Мы получили от читателя из Татарстана длинный текст, целью которого является критика наших «Платформы» и «Манифеста», распространяемых в России в виде брошюры. Текст озаглавлен «Еще раз о «чистом» марксизме» и имеет важное значение, поскольку одна из самых больших трудностей, с которыми сталкивается российский пролетариат и его политические меньшинства, - это то, что в течение десятилетий, последовавших за сталинской контрреволюцией 1920-х годов, они были полностью изолированы от размышлений и борьбы пролетариев остального мира, в частности, западных промышленно развитых стран. Всякое усилие возобновить эти прерванные связи следует приветствовать, и тот факт, что текст составлен в форме полемики против наших позиций и позиций левых коммунистов в целом, не должен ни пугать, не обескураживать нас, наоборот.
Не претендуя на исчерпывающий ответ на множество критических аргументов, содержащихся в этом тексте, мы постараемся выделить несколько основных пунктов, которые заслуживают особого внимания. Мы также попытаемся определить, вносят ли аргументы, содержащиеся в письме А.Г., позитивный вклад в борьбу российского и даже мирового пролетариата.
Первый пункт, который необходимо прояснить, это понятие «чистого марксизма», которое выдвигает А.Г. с целью, очевидно, противопоставить его тому марксизму, который, по его мнению, является более "прагматичным", более способным дать ответы на вопросы, стоящие перед российскими рабочими. На самом деле А.Г. включает в понятие «чистого марксизма» три тенденции, радикально отличные друг от друга и на самом деле противоположные. «Среди «чистых» марксистов одни говорят о контрреволюции после Октября. Другие – о «перерождении рабочего государства». Третьи не считают Октябрьскую революцию ни пролетарской, ни социалистической». Действительно, эти три течения сформировались вокруг политических идей различных тенденций в рабочем движении, которые пытались осмыслить перерождение величайшего в истории эксперимента мирового пролетариата – русской революции 1917 года. Однако их пути значительно отличались:
Для левых коммунистов, в частности, итальянских, являющихся прямыми предшественниками ИКТ, «задачей момента» в 1930-е гг. было прежде всего «не предавать», поддерживать принципы, без которых никакая пролетарская революция никогда не будет возможной, а также изучать уроки, завещанные самым великим пролетарским экспериментом в истории, как победы, так и поражения. Это были малочисленные группы, не оказавшие никакого влияния на ход событий в этот черный период контрреволюции. Но они пребывали в убеждении, что одним из условий победы грядущей революции является усвоение рабочими всего мира вечно живых уроков, завещанных их российскими братьями по классу. И мы убеждены, что они были правы.
Так что говорить о «чистых марксистах» не имеет никакого смысла. Целью нашей «Платформы» (раскритикованной А.Г.) является вовсе не «восстановить» «чистый» марксизм, а напротив, выразить в очень сжатой форме уроки для будущего, которые марксисты смогли извлечь из всей истории рабочего класса.[2] «Какова природа СССР?» и «какие уроки можно извлечь из опыта СССР?» – вот два ключевых вопроса, на которые левые коммунисты, и наша «Платформа» в частности, пытаются дать ответы.
А.Г. не согласен с нашим однозначным осуждением СССР, по его мнению, это одно из заблуждений «чистых марксистов». Так что начать следует с того, как сам А.Г. представляет природу СССР, а это нелегко. А.Г., похоже, считает, что СССР являлся «государственным капитализмом»: «Каков исторический классовый характер государственного капитализма, зачастую называемого «сталинизмом»? Если считать государственный капитализм в СССР продуктом развития самого капитализма, апогеем капитализма, возникают новые вопросы. Либо нужно рассматривать бюрократию как класс, следующий за буржуазией (что делают некоторые авторы), либо в это так или иначе замешана мелкая буржуазия?» Фактически для А.Г. сталинизм представляет мелкую буржуазию, государственных чиновников и тех, кого он называет «теоретиками» и «экспертами»: «Даже «сталинизм» (мелкобуржуазный этап в понимании социализма-коммунизма) оставался опасным для капитализма, ибо у него сохранялись общие концепции о роли авангарда пролетариата, отмены частной собственности на средства производства» (подчеркнуто нами). По мнению А.Г., когда мы обличаем буржуазный характер СССР, «замалчивается роль мелкой буржуазии, при этом усиливаются проклятия в адрес «сталинизма», «маоизма» и др. То есть «сталинизм» кажется лишенным своей классовой основы, чем-то внеисторическим. Тем не менее, мелкая буржуазия (особенно чиновники и другие мастера писанины), присоединившаяся к революции, имела возможность отстаивать некоторые из своих интересов как союзница пролетариата».
Вот это смесь! СССР был капиталистическим, но без буржуазии! Буржуазия испарилась, любезно уступив место «сталинской мелкой буржуазии». Но тогда кто и в чьих интересах эксплуатировал рабочий класс?
А.Г. видит лишь два возможных определения правящего класса в СССР: либо новым правящим классом является бюрократия, [3] либо мелкая буржуазия. Но он, очевидно, не понял, что существует еще одно определение: класс, который руководил государством в СССР, тот же самый, что господствует в любом капиталистическом обществе – буржуазия.
Обеспеченные функционеры, генералы со своими дачами на берегу Черного моря, привилегированными поликлиниками, спецмагазинами, где было все, в то время как остальные повсюду пустовали, с оборонными заказами, гигантским научным аппаратом, работавшим на гонку вооружения с противостоящим американским империализмом, с контролем над СМИ и вездесущей тайной полицией: на что это все похоже, если не на класс буржуазии во главе своего капиталистического государства?
Откуда брались деньги на оплату хороших квартир, дач, привилегированных школ, больниц, лимузинов для высокопоставленных чиновников, на армию, на репрессивный аппарат? Это была всего лишь прибавочная стоимость, извлеченная из труда рабочих, точно таким же образом, как это происходило и происходит на Западе и в сегодняшней России.
Впрочем, сами российские рабочие не ошибались на этот счет и гораздо лучше А.Г. понимали истинную природу СССР, когда следующим образом смеялись над официальной пропагандой: «Капитализм – это эксплуатация человека человеком, социализм – наоборот».
«Чему же государственный капитализм в СССР может научить теоретиков? Есть ли в нем хоть крошки позитивного опыта? – спрашивает нас А.Г. – Ответ – «да», ибо все продолжали признавать цели Октябрьской революции». Несомненно, верно то, что некоторые рабочие продолжали верить в «цели Октябрьской революции». Но государственный капитализм – который, как уверяет нас А.Г., господствовал в СССР – не мог осуществить эти цели. Буржуазия из «номенклатуры» превратила цели Октябрьской революции в ложь. Пролетарский интернационализм является первым и основным принципом марксизма, который уже в 1848 году провозгласил, что «пролетарии не имеют отечества» и предложил неизменный лозунг рабочего движения «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Но в СССР пролетарский интернационализм служил оправданием кровавому подавлению немецких рабочих в 1953 году, венгерских рабочих в 1956-м, вторжению в Чехословакию в 1968-м.
«Диктатура пролетариата» в СССР, которая для Ленина и его соратников означала власть рабочего класса с целью трансформации общества на пути к коммунизму, стала диктатурой буржуазии над российским пролетариатом. Хуже того, эта буржуазная диктатура осуществлялась от имени рабочего класса, и каждое новое наступление на условия жизни рабочих самым циничным образом представлялось как сделанное исключительно во имя интересов рабочего класса, так что российские рабочие в шутку спрашивали: «Мы уже пришли к реальному коммунизму, или опять будет хуже?»
А.Г. до определенной степени сам признает это прикрытие принципами рабочего движения, когда говорит о «сознательности» с целью критики сделанного нами упора на важность пролетарской сознательности в борьбе рабочего класса за повседневную защиту своих прав и за революцию: «Слово «сознательность» приобрело специфическое значение, подобное заклинанию, гипнозу. В СССР мастер мог увещевать рабочего (особенно молодого), говоря: «Ты же сознательный. Забудь о своих возражениях и делай, как я сказал». Обвинение в «несознательности» было оскорблением для рабочих». Именно так. Сознательность пролетарского класса в особенности является историческим сознанием – сознанием того, что рабочие составляют особый общественный класс со своими собственными интересами, отличными от интересов других классов и, главное, полностью противоположными интересам класса буржуазии. В своей наивысшей форме, которая нашла выражение в Октябрьской революции, это - осознание себя как составной части мирового класса, который несет в себе возможность строительства нового общества, общества без классов, без границ, без наций, без наемного рабства: одним словом, коммунизма. При сталинизме даже само понятие классовой сознательности стало ложью, средством для хозяев (сталинской буржуазии) оказывать давление на рабочих, вызвать у них чувство вины, чтобы еще более ускорить темпы работы и, таким образом, извлечь еще больше прибавочной стоимости из российских рабочих.[4] Поскольку А.Г. не удается понять, какова была природа СССР, и он стремится найти в нем что-то «позитивное», он делает вывод, что понятие «классовое сознание» – не что иное, как религиозный миф, и все решается в плане «экономического механизма». Он даже полагает, что решение проблем можно было обнаружить и в СССР: «В 60-80-е гг. по инициативе рабочих и технических специалистов проводились сотни экспериментов по «улучшению» экономического механизма. Эти эксперименты подсказали, как решить проблемы власти трудящихся без представительной системы» (то есть без власти рабочих, выраженной в советах). У А.Г. немало иллюзий: в те же годы в развитых странах (в частности, в Японии и Швеции) капиталисты пытались увеличить производительность, более тесно вовлекая рабочих в организацию процесса труда; на заводе каждый рабочий в своем цеху мог высказать собственную точку зрения на организацию труда, предложить внести изменения для увеличения производительности и т. д. Однако все это не являлось ни малейшим шагом к социализму.
А.Г. особенно шокировало наше осуждение того, что буржуазии СССР угодно было назвать «Великой Отечественной войной» 1939-1945 гг.: «Что это за интернационализм, который запрещает народам защищаться от разбойников, гордиться победой над фашизмом? – спрашивает он. – Почему в таком случае борьба за национальное освобождение не может носить антиимпериалистический характер, если речь идет о самом выживании народа, пролетариата? Безапелляционность некоторых марксистов доходит до абсурда. В их устах интернационализм принимает крайние формы, непонятные для пролетариата». Можно лишь ответить А.Г., что он сам стал жертвой «сознательности», которую буржуазия СССР в течение стольких лет стремилась навязать рабочим. Нетрудно понять, что для сегодняшних российских пролетариев, чьи отцы и деды столько выстрадали от чудовищной бойни, к которой привело нацистское вторжение, вся война 1939-1945 гг. может казаться «справедливой», и ее следует поддерживать. Однако в основе этой идеи также лежит ложь. Война 1939-1945 гг. началась для СССР не с агрессии нацистской Германии в 1941 году. Она началась с захватом Польши Германией и СССР в соответствии с «пактом о ненападении», подписанным сталинской и нацистской буржуазией. За месяцы, которые предшествовали операции «Барбаросса»,[5], произошли аннексия стран Балтии и вторжение СССР в Финляндию. А за победой «союзников» в 1945 году последовала оккупация всей Восточной Европы Красной армией и установление там сталинистского господства, которое продлилось вплоть до распада Варшавского договора (официально расторгнутого в 1991 году). А.Г. считает, что позиции интернационалистов являются «крайними» и «непонятными для пролетариата». Ему следовало бы спросить у немецких, польских, венгерских, чешских рабочих, что они думают о «национальном освобождении», которое принесла им так называемая «Красная» армия. Готовы поспорить, что именно позицию А.Г. они сочтут «непонятной».
А.Г. пишет и о многом другом, в частности, о «самоуправлении», где его точка зрения, кажется, близка к анархистской. Однако дискуссия об этом представляется нам не столь важной. Следует начать с понимания того, что СССР был буржуазным государством, чья международная политика и участие во второй мировой войне являлись не чем иным, как империалистической политикой, свойственной всем буржуазным государствам. Это возможно лишь с точки зрения международного пролетариата. Рабочие в России оставили пролетариату неоценимый опыт Октябрьской революции 1917 года; однако опыт сталинского СССР – этой контрреволюции, подавившей в крови революцию Октябрьскую – не является его составной частью. Возможно, горько выслушивать подобную истину, но тем не менее это истина. И как говорила великая немецкая революционерка Роза Люксембург: «Только истина является революционной».
ИКТ
[1] Прямо противоположное происходит при буржуазной революции: буржуазия смогла постепенно сформировать свое экономическое господство в рамках феодального общества. Ее политическая революция придала импульс и завершила ту революцию, которая уже происходила в плане общественных отношений и экономики.
[2] А.Г. критикует очень «общий» характер «Платформы» и выступает за «конкретные» формулировки. Это означает непонимание того, чем вообще является платформа, которая по самой своей природы может носить только очень общий характер.
[3] Что подразумевает некое новое общественное устройство, пришедшее на смену капиталистическому и, следовательно, способное развивать производительные силы на более высоком уровне, чем капитализм. Действительно, существуют авторы, в частности, из тенденции Касториадиса, которые выдвигают подобную идею. Но распад СССР по причине его неспособности конкурировать со своим американским соперником на деле показал, что это не так.
[4] Примером этой гротескной и ужасной пародии на сознательность рабочих стало «стахановское движение», придуманное в 1930-е гг. «В ночь с 30 на 31 августа 1935 года рабочий Алексей Стаханов добыл 105 тонн угля за 6 часов работы на шахте Ирмино в Донецком угольном бассейне. Норма тогда составляла 7 тонн. Сталинская пропаганда побуждала советских людей следовать его примеру. Портреты образцового рабочего развешивались на всех предприятиях страны, и была разработана система награждений, чтобы стимулировать трудящихся» (см.: https://www.linternaute.com/histoire).
[5] Германия вторглась в СССР 22 июня 1941 года.