснения разногласий. Ее документы публиковались в Международном бюллетене Оппозиции, а с конца 1931г. она начала издавать на французском языке Информационный бюллетень Фракции Итальянской Левой. До февраля 1933г. вышло 6 номеров. Целью Фракции было не замыкаться в самой себе, но сделать свои идеи известными настолько широко, насколько это было возможно.

В 1931г. Коммунистическая Лига прошла через серьезный кризис. Возникли серьезные личные разногласия между Франком и Молинье, с одной стороны, и Навилем и Росмером, с другой. Этот кризис, в котором Троцкий решительно поддержал Молинье (т.н. «Принкипский мир»), кончился уходом Росмера и созданием «Коммунистической Левой», возглавляемой Коллине и братом Навиля. Эта группа стала издавать бюллетень «Коммунист». Эволюция же Лиги происходила не к созданию собственной организации оппозиции, но предвосхищала политику энтризма, которую она будет практиковать позднее. В октябре-ноябре 1931г. Лига предложила ФКП восстановить ее в своих рядах, соглашаясь пойти на прекращение издания своей прессы и роспуск своих групп; она даже подписалась на «Юманите». Несмотря на вхождение в Лигу Трена и его группы, кризис Лиги был тотальным, и число ее членов стремительно падало.

В этой ситуации в октябре делегация Фракции, состоявшая из Гатто Маммоне, Верчези, Бьянко и Тото (подлинная фамилия последнего – Габасси) приняла участие в национальной конференции Лиги. Против Молинье, стремившегося к восстановлению оппозиции в ФКП, Фракция заявила: «чтобы возродить партию, вы хотите разрушить оппозицию". Хотя она и «не считала недопустимым при всех обстоятельствах требовать восстановления в партии», она допускала подобное восстановление «только при условиях, прямо противоположных предложенным Лигой», т.е. при условии соглашения ФКП с ее свободным существованием в качестве фракции со своей собственной организацией и прессой. На деле, «прекращение существования Фракции может произойти только одновременно с преодолением кризиса коммунистического движения»: Фракция либо растворится в возрожденной на революционных позициях партии, либо сама станет партией. В отличие от Лиги, итальянские делегаты не считали возможным восстановление партии, поскольку эта последняя оказалась добычей вражеских сил, «угрожающих самим основам пролетарской организации». В этих условиях альтернатива состояла не в «возрождении» или в «оппозиции» внутри здорового организма, но в «неизбежной гибели партии» или в «ее спасении, возможном исключительно при условии победы фракции» (Информационный бюллетень, №3, ноябрь 1931г. и №4, февраль 1932г.). Несмотря на существование очень глубоких расхождений, ввиду того, что и Фракция, и Лига входили в Международный секретариат, было решено перевести совместную работу во Франции на официальный уровень: каждая группа Итальянской Левой должна была назначить одного своего активиста в качестве своего представителя при географически близкой группе Лиги: этот делегат не мог участвовать в голосовании и должен был подчиняться решениям, принятым троцкистской организацией. Подобное сотрудничество оказалось недолгим вследствие растущей враждебности Троцкого в отношении Фракции, из-за которого последняя удалялась все больше и больше от участия в работе Международного секретариата.

Конференция Международной Левой Оппозиции, намеченная на январь 1931г., была отменена Троцким, считавшим, что ее нужно лучше подготовить. Встревоженный кризисом французской секции Оппозиции и считая, что Итальянскую Левую нужно держать подальше от дел, Троцкий предложил перевести «административный секретариат», созданный в феврале 1931г., из Парижа в Берлин, где он был бы под контролем сына Троцкого, Льва Седова. Это административное решение было принято без опроса мнений секций Международного Секретариата. В ответ на этот шаг, Фракция в циркулярном письме, адресованном ко всем секциям Оппозиции, внесла три предложения:

«1. Необходимо в скором времени провести предварительную конференцию, которая создаст

2. Международное бюро, чьей задачей будет подготовка

3. Подлинной международной конференции» (Резолюция Исполкома Левой Фракции в ответ на письмо Троцкого от 22 декабря 1931г.).

В 1932г., несмотря на отказ Троцкого поддерживать отношения с Фракцией,[3] последняя продемонстрировала свою готовность к совместной деятельности, предложив издавать общий журнал оппозиции под ответственностью французской и немецкой оппозиций и «Прометея» (см. «Проект создания Информационного интернационального бюро» в «Итог», №1, ноябрь 1933).

Но это предложение было встречено категорическим отказом. В ноябре 1932г. Троцкий, находившийся в то время в Копенгагене по приглашению датских студентов – социал-демократов, поддержал идею о проведении «предварительной конференции» в феврале 1933г. в Париже, имея целью исключить Итальянскую Фракцию. С этого времени Фракция больше не являлась частью Международной Левой Оппозиции. В своем большом тексте, написанном после «предварительной конференции», Троцкий доказывал, что «бордигисты на самом деле никогда не являлись органической частью левой оппозиции» и делал отсюда вывод, что «группа «Прометей» никогда не принадлежала к Международной Левой Оппозиции. Единственной секцией большевиков – ленинцев в Италии является Новая Итальянская Оппозиция».[1]

Подлинной причиной разрыва не был ни «чисто формальный характер вхождения Фракции в Оппозицию», ни тем более «ее функционирование в качестве исключительно национальной секты» (на самом деле, Фракция действовала в нескольких странах). Эта подлинная причина состояла в глубоких политических расхождениях, с самого начала существовавших между «троцкизмом», с одной стороны, и «бордигизмом», с другой. Троцкий признавал, что реальные разногласия заключались в отказе «бордигистов» «бороться за демократические требования при любых условиях и за Единый фронт с социал-демократией сегодня, в 1933г.» (10).

Разрыв был неизбежен, и в 1933г. Фракция горько упрекала себя за то, что вложила так много сил в совместную работу, обреченную на неудачу, за то, что так долго пыталась остаться внутри Международной Оппозиции.[2]

На самом деле, Итальянская Левая вышла из этой конфронтации не ослабевшей, а усилившейся. Во время испытаний грозными событиями 1931 – 1933г. она смогла сохранить преемственность со своими прежними позициями, которые она отстаивала внутри КПИ. Ее разрыв с троцкизмом состоялся на очень четких идейных позициях и положил начало ее самостоятельному существованию в качестве «бордигистского» течения.

 Какие принципиальные причины скрывались за разрывом Итальянской Левой с троцкистской оппозицией, кроме причин чисто организационного характера?

1). Испанский вопрос и «демократические» лозунги. В работе «Испанская революция и задачи коммунистов»[3] Троцкий писал, что «лозунг республики естественным образом является также лозунгом пролетариата». В 1931г. король был изгнан, была установлена республика, которая, при президентстве Леру, без всяких колебаний использовала самые безжалостные репрессии против испанских рабочих. Но Троцкий не только отказался от тезисов Коминтерна о диктатуре пролетариата во имя «демократических лозунгов», он также поддержал право каталонской и баскской буржуазий на отделение, заявив, что «сепаратистские тенденции ставят революцию перед ее естественным долгом признать право наций на самоопределение». Из всего этого он сделал вывод, что «испанская революция» началась. Но можно ли было назвать революцией переход власти от монархической буржуазии к либеральной буржуазии? На этот вопрос «Прометей» ответил:

«Ясно, что мы не можем последовать за ним (Троцким) по этому пути, и что наш ответ ему, как и анархо-синдикалистским лидерам НКТ заключается в том, что мы безоговорочно отрицаем тезис, согласно которому коммунисты должны быть в первых рядах защитников республики вообще и Испанской республики в особенности».

Для Фракции в империалистическую эпоху «войн и революций» – как определил характер новой эпохи Коминтерн в начале 20 века – мог существовать только один лозунг: диктатура пролетариата, разрушение буржуазного государства со всеми его правыми и левыми партиями. Этот важный вопрос о буржуазной природе социал-демократической партии, банкротство которой провозгласил Ленин, был естественным образом связан с вопросом о Едином фронте против фашизма в Германии.

2). Германский вопрос и Единый фронт. Перед лицом нарастающей угрозы фашизма, выражавшего наступление буржуазии против пролетариата в стране, игравшей решающую роль при данной международной ситуации, Троцкий поддержал ту же «тактику», что и в 1923г., призывая к Единому фронту КПГ и СДПГ. В своем письме от 28 июня 1931г. он высказывал ту мысль, что «при определенных ситуациях, победа не исключена даже при очень плохой политике… Победа немецкой компартии не может быть исключена даже при тельмановском руководстве».

Но Фракция считала – и это было подтверждено действительностью – что «центристская революция», т.е. революция под руководством «центристов», как в ту эпоху левые оппозиционеры называли сталинцев, невозможна: «чтобы осуществить революцию, необходима партия, которая была бы способна ликвидировать политику центризма» (Резолюция Исполкома Левой Фракции КПИ о задачах левой фракции КПГ[4]).

Что касается социал-демократии, то Фракция повторяла и развивала свою позицию, согласно которой, подавив немецкий пролетариат в 1919г., убив Карла Либкнехта и Розу Люксембург, социал-демократия создала условия для развития фашизма. Вопреки утверждениям троцкистов, Фракция не придерживалась теории социал-фашизма. Она считала социал-демократию и фашизм двумя различными, но дополняющими друг друга метода подавления пролетариата. Оба эти течения принадлежали к лагерю буржуазии, но играли разную роль в том смысле, что социал-демократия подавила революционное движение пролетариата, тогда как фашизм, в условиях мирового кризиса капитализма, доводил до конца ее работу, заменяя демократические методы господства буржуазии откровенно диктаторскими методами. Вот почему Итальянская Левая отказывалась посредством «политики Единого Фронта» давать кредит доверия социал-демократии. Единственное решение, настаивала Фракция, состоит в «развитии классовой борьбы» на экономической почве. Фашизм мог быть уничтожен не поддержкой «сил классового врага», но победой пролетарской революции.

3). Вопрос Фракции и Партии. В международной ситуации 1931-1932гг., характеризовавшейся растущим и почти полным подчинением коммунистических партий политике русского руководства, Фракция не видела возможностей для проведения политики «оппозиции», которая на деле могла означать лишь возвращение в коммунистические партии с целью их исправления. Итальянская Левая определяла «оппозицию» как «течение, считающее, что партии могут восстановить свою способность привести пролетариат к победе благодаря специфическим формам жизни партийных организаций (собрания, конференции, съезды и т.п.)». Фракция, с другой стороны, это «организм, который утверждает, что только благодаря ему партия восстановит свою способность привести пролетариат к победе».

Однако Фракция только формально была фракцией «коммунистической партии»: «на самом деле, мы не являемся левой фракцией коммунистических партий, поскольку были исключены из них». Задача Фракции состоит в «обеспечении преемственности коммунистического движения». Т.о., Левая Фракция определяла себя через идеологическую преемственность с прежним революционным движением. Как мы видели, Итальянская Левая стремилась основываться на программных принципах Коминтерна и не претендовала начинать все с чистого листа. Это являлось  не сектантской приверженностью прошлому, но принципиальным методом работы Итальянской Левой, считавшей, что революционная партия сможет возникнуть только в результате критического подведения итогов старого коммунистического движения, а не в результате спекуляций о будущем. Подобный метод представлял полную противоположность троцкизму: в 1933г. Троцкий заявил о смерти Коминтерна и о необходимости немедленного строительства новой партии. В ответ на это, «бордигисты» утверждали, что условия создания новых партий и нового Интернационала зависят от прогресса работы левых фракций, но также от развития объективной революционной ситуации, которая может поставить в повестку дня превращение фракций в партии. Поэтому Итальянская Левая не могла заявить о создании своей собственной международной фракции: она считала, что это будет зависеть прежде всего от развития левых фракций во всех странах, а не от искусственного провозглашения Интернационала, который в качестве подлинного Интернационала может существовать только в революционной ситуации.

В 1931-1932гг. происходили оживленные дискуссии о перспективах Фракции. Массимо (Амброджи) считал, что предательство коммунистических партий и их превращение в контрреволюционную силу означает, что Фракция должна провозгласить создание партии.[5] Верчези, противник этой концепции, завоевал поддержку большинства делегатов французской и бельгийской конференций. В действительности, с 1930г., с момента конференции Бельгийской Федерации, Фракция действовала как автономная организация по отношению к коммунистическим партиями и увеличивала свои силы «путем рекрутирования активистов компартий или тех, кто вышел из них по политическим мотивам», а равным образом и тех, кто никогда не состоял в компартиях.

Фракция или партия? «Центристские» партии или партии, «перешедшие в лагерь классового врага»? Революционная или контрреволюционная ситуация? На все эти вопросы нужно было ответить до появления «Итога». Другие теоретические вопросы, чрезвычайно важные, поскольку определяющие политическое поведение Фракции, почти не разрабатывались до страшного 1933г. Среди подобных вопросов можно отметить такие:

• природа русского государства, которое Фракция в то время все еще считала «пролетарским государством»;
• характер «национал-освободительных» движений, что являлось чрезвычайно важным вопросом в период обострения межимпериалистических противоречий, начавшийся японо-китайской войной в 1931г.; 
• роль революционной партии в период диктатуры пролетариата и характер переходного периода к социализму;
• формы пролетарской борьбы после 1914г. и экономические организации пролетариата; работа Фракции в профсоюзах.

Все эти вопросы, вышедшие на первый план в новый период, начавшийся разгромом немецкого пролетариата и растущей интеграцией России в межимпериалистическую конкуренцию, не могли быть разрешены только теоретически. Все они должны были быть рассмотрены, «исходя из конкретной ситуации» – как сформулировал эту задачу Верчези – и на основании подведения итога (на французском языке, “Bilan”) всего революционного движения послевоенного периода, и, в частности, итога русской революции.