Фракция Бордиги с 1920г. относилась к КРПГ с крайними недоверием и сдержанностью. Она видела в бойкотизме КРПГ синдикалистский, анархистский уклон, аналогичный испанской НКТ и американским ИРМ:

«Мы разделяем мнение лучших марксистских товарищей из КПГ, считающих бойкотизм КРПГ смешанной мелкобуржуазной тенденцией, подобной прочим синдикалистским тенденциям; тенденцией, возникновение которой является результатом потери революционной энергии немецким пролетариатом после красной недели в Берлине и Мюнхенских дней [речь идет о жестоко подавленных буржуазией выступлении берлинского пролетариата в январе 1919г. и Баварской советской республике в апреле 1919г. – Прим. пер.]. Результатом этих поражений явился бойкотизм синдикалистского типа, т.е. отрицание полезности политического действия пролетариата и партийной борьбы, которые, по пристрастию и привычке, смешиваются с предвыборной деятельностью» («Иль Совьет», №11, 11 апреля 1920г., статья «Германская Коммунистическая партия»).

Занятый борьбой с туринской группой «Ордине нуово», которая пропагандировала создание фабзавкомов и отводила партии второстепенное место, Бордига был склонен смешивать КРПГ с группой Грамши. В действительности, Германская Левая призывала к созданию фабрично-заводских комитетов («производственные советы») и «союзов» («Всеобщий рабочий союз»), что могло создавать видимость того, будто она концентрирует свою работу только в экономической сфере. Но в противоположность Грамши, она решительно боролась против профсоюзов, разоблачала их контрреволюционную сущность и призывала к их разрушению с целью создания рабочих Советов. Вследствие этого, может казаться, что она недооценивала или отрицала необходимость политической партии в пользу «идеи Советов». Но на самом деле было не так: КРПГ определяла себя как централизованную и дисциплинированную партию:

«Пролетариату необходима высокоорганизованная партия – ядро. Каждый коммунист индивидуально должен быть безупречным коммунистом – такова наша цель – и должен быть лидером на своем рабочем месте… Его действия должны соответствовать принятым всеми коммунистами решениям. И здесь должна царить строжайшая дисциплина. Отдельный коммунист не может ничего изменить – иначе он будет подвергнут санкциям или исключен» (Из выступления представителя КРПГ Яна Аппеля (Хемпеля) на Третьем Конгрессе Коминтерна).

В чем на самом деле заключалась разница двух левых течений Коммунистического Интернационала, так это в том, что одно отстаивало диктатуру партии, а другое – диктатуру Советов. Одно хотело привести пролетарские массы к победе путем развития партии, другое работало над тем, чтобы массы руководили собою сами, освободившись от всех видов «господства вождей». Против партии большевистского типа, которую Бордига хотел создать в Италии, КРПГ выдвинуло идею партии, "которая уже не будет партией в традиционном смысле слова. Она не будет партией вождей. Ее главная работа будет состоять в том, чтобы помочь – насколько позволит ее сила – немецкому пролетариату пойти по дороге, которая приведет его к освобождению от любого господства вождей» (Декларация Учредительного съезда КРПГ, Берлин, 4-5 апреля 1920г.).

Вот почему Бордига, очень внимательно следивший за ситуацией в Германии и эволюцией немецкого коммунизма после его раскола на КПГ и КРПГ на съезде в Гейдельберге в октябре 1919г., мог только с недоверием относиться к партии, которая, казалось, работала только над тем, чтобы самораствориться в пламени революции:

«Политическая партия, говорит оппозиция [в КПГ], не имеет преобладающего значения в революционной борьбе. Эта последняя должна развиваться в экономической области без централизованного руководства… [Эта тенденция] отвергает политическое действие и действие партии вообще, другими словами, она отвергает политическую партию как главный инструмент революционной борьбы и диктатуры пролетариата» (Бордига. «Тенденции внутри Третьего Интернационала» в «Иль Совьет», №15, 23 мая 1920г.).

Таким образом, Итальянская Левая не видела разницы между КРПГ и анархистами и синдикалистами ИРМовского типа. Она считала теорию КРПГ «анархистской критикой, приводящей к обычному страху перед вождями». Плохо информированная, она верила, что национал-большевистская линия Вольфгайма и Лауфенберга содержалась в зародыше в концепции КРПГ и была «результатом мелкобуржуазного уклонения от марксизма» («Иль Совьет», №15). Она смешивала КРПГ со Всеобщим рабочим союзом Германии – Единство, возглавлявшемся Отто Рюле, для которого «революция не была делом партии» и который отрицал, что вообще может существовать пролетарская партия – партия может быть только буржуазной и только врагом рабочего класса.

Тем не менее, Бордига установил контакт с КРПГ и исправил свое первоначальное суждение, которое основывалось прежде всего на аргументах КПГ, бюрократическим способом исключившей свое левое крыло:

«Партийное руководство стояло одновременно за работу в профсоюзах и участие в выборах. Конференция, созванная в июле в Гейдельберге, одобрила позиции руководства. Оппозиция поставила под сомнение правомочность конференции и потребовала созыва новой конференции – после широкого обсуждения обоих спорных вопросов в партийных организациях.

Руководство, напротив, назначило съезд партии на октябрь 1919г., причем признание делегатов съезда проводилось по строгому критерию: делегаты, не имевшие по вопросам о парламентаризме и профсоюзах мандата, соответствующего линии руководства партии, должны были быть исключены.

Только те, кто имел то же мнение, что и ЦК партии, могли участвовать в съезде, в частности, ряд партийных чиновников, а оппозиция была исключена из партии. Товарищи из КРПГ говорили мне – достаточно справедливо – что они не имели намерения создавать новую партию, но они были исключены из КПГ в результате несправедливой процедуры, в то время, как если бы съезд был созван правильным образом, они получили бы на нем большинство.

В апреле 1920г., видя, что все их усилия исправить ситуацию в КПГ безнадежны, они провели Учредительный съезд КРПГ».

Более того, Бордига не преминул отметить пролетарский характер новой организации и ее боевитость, контрастирующую с пассивностью КПГ во время капповского путча:

«Новая организация в значительной степени является намного более боевитой и революционной, и развивает гораздо более широкую деятельность среди масс; ее сторонниками являются рабочие, которые не терпят ни отсутствия непримиримости, которое иногда показывает старая партия, ни уклон этой старой партии к парламентаризму, приближающий ее к независимым социал-демократам, которые используют эту тактику КПГ, чтобы завоевать доверие в глазах пролетариата и Коммунистического Интернационала» (Бордига. «Ситуация в Германии и коммунистическое движение» в «Иль Совьет», №18, 11 июля 1920г.).

Сохраняя свои оговорки относительно позиций КРПГ, Бордига надеялся, что Коммунистический Интернационал сможет разрешить кризис, реинтегрировав КРПГ в КПГ. Для него главной опасностью в Германии были независимые социал-демократы, как в Италии главной опасностью был Серрати, - и он ясно видел сходство позиции Коминтерна в германском и итальянском вопросах: в обеих этих странах Коминтерн стремился интегрировать в свои ряды центристские течения, угрожая левому крылу созданием массовых партий, объединяющих коммунистов с центристами.

Надежды Бордиги не реализовались ни в одном из случаев. КПГ объединилась с левым крылом НСДПГ; КПИ должна была принять серратинских «третьеинтернационалистов». Третий Интернационал после своего конгресса в 1921г. исключил КРПГ, которую сперва принял как сочувствующую партию.

Контакты КПИ и КРПГ закончились. До конца жизни Бордига сохранил в основном враждебное отношение к КРПГ: он всегда считал ее, как и ее голландских преемников, «анархистами». Даже в вопросе об оппозиции внутри Коммунистического Интернационала он не мог допустить сходства своих взглядов со взглядами КРПГ.

КПИ хотела быть лучшей партией Интернационала, «самой ленинистской» по вопросу о партии против зиновьевского «тактического оппортунизма». С целью не давать никаких оснований для обвинений в «ультралевизне», но прежде всего по более глубоким причинам, «бордигистское» руководство КПИ тщательно дистанцировалось от Германской Левой вплоть до своего собственного отстранения в 1926г. Отвергая Единый фронт, большевизацию, внешнюю политику русского государства, оно принимало в их основе тезисы Второго конгресса Коммунистического Интернационала.

После Всемирного Конгресса Коминтерна в 1921г. Бордига продолжал свои атаки против КРПГ по профсоюзному вопросу. КРПГ на самом деле не была «синдикалистской» организацией, поскольку выступала за разрушение старых профсоюзов и создание Всеобщего рабочего союза, стоящего на политической платформе диктатуры пролетариата – но это не мешало Бордиге разоблачать «синдикализм» КРПГ:

«Профсоюз, даже коррумпированный, остается рабочим центром. Выход из социал-демократических профсоюзов соответствует концепции немецких синдикалистов, которые хотят создавать органы революционной борьбы, имеющие профсоюзный, а не политический характер» (Бордига. «К вопросу о парламентаризме» в «Рассенья комуниста», 15 августа 1921г.).

В конце концов, создание гортеровского Коммунистического Рабочего Интернационала (КРИ) в 1922г. означало решительную невозможность сохранения даже неформальных контактов между двумя левыми течениями. После того, как КРИ определил Россию как главного врага мирового пролетариата, а Октябрьскую революцию – как буржуазную революцию, идеологический разрыв между Германской и Итальянской Левой был завершен. (См. спецвыпуск «Пролетария», 1922г., «Тезисы Первого Конгресса КРИ» (на нем. яз.)).

Несмотря на возникшую пропасть, отдельные активисты левого крыла КПИ сохранили индивидуальные контакты с Германской Левой. Инициатором этих контактов был Микеланджело Паппаларди (в донесениях полиции упоминается также как Паппалардо). Он родился в 1896г. и входил в бойкотистскую фракцию с самого ее возникновения. В 1922г. он эмигрировал в Австрию; в 1923г. занимался революционной работой в Германии, где был представителем КПИ при КПГ. В это время у него были долгие дискуссии с КРПГ. 10 ноября 1923г. он подал заявление о выходе из КПИ, которое было удовлетворено Исполкомом 30 ноября в письме, посланном Таской (Валле). Переехав во Францию, Паппаларди поселился в Лионе, откуда он переписывался с Бордигой, призывая его создать левую фракцию в КПИ и Интернационале. Вместе с небольшой группой итальянских рабочих – иммигрантов он представил французский перевод «Лионских Тезисов» на 5-м съезде ФКП в Лиме (20 – 26 июня 1926г.) под названием «Платформа левых, проект тезисов, представленных группой «левых» (бордигистов) 5-му съезду ФКП». Согласно свидетельству бывшего члена «Коммунистического пробуждения» (П. Корради), Бордига проконтролировал этот перевод.

Члены Итальянской Левой на самом деле имели тесные контакты с французским коммунистическим движением с самого его возникновения. Бордига представлял Интернационал на Марсельском съезде ФКП в 1921г. Дамен, которому грозило тюремное заключение после вооруженного столкновения с фашистами, был послан как официальный представитель КПИ во Францию для организации групп итальянских коммунистических иммигрантов и координации их политической деятельности. Он был назначен директором еженедельного издания «Юманите» на итальянском языке и оставался им вплоть до своего нелегального возвращения в Италию в 1924г. Поэтому бордигистские идеи не  были чем-то неизвестным внутри ФКП. Подавляющее большинство итальянских эмигрантов даже в 1926г. придерживались позиций старого руководства КПИ; в некоторых секциях (Париж, Лион, Марсель) они были в большинстве. Это испугало новое руководство КПИ во главе с Таской и Тольятти, которое эмигрировало во Францию в 1926г. после полного подавления партии фашистским правительством и невозможности для нее продолжать свою деятельность в Италии. Новое руководство КПИ вступило в контакт с ФКП, побуждая ее исключить «бордигистов» или заставить их отречься от своих позиций. 

Определенная их часть все еще оставалась в ФКП и пыталась отстаивать позиции Бордиги до тех пор, пока сохранялась такая возможность. Они находились в тесном контакте с автономной итальянской коммунистической группой, созданной исключенными товарищами в нескольких французских городах, а также в Швейцарии, Бельгии и Люксембурге. С помощью своей платформы, они до 1929г. пытались сохранить контакты с французскими коммунистами и идеологически влиять на них изнутри партячеек. Это осуществлялось ценой огромных усилий, как можно судить по предисловию к тезисам Бордиги:

«Не имея возможности открыто выражать свою точку зрения в официальной прессе партии, мы решили донести наши идеи до умов французских коммунистов с помощью наших собственных средств» (подпись: группа членов ФКП).

Изгнанная из Интернационала, Итальянская Левая не желала самоизолироваться. Испытав неудачу своих надежд на создание интернациональной фракции, она стремилась продолжать политическую работу в коммунистическом движении всех стран, в которых условия изгнания вынуждали жить итальянских коммунистов. Итальянская коммунистическая Левая считала себя не «итальянской» – разве что в том смысле, что она возникла в Италии – а интернациональной. Ее естественным призванием была интернациональная работа – везде, где она существовала; ее единственным отечеством был Интернационал, объединяющий пролетариев всех стран единым идеалом, единой целью – освобождением во всемирном коммунизме.

Вопросы, возникшие во Французской компартии, поэтому не могли интересовать только французских рабочих, тем более, что эти последние не знали богатый политический опыт итальянского пролетариата после войны, особенно по вопросам о фашизме и партии. «Платформа левых» добавила к «Лионским тезисам» целую главу о «французских вопросах», где говорилось о перспективах французского капитализма и политической ориентации ФКП.

Эта глава определяла экономическую ситуацию во Франции как ситуацию кризиса, который проявляется в инфляции и трудностях государственного бюджета. Она говорит, что этот кризис «не является еще кризисом производства и промышленности в целом, но он не преминет вскоре стать таковым».

Далее подчеркивалось непрерывное обострение социальной напряженности и «начало периода безработицы, которая еще более ухудшит положение рабочего класса». Рассматривая буржуазную политику в этом контексте, документ предсказывает изменение ориентации этой политики на основе итальянского опыта: «Весьма возможно, что по мере роста экономического кризиса и развития наступления капиталистов, произойдет полное изменение программы в политической области. Эта фаза крайне правой политики будет иметь сходство с итальянским фашизмом, поэтому оценка итальянского опыта весьма полезна для анализа современной французской ситуации».

Однако итальянские «бордигисты» не предсказывали немедленного наступления фашизма во Франции, поскольку «здесь отсутствует фундаментальное условие, т.е. значительная революционная угроза, которая создает для буржуазии впечатление, что она находится на краю пропасти». Воспитанная итальянским опытом, где фашизм создал антифашизм на основе Единого фронта, Итальянская Левая заранее отвергала всякую возможность антифашистского союза:

«Что необходимо прежде всего понять – это то, что фашистский план направлен в первую очередь против пролетариата и социалистической революции, и поэтому именно рабочие должны остановить и отбить фашистское наступление. Ошибочно видеть в фашизме крестовый поход против буржуазной демократии, парламентского государства, мелкобуржуазных слоев и их политиков и партий, находящихся у власти…Согласно подобной идее, пролетариат может только забить тревогу и взять «инициативу»… в антифашистской борьбе, борясь вместе с другими слоями, чтобы защитить преимущества «левого» правительства и считать крах фашизма во Франции своей славной целью».

В этот период, который «бордигисты» считали нестабильным и неопределенным, «французский пролетариат благодаря своей многочисленности и историческим традициям является центральным элементом современной ситуации и социальной борьбы». Это необходимым образом требует развития революционных тенденций внутри ФКП. Относительно подобной перспективы, автор «французских вопросов» был в высшей степени пессимистичен. «Партия была создана в Туре на слишком широкой основе… В своем нынешнем положении ФКП оставляет желать много лучшего по своей марксистской идеологической подготовке, по своей внутренней организации, своей политике и формированию руководящего центра, способного понимать ситуацию и предъявляемые ею требования». Итальянская Левая критиковала здесь прежде всего внутренний режим в ФКП – печальным результатом его неадекватности может стать усиление «традиционного недоверия французских рабочих к политическому действию и к партиям».

Чтобы изменить эту ситуацию, левые отстаивали решительную политику оппозиции против тезисов Коминтерна о «рабочем и крестьянском правительстве», «едином фронте» и «антифашистской борьбе». Они предлагали развитие прочной сети коммунистических фракций в профсоюзах, которые будут работать в целях профсоюзного единства и решительно участвовать в экономической борьбе, причем эта экономическая борьба явится основой политической борьбы против всех буржуазных партий, правых и левых, против государства, а не за «роспуск фашистских лиг государством».

Куда идет ФКП? На этот вопрос текст, написанный Бордигой, не дает решительного ответа. Он просто указывает, что «большевизация» на деле привела к стагнации. Бордига не считает эту ситуацию следствием правой опасности: исключение течения, возглавлявшегося Сувариным, послужило «дымовой завесой, прикрывающей удары, нанесенные против интернационального левого течения». Перед лицом «оппортунизма и ликвидаторства во французской партии», Бордига не видел в ФКП левого крыла. Он отрицал синдикалистские тезисы группы Монатта «Пролетарская революция» как «откровенно ошибочные и опасные».

Бордига не скрывал «трудности такой ситуации». Он считал, что прежде всего все коммунистические активисты должны улучшить внутренний партийный режим.

Очевидно, что Итальянская Левая не изменила свои позиции, несмотря на свое поражение на Лионском съезде. Она считала, что областью ее деятельности преимущественно остаются коммунистические партии. Она не считала их безнадежно потерянными для дела коммунизма. Поэтому бордигисты исключали всякую возможность создания новой партии и считали себя членами Коммунистического Интернационала. Их позиция сильно отличалась от позиции Германской Левой, провозгласившей банкротство Коминтерна и необходимость создания новых коммунистических партий.

Очень скоро, вследствие вызванного политикой Сталина и Бухарина в отношении Гоминдана поражения революции в Китае, часть Итальянской Левой в эмиграции, прежде всего во Франции, изменила свою позицию и заявила о невозможности исправления Коминтерна, после чего быстро сдвинулась к позициям КРПГ, чему содействовали в том числе контакты с Коршем.

Под влиянием Паппаларди, значительное меньшинство отделилось от итальянской «бордигистской» группы, находившейся под влиянием Отторино Перроне (Верчези). Последний, бежав из Милана, приехал в Париж, где, не теряя времени, вступил в борьбу со сторонниками Паппаларди. Раскол был завершен в июле 1927г. В ноябре того же года появился первый номер «Коммунистического Пробуждения»,[1] «внутреннего бюллетеня групп коммунистического авангарда», чьим центром был Лион. Они определяли себя как «группу непримиримых коммунистов».

Цели «Пробуждения» не были ясны. Оно не занимало определенной позиции по вопросу создания новой партии или нового Интернационала. Оно стремилось «к единству левых в международном масштабе». Эта позиция, близкая к позиции Корша, выражалась с большой осторожностью: «новая международная организация невозможна до тех пор, пока процесс развития левой линии в международном масштабе не будет завершен». На самом деле, группа не видела возможности внутренней или внешней оппозиции по отношению к Коммунистическому Интернационалу, создание которого в 1919г. она считала преждевременным:

«Процесс рождения нового Интернационала, который пытались довести до конца в Циммервальде, еще до великой русской революции, кончился преждевременным завершением в 1919г., когда под воздействием первоначально пролетарского великого исторического движения была предпринята попытка форсировать историю революционного движения».

«Коммунистическое Пробуждение» поддерживало позицию Р. Люксембург, выступившей против создания Коммунистического Интернационала, и сожалело, что делегат Первого Конгресса Коминтерна от КПГ Эберлейн не проголосовал против его создания. Согласно «Коммунистическому пробуждению», результатом провозглашения Коммунистического Интернационала стало «формальное единство» вместо «реального». Это «имело фатальные последствия для развития подлинной всемирной коммунистической партии и уничтожило всякую возможность возрождения Коммунистического Интернационала».

«Коммунистическое Пробуждение» доказывало, что причиной этого была исключительная роль России в Интернационале. Оно все еще оценивало русскую революцию как «грандиозную», особенно в период военного коммунизма, но видело начало ее упадка во введении нэпа в 1921г. Оно критиковало идеализацию нэпа «перронистами», которые все еще поддерживали позицию Ленина в этом вопросе. Нэп был для «Коммунистического Пробуждения» «первым идеологическим проявлением класса или нескольких социальных слоев, не принадлежащих к рабочему классу». На вопрос о том, каков именно был этот «класс» или «социальные слои», группа Паппаларди не давала ответа. Она утверждала в 1927г., что перерождение русского государства – совершившийся факт, и что из-за «бюрократизации государственной машины» диктатура пролетариата более не существует:

«Бюрократизация государственной машины, полное отделение государства от рабочего класса, непролетарские идеологические проявления в аппарате – все это означает, что диктатура пролетариата перестала быть реальностью в стране величайшей революции рабочего класса».

За вопросом о «перерождении» скрывалась на самом деле проблема государства, «которая не нашла полного и окончательного решения в русской революции». Позднее мы увидим, что этот вопрос был одной из главных тем в теоретических дискуссиях внутри Итальянской Левой.

Провозглашая «невозможность вернуться в прошлое, к позициям, которые уже были преодолены», «группы коммунистического авангарда» в вышедшем в январе 1928г. №2 своего издания все еще сохраняли приверженность традиции Бордиги. Они даже характеризовали себя как самых верных продолжателей «великого вождя итальянского коммунизма» против «т.н. бордигистов или перронистов, которые отделились от нашей группы в июле 1927г.».

Они верили, что бордигистская «чистота» означает отрицание «теоретической области ленинизма, т.е. неоленинизма».  Это было иллюзией с их стороны, поскольку Бордига всегда провозглашал себя в качестве самого верного последователя Ленина, даже когда находился в оппозиции против политики Коминтерна.

Вот почему вскоре «Коммунистическое Пробуждение» перешло к критике самого Бордиги, обвиняя его в стремлении любой ценой остаться в Коминтерне, «с целью сохранить контакт с массами», что имело следствием поддержку Бордигой «тактической линии компромисса», которую отстаивал Ленин. «Коммунистическое Пробуждение» упрекало Бордигу за то,  что он пренебрегал фракционной работой и не создал фракцию:

«Два года назад… мы сказали товарищу Бордиге, что необходимо открыто создать фракцию, потому что, как мы сказали, большевизация уже совершила дело социал-демократизации Коминтерна, и мы не видим никакой возможности организовать, если мы будем придерживаться дисциплины, открытое сопротивление среди рядовых членов Коминтерна…».

Отношение «Коммунистического Пробуждения» к возглавляемой Троцким левой оппозиции было намного яснее. Паппаларди считал троцкистскую оппозицию продолжателями «ленинизма» и безоговорочными защитниками русского «рабочего государства»:

«Мы не попали под идеологическое влияние Троцкого. Мы не отрицаем прошлых революционных заслуг этого товарища…но даже против него и его последователей…мы настаиваем, что изображать в качестве рабочей демократии трагическую карикатуру на пролетарскую демократию при правительстве сталинистов – это оппортунистическая тактика». 

Отрицая «троцкистское наследие» и критикуя «товарища Бордигу», могли ли «группы коммунистического авангарда» сблизиться с позициями Корша, в марте 1926г. начавшего издавать «Коммунистическую политику»? 2 текста Корша были опубликованы в «Коммунистическом пробуждении»: «10 лет классовой борьбы в Советской России» (№1) и «Марксистская Левая в Германии» (№4). Это, однако, не привело к общности взглядов между двумя организациями: «Нет нужды говорить, что публикация нами текстов Корша не предполагает ни нашего органического слияния с его группой, ни подчинения нашей бескомпромиссно левой линии коршевским директивам в области идеологии и действия, тяготеющим к опасному эклектизму». «Пробуждение» даже опубликовало предостережение в адрес немецкой группы: «Этот эклектизм может сбить наших немецких товарищей с подлинно революционной линии и направить их назад к устаревшему максимализму».

Паппаларди, написавший критическую статью о «коршизме», обвинял «Коммунистическую политику» в том, что она ставит под вопрос пролетарский характер русской революции. Он доказывал, что «буржуазная контрреволюция в новой России началась в то же самое время, что и пролетарская революция», но отрицать существование пролетарской революции означает одновременно отрицать существование контрреволюции в России, потому что «очевидно, что если вы отвергаете пролетарский характер Октябрьской революции, вы также отвергаете ее зависимость от мирового кризиса капитализма».

Но прежде всего «Пробуждение» критиковало Корша за то, что он был интеллигентом и в 1926г. пошел на компромисс с Масловым и Рут Фишер, за то, что он повел пошедших за ним рабочих в пустоту, что кончилось быстрым исчезновением его группы и вхождением разных ее частей либо в «Ленинский союз», либо в социал-демократию. Последний номер «Коммунистического Пробуждения» (февраль 1929г.) призывал Корша вернуться к своим любимым философским исследованиям.

На самом деле, из-за своего рабочизма и презрения к политическим дискуссиям, группа «Коммунистическое Пробуждение» стремительно самоизолировалась в революционной среде, в то время, когда «перронисты» создали Левую Фракцию КПИ (см. ниже) и оппозиционные группы развивались во всей Франции. «Мы не боялись и не боимся временной изоляции от пролетарских масс», - утверждало «Пробуждение». Отделяя себя от сектантства, орган «групп коммунистического авангарда» определял себя как секту.

Идеологически эти группы были абсолютно изолированными. Они были единственными во Франции, кто призывал рабочих выйти из Коммунистического Интернационала, а не бороться внутри него или вне него за победу в нем левых фракций («Вон из Московского Интернационала!»).

В то время они были единственными, кто отказался от лозунга «защиты СССР», считая этот лозунг «формулой Священного Союза в России». В конце 1928г. «Пробуждение» занимало в этом вопросе практически те же позиции, что и КРПГ:

«…пролетарская диктатура, вместо того, чтобы отмереть в марксистском смысле, была постепенно уничтожена чудовищным аппаратом, внутри которого выросла каста с идеологией новой буржуазии. И все это без Термидора, без повторения событий исторического прошлого».

«Прометей», в своем двенадцатом номере, резко критиковал позицию «Пробуждения». «Прометей» писал, что термин «каста» не является марксистским, и подчеркивал противоречия в теории, которая одновременно утверждает, что русское правительство не является «чисто капиталистическим правительством» и в то же время, что оно – «буржуазное правительство». Определив пролетарскую природу русского государства «на основе социализации», «Прометей» начал дискуссию, в которой он предложил участвовать и активистам «Пробуждения».[2]

Открытое отношение «Прометея», равно как и его верность тезисам Ленина и бордигистской традиции в русском вопросе, привели к отколу от «Пробуждения» нескольких активистов, включая Пьеро Корради. Эти активисты вернулись во Фракцию Итальянской Левой. Эти товарищи, хотя и воспитанные Паппаларди, считали себя «ленинистами», и не видели смысла работать в группе, которая отказывалась формировать Фракцию. Конгресс в Пантене в феврале 1928г., на котором была провозглашена Левая Фракция КПИ, покончил с их колебаниями, как вспоминал об этом 50 лет спустя Пьеро Корради. С этого времени, идеологически и организационно единственной Итальянской Левой была группа вокруг «Прометея».

Но тенденция Паппаларди не исчезла после этого раскола. Она даже испытала приток новых активистов, среди которых был Андре Прудомо, владелец книжного магазина в доме №67 по улице Бельвилль. Эти  новые активисты придали группе менее «итальянский характер», но занимали более двусмысленные позиции по отношению к анархизму.

В августе 1929г. появился первый номер «Рабочего Коммуниста», определявшего себя как орган «коммунистических рабочих групп». Штаб-квартира издания находилась в книжном магазине Прудомо в Париже.[3]

Термин «коммунистические рабочие» означал ссылку на традицию КРПГ. «Рабочий Коммунист» не рассматривал себя в качестве части традиции Итальянской Левой: эту традицию он считал традицией более низкого уровня по сравнению с традицией Германской Левой.

«Мы участвовали в революционном движении, менее совершенном, чем наши немецкие товарищи… Для нас, укорененных в бордигистской традиции, потребовало много усилий вырвать из нашего мышления систему предрассудков, скрывавших от нас реальность, реальность, извлеченную непосредственно из опыта нашими немецкими товарищами» (Статья «Завоевать или разрушить профсоюзы?» в «Р.К.», №2-3, октябрь 1929г.).

В то время, как в своем втором номере (январь 1928г.) «Коммунистическое Пробуждение» все еще критиковало «элементы, подобные Паннекуку в Голландии и Панкхерст в Англии» за создание Четвертого Интернационала, «этой абсурдной смеси разношерстных элементов», «Рабочий Коммунист» совершил акт покаяния и оценивал себя как «запоздалую ветвь подлинно марксистской левой, представителями которой в 1919г. были в Англии Панкхерст, а в Голландии – трибунисты Гортер и Паннекук» («Р.К.», №1).

Группа Паппаларди напечатала по частям в своей газете памфлет Гортера «Ответ товарищу Ленину», в котором в конденсированном виде излагались позиции Германской Левой. Эта публикация подчеркивала антиленинистскую ориентацию «коммунистических рабочих групп»:

«Гортер был прав, а Ленин ошибался. Ленинская линия привела к тягчайшим поражениям, к созданию массовых партий, ставших оплотом оппортунизма и контрреволюции в рабочем классе" («Р.К.», №1).

Были установлены контакты с голландскими и немецкими товарищами из «Группы интернациональных коммунистов» (ГИК), а также с ВРСГ и КРПГ. Данные контакты не увенчались слиянием в одну организацию. Эти группы весьма осторожно относились к самому принципу подобного слияния и предпочитали взаимное сотрудничество и обмен материалами в своей «коммунистической рабочей прессе».

КРПГшная «антиленинистская» тенденция не осталась изолированной интернационально: группы, защищающие те же программные позиции, были созданы в 1930г. в Австрии и Дании (“Mod Stromen”).  Но основа у всех у них оставалась хрупкой: немногочисленные и изолированные от рабочего класса, в котором доминировали социал-демократическая и сталинистская идеологии, они не были ни однородными, ни объединенными в единую интернациональную организационную общность – подобное объединение они считали преждевременным или бесполезным с тех пор, как обожгли пальцы с попыткой создания Коммунистического Рабочего Интернационала в 1922г.

Несмотря на свою ограниченность пределами Франции и немногочисленность (15 – 20 активистов), «коммунистическая рабочая» организация сделала более известными позиции Германской Левой – позиции, на которых традиционно стояло клеймо «инфантилизма» и «экстремизма».

Сотрудничество Мясникова и «Русской рабочей группы» в «Рабочем Коммунисте» подтвердило антиленинистскую ориентацию этого последнего. Старый рабочий – большевик,[1] Мясников находился в оппозиции Ленину с 1921г. по вопросам о нэпе и «рабочей демократии» в РКП(б) и Советах. Он призывал к широчайшей свободе критики и организации в последних. Он критиковал тактику единого фронта как «тактику сотрудничества с отъявленными врагами рабочего класса, подавившими революционное движение пролетариата с оружием в руках» и как тактику, «находящуюся в открытом противоречии с опытом русской революции». Он также критиковал любые запреты на стачки в России и требовал, чтобы «пролетариат мог реально участвовать в управлении экономикой» посредством профсоюзов и фабзавкомов. Считая, что Советская Россия и РКП(б) все еще сохраняют пролетарский характер, группа Мясникова создала «рабочую группу» большевистской партии, «на основе программы и устава РКП(б), с целью осуществления решительного давления на руководящую группу самой партии».[2]

Мясников был исключен из партии в 1922г. Вскоре после этого Манифест его группы был переведен на немецкий язык КРПГ, которая добавила к нему свои критические комментарии о профсоюзах и о пролетарском характере РКП(б). Мясников был арестован в 1923г., подвергнут пыткам и сослан в Армению, откуда в 1928г. он сумел бежать через Иран в Турцию. После энергичной компании, Корш и «Рабочий Коммунист» добились, чтобы в начале 1930г. Мясникову был разрешен въезд во Францию. В это время он более или менее придерживался позиций КРПГ и отвергал усилия Троцкого по созданию международной левой оппозиции как обреченные на неудачу либо на то, чтобы сыграть на руку буржуазии.[3]

Опыт Русской Левой, неленинистской и находящейся в оппозиции к Троцкому, критически относившейся к опыту русской революции, привел «Рабочий Коммунист» к энергичной защите тезисов Германской Левой, которая первой начала критику РКП(б) и Коминтерна. Сходство взглядов «РК» и КРПГ существовало по пяти вопросам:

1). Парламентский вопрос. В отличие от Бордиги, который считал антипарламентаризм вопросом тактики, «РК» считал его делом принципа и отстаивал бойкот  парламента. Тем не менее, в отличие от КРПГ, он отделял себя от синдикалистского антипарламентаризма, «который не имеет ничего общего с радикальными тенденциями марксистского и коммунистического антипарламентаризма».

2). Национальный вопрос. В этом вопросе, даже более отчетливо, чем Голландская Левая, которая занимала нерешительную позицию, утверждалось, что невозможно поддерживать национальные движения, которые «могут служить только предлогом для развязывания международных конфликтов и даже устраиваются искусственно с целью развязать войну». Приняв тезисы Розы Люксембург, «РК» отверг позицию Ленина, согласно которой «пролетариат даже может считаться поборником национальной защиты, потому что это – единственный класс, который борется до конца, особенно против всякого национального угнетения».

На самом деле, статья «Империализм и национальный вопрос», появившаяся в №2-3 «Рабочего Коммуниста» настаивала: «Пролетариат развивает свою борьбу, делает свою революцию как класс, а не как нация. Сразу после победы пролетариата в нескольких странах, государственные границы должны исчезнуть».

Не может быть «прогрессивной национальной буржуазии» в колониальных и полуколониальных странах, потому что в этих регионах буржуазия «по своей сущности и по своей структуре является созданием империализма» («РК», №9-10, март 1930г.). Вот почему не может быть даже тактической защиты лозунга о «праве наций на самоопределение», как в 1917г., когда за этим лозунгом скрывались интересы национальных буржуазий: «Катастрофический опыт показывает, что когда пролетариат «защищает свою страну», свою «угнетенную нацию» – это имеет только один результат – усиление его собственной буржуазии». Поэтому «РК» отверг троцкистский лозунг о «Соединенных Штатах Европы» как являющийся частью той же националистической линии: «Марксисты – коммунисты не хотят строить Соединенные штаты Европы или мира, их целью является Всемирная республика рабочих Советов» («РК», №2-3).

3). Вопрос о профсоюзах. Здесь «коммунистические рабочие группы» приняли позицию КРПГ, т.е. отказ от всякой деятельности в профсоюзах с целью «завоевать» их и отказ от всякой попытки создавать новые профсоюзы, даже революционные:

«Профсоюзы не могут быть завоеваны для революции; революционные профсоюзы не могут быть созданы» («РК», №1).

Основываясь на немецком опыте, где профсоюзы были на стороне Носке, группа Паппаларди призвала к разрушению профсоюзов. Это означало не просто разрушение отдельных профсоюзов, но разрушение самой профсоюзной формы, которая изжила себя «из-за модификаций, которые исторический процесс внес в формы классовой борьбы» («РК», №1). Пролетарская борьба не может осуществляться посредством профсоюзов, потому что исторический процесс «превратил эти бывшие органы классовой борьбы в покорные орудия в руках капитализма».

Означало ли это, что «Рабочий Коммунист» отрицал всякое вмешательство в классовую борьбу? Нет, потому что «участие во всех видах частичной борьбы пролетариата является бесспорной необходимостью». Существование постоянных органов борьбы стало невозможно: «Создание постоянных организаций, основанных на низших формах классового сознания и классовой борьбы, более не имеет смысла в эпоху, когда революция может начаться в любой момент» («Завоевать или разрушить профсоюзы?» в «РК», №4-5). В действительности это был весьма спонтанеистский подход, рассматривавший революцию как постоянную возможность. Борьба найдет свои спонтанные органы в «фабричных комитетах», которые не будут постоянными организациями. «РК» критиковал германский ВРС за превращение фабричных комитетов в «формы, заменившие классические профсоюзы». Для «РК», экономическая борьба может быть только борьбой, связанной с борьбой за власть. Формой пролетарской власти были рабочие Советы.

4). Партия и Советы. Отказавшись от «бордигизма», активисты «коммунистической рабочей левой» были все более склонны считать партийный вопрос вторичным, отказываясь изучать конкретные условия возникновения партии:

«мы не спешим создать новую партию, расширить нашу организационную базу… наша цель – создание подлинно революционной партии и, чтобы достичь этой цели, мы готовы длительное время быть сектой» («Выйти из болота!» в «РК», №1, август 1929г.).

В виде реакции на позицию Бордиги, который утверждал, что сознание может существовать только в партии, и что партия должна повести за собой класс с целью установить свою собственную диктатуру, диктатуру Коммунистической Партии, после захвата власти, «РК» выдвинул люксембургистскую позицию:

«Роль партии – это не роль вечного господства, ее роль – роль воспитания, содействия достижению рабочим классом зрелости его политического сознания» («Недавний прогресс материалистической диалектики у Троцкого и его эпигонов» в «РК», №1).

Здесь нужно указать, что на деле воспитательная роль, приписанная партии, сводила ее функции к функциям маленького исследовательского кружка, а не органа борьбы, развивающего политическое сознание рабочих. «РК» считал, что это сознание является стихийным – партия просто накладывается на него.

В действительности, здесь развивалась «советистская» концепция, ставившая советы на место партии. «Рабочий Коммунист» избегал слова «партия», предпочитая ему словосочетание «пролетарские элиты», «чья роль все более и более будет поглощаться массами, по мере того, как мы будем продвигаться к победе» («О роли пролетарских элит в классовой революции» в «РК», №7-8).

5). Россия и государство. Признавая, что русская революция была пролетарской, «Рабочий Коммунист», как и «Коммунистическое Пробуждение» видел происхождение контрреволюции в нэпе и в подавлении Кронштадта в 1921г.:

«Основы нынешнего вырождения восходят к нэпу, к компромиссу между пролетарскими и буржуазными элементами русской революции, что создало пропасть между русской революцией и революцией на западе, что создало экономическую основу для обуржуазивания пролетарского аппарата, функционеров, служащих и т.д.».

Таким образом, природа пролетарского государства превратилась в свою противоположность. Посредством государственного капитализма бюрократия, которую «РК» все еще называл кастой, превратилась в буржуазный класс:

«Существует объективная основа для превращения этой касты в класс. Этой объективной основой является государственный капитализм… и его отношения со свободным рынком, созданные нэпом» («РК», №1).

В действительности, существовало 2 тесно связанных фактора, обусловивших этот процесс: внешний фактор (отсутствие революции на Западе, что оставило Советскую Россию изолированной) и внутренний фактор (государственный капитализм), оба эти фактора действовали вместе, открывая дорогу контрреволюции. В своем анализе «РК» не отделял два эти фактора друг от друга. Но он считал второй фактор более опасным, т.к. большевистская партия осталась во главе государства и не поддержала кронштадтских повстанцев:

«В 1921г. для русских коммунистов был возможен выбор одного из двух путей: либо отчаянная и героическая борьба против внутренних и внешних сил реакции и, «очень возможно», поражение и смерть в борьбе, либо компромисс с буржуазными силами, отказ от революционной позиции без всякого сопротивления, мягкое поглощение коммунистических сил новыми буржуазными отношениями производства, введенными нэпом».

«Рабочий Коммунист» извлек 2 фундаментальных урока из русского опыта:

«Пролетарская диктатура… не может ни развивать социализм, ни сохранять саму себя, если она не развивает пролетарскую революцию на международной арене. Это особенно верно для неразвитых в промышленном отношении стран».

Другой урок состоял в том, что диктатура пролетариата – это «диктатура советов», а не «диктатура партии», она представляет собой «антигосударственную организацию сознательного пролетариата». («РК», №12, октябрь 1930г., на итальянском языке).

Далее мы увидим, что все эти тезисы обсуждались во Фракции Итальянской Левой, часто с теми же заключениями. Но существовало фундаментальное различие между двумя ветвями Итальянской Левой: одна из них рассматривала свою работу в долгосрочной перспективе, работу с помощью организации, участвующей в классовой борьбе; она проводила свою теоретическую работу внутри подобной организации и систематическим образом. Другая ветвь не понимала важности развития политической организации, считала этой второстепенной задачей и полагала, что сознание кризиса может развиться во всякое время, и революция возможна в любой момент. Она развивала свои теоретические позиции менее глубоким образом, полагаясь на интуицию и опираясь на теоретический вклад Германской Левой. Отсутствие революции, которую она ожидала в результате кризиса 1929г., и растущее влияние анархистских позиций, отстаиваемых Прудомо и его женой, привели к роспуску группы в конце 1931г. Прудомо и его жена ушли еще до этого – «Рабочий Коммунист» в свой статье на итальянском языке приветствовал их уход как уход «интеллигентной мелкой буржуазии», искавшей привилегий и славы и «желавшей въехать в мировую историю на горбу рабочего класса» («Прудомо и его жена бегут с поля боя – тем лучше!» в «РК», №13, январь 1931г.).

Этот раскол, который на самом деле не был расколом, повлек тяжелые финансовые последствия для газеты. Прудомо был очень богат и владел книжным магазином, являвшимся центром работы организации. Издание скоро прекратилось. «Спартак», который начали издавать супруги Прудомо вместе с Дотри, постигла та же участь в следующем году. Группа Паппаларди распалась: сам он тяжело заболел и до своей смерти в 1940г. не занимался активной политической деятельностью. «Спартак» и выходившая в 1932г. «Международная рабочая корреспонденция» имели только эфемерное существование. Они были изданиями супругов Прудомо вместе с Дотри, интересовавшихся сперва «советистскими», а затем анархистскими идеями, но не политическим органом революционной организации.[4]

На самом деле, смерть «Рабочего Коммуниста» была результатом политических, а не случайных факторов. Хотя он проделал долгий путь и со значительной смелостью поставил под вопрос схемы прошлого, он не достиг политической и организационной последовательности. Он был скорее федерацией исследовательских групп, а не реальной политической организацией, обладающей программой и оценкой настоящего ради подготовки будущего. Хотя он признавал необходимость партии, он двигался в сторону итальянских анархистов[5] из «Анархистской борьбы», призывая к созданию анархизма, «обновленного с ног до головы, превзошедшего самого себя и свои традиционные антагонизмы» («РК», №11, сентябрь 1930г.). Благодаря своему рабочизму, он изолировал себя от политической среды, хотя уже был изолирован от рабочей среды. Изоляция Германской Левой, ее кризис в конце 1920-хгодов, ее слабость на организационном уровне, трудности в поддержании интернациональных контактов не позволили ему продержаться длительное время.[6]