До 1870г. итальянское рабочее движение оставалось очень слабым. В это время в стране насчитывалось не больше 9 тыс. промышленных предприятий и 400 тыс. наемных рабочих. В 1871г. Энгельс, назначенный Международным Товариществом Рабочих секретарем по итальянским делам, подсчитал, что в итальянской секции Первого Интернационала, которая называлась «Федерация рабочих», имеется не больше 750 человек. На следующий год раскол между Мадзини и социалистами еще больше ослабил рабочую партию. Развитие анархизма, характерное для отсталых стран, и роспуск правительством итальянской секции МТР в 1874г. почти свели пролетарское социалистическое движение на нет. Бакунисты доминировали в локальных восстаниях в Романье в 1874г. и в Беневентино в 1877г.

Организованное социалистическое движение возрождается только в 1881г., когда по инициативе Андреа Косты была создана Революционная социалистическая партия Романьи. Ее программа основывалась на революционном марксизме: 

«Революционная социалистическая партия Романьи является и может быть только революционной партией. Революция – это прежде всего насильственное физическое восстание масс против всех препятствий, которые существующие институты воздвигли на пути утверждения и осуществления народной воли.

Вот почему революция – это в первую очередь временная диктатура трудящихся классов, т.е. концентрация всей социальной (экономической, политической и военной) силы в руках восставших рабочих с целью разрушения всех преград, которые старый строй воздвиг против установления нового; с целью  защиты, возбуждения, пропаганды революции; с целью осуществления экспроприации частных лиц и установления коллективной собственности и общественной организации труда».[1]

Через год РСПР объединилась с «Рабочей партией», возникшей в Милане вокруг Турати. Эта последняя была «рабочистской» партией, которая принимала в свои ряды только наемных рабочих; враждебная всем программам и всем идеологиям, она отказывалась участвовать в выборах. В числе ее членов были типографский рабочий Ладзари и теоретик Бенедетто Кроче. Не было деления между партий и примыкавшими к ней профсоюзами, такими, как «дети труда» (“figli del lavoro”). Тем не менее, партия была непримиримо интернационалистской; во время войны в Эфиопии Коста провозгласил «ни человека, ни копейки на авантюры в Африке». В 1886г. Кафиеро перевел на итальянский язык «Капитал» и, несмотря на роспуск партии, продолжало издаваться «Итальянское обозрение социализма». В 1889г. был издан перевод «Коммунистического манифеста», и с 1891г. выходила «Социальная критика».

Рост численности пролетариата и развитие классовой борьбы сельскохозяйственных рабочих привели к созданию первых профцентров («палаты труда») и к основанию в 1892г. на съезде в Генуе Итальянской социалистической партии.

Создание ИСП было чрезвычайно важным, т.к. провело окончательную грань между социалистами и анархистами. Но новая партия была основана на реформистских позициях. Она пропагандировала «борьбу по профессиям» и «самую широкую борьбу за завоевание общественной власти» и за завоевание «управления производством», умалчивая о диктатуре пролетариата. С этого времени партия участвовала в в выборах, но на Болонском съезде она пошла еще дальше, согласившись участвовать в предвыборных блоках. Тем не менее, партия медленно продвигалась к основным позициям социализма; на съезде во Флоренции в 1896г. она отвергла идею организации, основанной на экономических и избирательных ассоциациях, признав только индивидуальное членство.

Очень скоро ИСП должна была пройти испытание на прочность. Распущенная в 1894г. в соответствии с «антисоциалистическими законами» правительства Криспи, партия продолжала свое развитие. В 1898г. на всем юге Италии вспыхнули голодные бунты, вызванные войной в Эфиопии, в том же году при безжалостном подавлении рабочего выступления в Милане погибли сто рабочих. Несмотря на репрессии, центральная газета ИСП «Аванти» превратилась в социалистический ежедневник, а на выборах в 1900г. правые потерпели поражение, тогда как ИСП совершила прорыв, набрав 13% голосов.

Но успех на выборах привел к победе возглавляемого Турати реформистского течения в партии. После того, как король Умберто был убит анархистом, Турати заявил в парламенте: «Мы солидарны с вашим горем». Римский съезд партии в том же году ознаменовался победой реформистского течения. Он провозгласил не только защиту конституции, но и полную автономию местных секций в вопросе выборов, т.е. допустимость для них вступать в предвыборные блоки с буржуазными партии, а также предоставил полную автономию депутатам партии в парламенте. Позиция правительства, которое, после ряда массовых стачек, признало «право коалиций», еще более усилила реформистские тенденции. Как дополнение к реформизму, на Болонском съезде в 1904г. проявилась «революционно – синдикалистская» тенденция во главе с Артуро Лабриолой, которая пропагандировала необходимость всеобщей стачки и преобладание профсоюзов над партией. Это течение покинуло партию в 1907г.

До этого времени в ИСП не существовало подлинно левого течения. Первое непримиримое марксистское движение появилось только в 1910г. Когда парламентская группа ИСП поддержала правобуржуазные силы, на Миланском съезде Ладзари резко критиковал парламентские действия единомышленников Турати. Он сказал даже: «Невелика беда, если итальянский пролетариат не будет более представлен в парламенте». Муссолини от имени левых социалистов Романьи осудил политический союз социалистов с республиканцами, однако в конце концов на Миланском съезде левое меньшинство во главе с Ладзари было разгромлено.

Настоящее усиление непримиримых социалистов стало результатом итальяно – турецкой войны из-за Ливии. Крайне правое крыло партии во главе с Биссолати, Бономи и Феличе (но также «революционный синдикалист» Артуро Лабриола!) заявило о своей солидарности с правительством. Однако в 1912г. вся социалистическая группа в парламенте голосовала против аннексии Италией Ливии. Непримиримая позиция укрепилась на съезде в Реджо – Эмилии, который исключил Бономи, Биссолати, Кабрини и Подрекки – всех депутатов от ИСП, ходивших в Королевский Дворец, чтобы выразить свои сожаления в связи с покушением на короля. Это было победой левого крыла ИСП, издававшего «Классовую борьбу» в Форли и «Чердак» (последнее название было вызовом реформистам, которые утверждали, что марксизм должен быть «отправлен на чердак»). По инициативе Муссолини, съезд отверг автономию парламентской группы и преобладание парламентской деятельности в партии. Съезд заявил, что всеобщее избирательное право «может быть полезным только для того, чтобы показать пролетариату, что оно не является тем оружием, которым он может добиться своего полного освобождения». Более того, съезд заявил, что «партия не является витриной для знаменитостей». Поддерживая левых, Ленин прокомментировал этот раскол в следующих словах: «Раскол – тяжелая, болезненная история. Но иногда он становится необходимым, и в таких случаях всякая слабость, всякая «сантиментильность»… есть преступление… И партия итальянского социалистического пролетариата, удалив из своей среды синдикалистов и правых реформистов, встала на верный путь»  («Правда», 28 июля 1912г.) Опираясь на поддержку Интернационала, Муссолини стал издателем «Аванти».

Но самую решительную борьбу против правых и центра в ИСП вела Федерация молодых социалистов. Созданная в 1903г., Федерация провела съезд в Болонье в 1907г., и поставила на нем в повестку дня необходимость антимилитаристской пропаганды. Желая сохранить чистоту партии, Федерация провозгласила, что активные католики и христианские демократы не могут быть членами организации. В своем органе «Авангард» она требовала исключения франкмасонов из партии. Но решительная победа левого крыла Федерации состоялась на съезде в Болонье в 1912г. Именно на этом съезде впервые публично выступила маленькая группа непримиримых молодых социалистов из Неаполя. Они стали центром притяжения левого крыла Федерации молодых социалистов, а их неоспоримым лидером был Амадео Бордига.

Бордига родился в 1889г. под Неаполем. Его мать происходила из старинного знатного рода, а отец был профессором сельского хозяйства. Бордига вошел в социалистическое движение в 1910г. В Неаполе, после ухода революционных синдикалистов, социалистическая группа была пропитана франкмасонством и отличалась склонностью к автономии в избирательных делах и к союзу с республиканскими левыми партиями. Вот почему непримиримые марксисты во главе с Бордигой были вынуждены в 1912г. организованно выйти из неаполитанской секции партии, т.к. не считали эту секцию социалистической. Из этого раскола возник «Революционный социалистический кружок им. Карла Маркса», возглавлявшийся Бордигой и Гриеко. «Чердак» приветствовал этот раскол. Что касается реформистов, объединенных в «Неаполитанский социалистический союз», то они были вынуждены покинуть партию в 1914г. После этого Бордига, Бомбаччи и Гриеко воссоздали неаполитанскую секцию ИСП в количестве 16 человек.

На съезде социалистический молодежи в 1912 Бордига впервые выступил против «культурнического» течения во главе с Таской, которое хотело превратить «Авангард» в «по преимуществу культурный орган», а организации социалистической молодежи – в кружки самообразования, при помощи системы лекций и библиотек. Резолюция левого крыла, предложенная Бордигой, получила большинство голосов. В ней говорилось, что «при капиталистическом режиме школа является могущественным орудием консерватизма в руках господствующего класса, и стремится воспитать молодежь в духе лояльности и покорности существующему строю». Поэтому «воспитание молодежи должно происходить больше в действии, чем в учебе, регулируемой бюрократическими системами и нормами; воспитание может быть дано только в пролетарском окружении, воодушевленном классовой борьбой, понимаемой как подготовка самых высших завоеваний пролетариата».[1]

Всю свою дальнейшую жизнь Бордига понимал партию как инструмент революционного действия, закаленный в классовой борьбе.

Борьба Бордиги в защиту непримиримого марксизма в партии происходила вокруг четырех пунктов, которые он считал принципиальными для сохранения пролетарского политического характера партии:

1). Антипарламентаризм. Бордига всегда настаивал на подчинении парламентской деятельности революционным целям. Но до 1918г. он не был бойкотистом. В 1918г. он даже написал направленную против анархизма статью, озаглавленную «Против бойкотизма».

2). Революционный синдикализм. Бордига был решительным сторонником подчинения профсоюзной деятельности партийной. Он выступал против революционных синдикалистов, желавших подчинить партию профсоюзам. Именно поэтому он станет противником Грамши, Таски, Тольятти и «ординовизма», которые считали, что партия должна основываться на экономических действиях вообще и на фабричных советах в частности.

3). Реформизм. Бордига был самым решительным сторонником (до 1914г. – вместе с Муссолини) исключения из партии франкмасонов (что в 1914г. и было достигнуто) и правой тенденции с ее пассивным отношением к классовой борьбе. Очистить партию, чтобы обеспечить ее революционную чистоту – это всегда было любимым лозунгом «бордигизма».

4). Война и антимилитаризм. Находясь перед угрозой войны, непримиримая марксистская тенденция в Федерации молодых социалистов всегда была на переднем крае борьбы с милитаризмом. В 1912г. она приветствовала Базельский манифест Второго Интернационала, где содержался призыв к превращению войны империалистической в войну гражданскую. В «Голосе Кастелламаре ди Стабиа» Бордига писал: Когда будет объявлена мобилизация, мы провозгласим всеобщую бессрочную стачку; на объявление войны мы ответим вооруженным восстанием. Это будет социальная революция». Чтобы поддержать данную принципиальную позицию, Бордига стал издателем брошюры «Солдатская копейка», подготовленной всей молодежной Федерацией.

Но надежда Бордиги на то, что война превратится в революцию, не осуществилась. Хотя «Красная неделя» в Анконе привела к волне массовой борьбы по всей стране против репрессий и войны, решение профсоюзного руководства призвать к возвращению на работу сломало движение.

Как среагировала на войну Итальянская социалистическая партия, возглавляемая ее левым крылом? Большинство социалистических партий поддержало войну. В «Аванти» Муссолини первоначально написал, что он отказывается от перемирия с итальянской буржуазией. Бордига выступил против проведения различия между «оборонительными» и «наступательными» войнами. В 1914г. он критиковал идею нейтралитета в рядах рабочего класса. «Для нас нейтралитет означает энергичную социалистическую интенсификацию классовой борьбы против буржуазного государства, углубление всех классовых антагонизмов, которые являются подлинным источником любой революционной тенденции». Левые заявили, что находятся «на своем социалистическом посту». Бордига писал в другой своей статье: «Мы должны быть и мы будем на своем посту, против всех войн, за пролетариат, который может в них только все потерять, которому в них нечего приобрести или защищать». Но в этой же статье подчеркивалась слабость пролетарского ответа на войну:

«…во всех странах господствующий класс смог убедить пролетариев, что он воодушевлен мирными чувствами, что он был вынужден начать войну, чтобы защитить страну и ее «высшие интересы». На самом деле, буржуазия во всех странах одинаково виновата в войне или, точнее, это капиталистический строй виновен в ней из-за своего стремления к экспансии, которое порождает гонку вооружений» (статья «На нашем посту» в «Аванти» за 16 августа 1914г.)

ИСП не сохранила такую непримиримую позицию. Муссолини отрекся от своего революционного прошлого, поддержав войну. Он стал интервенционистом в октябре 1914г., когда опубликовал в «Аванти» статью, озаглавленную «От нейтралитета пассивного к нейтралитету активному и действенному». Исключенный из партии, он начал издавать газету «Итальянский народ» (“Il popolo d’Italia”) – на субсидии Антанты, которые он получал при посредничестве французского депутата – социалиста Марселя Кашена, будущего лидера Французской коммунистической партии. По вопросу о войне позиция центристского крыла ИСП во главе с Ладзари не отличалась ясностью. Перед угрозой вовлечения Италии в войну руководство ИСП заявило: «мы не будем ни поддерживать войну, ни ее саботировать», что означало двусмысленность по отношению к лозунгу о превращении войны империалистической в войну гражданскую и приняло форму нейтралитета по отношению к итальянской буржуазии. Когда Италия вступила в войну, «Социалист Неаполя» вышел под шапкой: «Война решена. Долой войну!». «Аванти» провозгласила, что она «против войны, за антимилитаристский международный социализм».

Колебания ИСП вправо и влево не способствовали развитию в ней левой фракции в ходе войны. На конференции в Циммервальде было представлено не левое крыло ИСП, но ее правое крыло в лице депутата Модильяни. Бордига, дважды – в 1915 и 1916гг. – призванный в армию, смог организовать левую оппозицию в ИСП только в 1917г.

Только в 1917г., на съезде в Риме, разногласия между правыми и левыми проявились в жесткой форме. Правые получили 17 тысяч голосов, левые – 14 тысяч. Победа Турати, Тревеса и Модильяни в момент, когда русская революция была в полном разгаре, ускорила создание «непримиримой революционной фракции» во Флоренции, Милане, Риме и Неаполе. Против формулы «за мир и жизнь после войны», выдвинутой большинством партии, платформа левого крыла защищала «право пролетариата во всех странах установить свою собственную диктатуру» и «вести борьбу против всех буржуазных институтов не только в политической сфере, но также посредством социалистической экспроприации капиталистов».

Кристаллизация революционной фракции отражала созревание революционной сознательности итальянского пролетариата. В августе 1917г. рабочие Турина, побуждаемые голодом и воодушевленные русским примером (за несколько месяцев до этого они восторженно приветствовали делегацию русских советов) вооружились винтовками, переданными им солдатами, и воздвигли баррикады. Погибло более 50 человек. Но несмотря на подъем революционного движения, римский съезд ИСП в сентябре 1918г. не смог исключить правое крыло; он забыл, что Турати, в момент событий при Капоретто, заявил: « «Аванти» в период войны вписала славную страницу в историю нашего класса». Так родилась «максималистская» тенденция, лидерами которой были Серрати и Ладзари: радикальная на словах, эта тенденция не решалась размежеваться с правым крылом ИСП, пойти на раскол партии.[1]

Убедившись, что нужно создавать левую фракцию с целью изгнания из партии правых и центра, непримиримое крыло ИСП начало издавать в Неаполе с декабря 1918г. свой печатный орган, газету «Совет» (“Il Soviet”). Так возникла «Бойкотистская Коммунистическая Фракция». В обстановке подъема пролетарской борьбы, выражавшейся прежде всего в форме экономических забастовок, фракция формально конституировалась после Болонского съезда в октябре 1919г. В письме из Неаполя в Москву она говорила, что ее цель – «исключить реформистов из партии, чтобы обеспечить ее более революционные позиции». Она также настаивала, что настоящая партия, которая сможет присоединиться к Коммунистическому Интернационалу, может быть создана только на антипарламентской основе. Не только «должны быть сломаны все контакты с демократической системой», но подлинно коммунистическая партия будет возможна, «лишь если она откажется от избирательной и парламентской деятельности».

Но Бордига не хотел раскола. Хотя и организованная как автономная фракция внутри ИСП со своей собственной прессой, Бойкотистская фракция хотела прежде всего завоевать большинство ИСП на сторону своей программы. Она думала, что это все еще возможно, несмотря на убедительную победу парламентской тенденции, представленной союзом между Ладзари и Серрати. Фракция могла стать партией, лишь если бы со всей силой боролась за завоевание хотя бы значительного меньшинства. Не покидать поле борьбы до последней возможности – таков был всегда принцип «бордигистского» движения. Это доказывает, что оно не было сектой, как утверждали его противники.

Именно молчаливая поддержка, оказанная Коминтерном на его Втором Конгрессе бордигистской непримиримой тенденции, позволила Бойкотистской коммунистической фракции выйти из изоляции как меньшинства в партии. Будучи противником принципиального бойкотизма, Ленин, однако, видел в Бордиге наиболее твердого и решительного сторонника организации Интернационала на бескомпромиссных позициях. Представитель «Совета» (т.е. сам Бордига) убедил Второй Конгресс Коммунистического Интернационала принять 21 условие приема в Коминтерн – исключение всех партий, которые не принимали все эти условия и все тезисы Коминтерна. Убедившись, что борьба против реформизма будет вестись решительным образом, Бордига склонился перед дисциплиной Интернационала и принял условие, что все партии должны выставлять кандидатов на выборах. Чтобы отделить себя от анархистов, он утверждал, что его бойкотизм был «тактическим», что на практике выбор стоял между «подготовкой к выборам», требующей непропорциональной мобилизации ресурсов коммунистической партии и «подготовкой к революции» через пропаганду и агитацию, необходимые для развития партии.[2]

 

Так была открыта дорога к созданию Коммунистической партии. В марте 1920г. вспыхнула всеобщая забастовка в Турине, продолжавшаяся 10 дней. Распыление борьбы и пассивность ИСП, поддерживаемая легалистскими профсоюзами, вынудили различные оппозиции в ИСП работать вместе и спустя короткое время объединиться. 1 мая 1919г. вышел первый номер «Ордине нуово», руководимой Грамши, Тольятти и Таской. Контакты ординовистов с «бордигистским» течением с необходимостью были тесными: туринская группа ИСП была бойкотистской и возглавлялась сторонником Бордиги рабочим Джованни Боэро. Грамшистская тенденция, однако, стояла за участие в выборах. Она противопоставляла «Совету» изощренную смесь из идей Ленина и делеонистского революционного синдикализма. Она считала, что «профсоюзы показали себя ничем иным, как формой капиталистического общества», и должны быть поэтому заменены фабзавкомами и советами. Позднее «Ордине нуово» призывала к рабочему управлению на предприятиях и, казалось, недооценивала роль Коммунистической партии, ограничивая ее чисто экономическими задачами. Для «Совета» решающим был вопрос о партии, без которой классовая борьба не могла выйти на правильный путь. Бордига был сторонником Советов, но он настаивал, что они могут приобрести революционное содержание, лишь если будут образованы на основе «местных секций Коммунистической партии». Для него диктатура пролетариата могла быть реализована только через диктатуру партии, потому что Советы «не были по существу своему революционными органами». Кроме этих теоретических вопросов, по которым Бордига вел непрерывную полемику, фундаментальное расхождение с «Ордине нуово» было из-за ее неспособности порвать с максимализмом и колебаний по вопросу о конституировании себя во фракцию, имеющую целью быстрый разрыв с возглавляемым Серрати центром ИСП.[1]

В конце 1920г. «Ордине нуово» приблизилась к фракции Бордиги, которая имела теперь большинство не только в Неаполе, но и в Турине, Милане и Флоренции. Крах захвата заводов в сентябре 1920г. нанес жестокий удар теориям Грамши о «экономическом управлении» и «рабочем контроле». Правительство Джолитти проделало искусный маневр, продекларировав «рабочий контроль» и позволив стачке в Турине выдохнуться самой по себе. Революционные события продемонстрировали отсутствие Коммунистической партии, способной поддержать движение и руководить им. Это поражение убедило и Бойкотистскую Фракцию, и «Ордине нуово», что больше невозможно ждать и действовать по одиночке. В Милане была создана Объединенная Коммунистическая Фракция. Она издала манифест, призывающий к созданию Коммунистической партии путем исключения туратистского правого крыла; она отказалась от бойкота выборов, приняв решения Второго Конгресса Коминтерна.

Раскол старой партии, еще не принявший открытую форму, был окончательно решен на конференции в Имоле в декабре 1920г. Здесь была отвергнута немецкая модель создания Коммунистической партии, основанная на слиянии коммунистов и левых социалистов. «Теперь наша работа как фракции неизбежным образом закончена». Участники конференции единодушно заявили, что они не могут более оставаться «в старой партии, чтобы выполнять утомительную работу переубеждения, которая в любом случае завершена, потому что иначе пролетариат будет обречен на неподвижность до следующего съезда». Выводом был «немедленный уход из партии и со съезда (ИСП), как только наша резолюция получит большинство или меньшинство. Отсюда последует… разрыв с центром».

21 января 1921г. Имольская резолюция получила на съезде ИСП треть голосов: 58783 против 172487. Сразу после этого была основана Коммунистическая партия Италии, секция Коммунистического Интернационала. Перед этим Бордига заявил на съезде ИСП, что «социалистическая партия остается тем же, чем была перед войной: лучшей партией Второго Интернационала, но не партией Третьего Интернационала». Серрати формально принял 21 условие, но был неспособен «перевести его в действие. Мы забираем с собой всю честь вашего прошлого», - сказал Бордига перед уходом со съезда. Бойкотистская фракция растворилась в новой партии, которая отвергла существование в своих рядах автономных фракций и намеревалась действовать «в строжайшем единодушии и дисциплине».

Каковы были идейные основы новой партии, возглавляемой Бордигой? Они были изложены в «Тезисах Бойкотистской Коммунистической Фракции» в 1920г. В этих тезисах говорилось, что коммунистическая партия должна действовать как «генштаб пролетариата в революционной войне», потому что «только организовавшись в политическую партию, пролетариат может стать классом, борющимся за свое освобождение». Отвергая единый фронт с другими партиями, которые не разделяют коммунистическую программу, и отвергая подчинение партии простым экономическим действиям, тезисы подчеркивали, что высшей целью любой коммунистической партии является насильственный захват власти, установление диктатуры партии.

Советы, возникшие в ходе революции, могут иметь революционный характер, лишь если большинство в них завоевано коммунистической партией, иначе они будут представлять «серьезную опасность для революционной борьбы». В повседневной борьбе, посредством пропаганды, «интенсивной работы изучения и критики, коммунисты должны прикладывать все усилия для эффективной подготовки к неизбежной вооруженной борьбе против всех, кто защищает принципы и власть буржуазии».

«Римские тезисы», подготовленные Бордигой и Террачини ко 2-му съезду КПИ в 1922г., подтверждают эту концепцию. Эти тезисы стали основой «бордигистского» течения. Они показали, что мировая война открыла новый исторический период, когда «капиталистическое общество распадается на части, а классовая борьба может закончиться только вооруженным конфликтом между рабочими массами и властью различных капиталистических государств». Партия – это синтез программы и воли, инструмент для претворения их в действие. Партия характеризуется органической преемственностью с фракцией, из которой она возникла. Она не может создавать объединения с другими партиями или фракциями, не ставя под угрозу «твердость своих политических позиций и прочность своей структуры». Как единая партия, она должна стать единым руководителем профсоюзов и всех рабочих экономических ассоциаций. Наконец, партия – это не сумма индивидов, а дисциплинированный коллектив. Она должна развивать непрерывную критику других партий и разоблачать их практические действия, когда они отражают опасную и ошибочную тактику.[2]

Но коммунистическая партия была создана слишком поздно. Развитие фашистского движения ограничило возможность ее действий и поставило ее в состояние обороны. Она организовала вооруженные группы, чтобы защищать свои помещения от фашистских нападений, что иногда у нее получалось с успехом. Но чтобы остановить фашистское наступление, КПИ могла рассчитывать только на массовую экономическую борьбу, а она после сентября 1920г. пребывала в упадке. КПИ не могла надеяться на союз с ИСП, т.к. последняя приняла политику «нейтрализма», подписав «договор о умиротворении» с Муссолини. Ее призывы «вернуться к законности» показывали только бессилие ИСП, которое она скрывала за максималистским языком. Поэтому КПИ вела свою собственную политику, отвергая любой единый фронт «с элементами, чьей целью не является вооруженная революционная борьба пролетариата против существующего государства». Аналогичную политику партия проводила и по отношению к антифашистским коалициям. Чтобы сохранить революционное мировоззрение внутри пролетариата, чтобы сохранить его классовую независимость, партия не могла пойти на союз с «народными смельчаками». Последние, как и ИСП, призывали вернуться к «демократическому строю». Выйдя из фашизма, они предлагали «восстановить внутренний мир». Они заявляли себя патриотами и принимали в свои ряды только бывших фронтовиков и бойцов штурмовых батальонов. КПИ отказалась от сотрудничества с ними не из-за «сектантства» или «пуризма». Как революционная партия, она не могла позволить себе ни малейшей двусмысленности по вопросу о демократии или свернуть пролетариат с пути, ведущего к его цели, которой была не защита «демократического» государства, но его разрушение.

На самом деле, как подчеркивал Бордига, именно демократия поощряла развитие фашистского движения. Правительство, которое ИСП считала недостаточно «сильным», послало декретом от 20 октября 1920г. 60 тысяч демобилизованных офицеров в тренировочные центры, с обязательством вступить в группы «сквадристов». Всегда, когда фашисты сжигали помещения профсоюзов, ИСП и КПИ, армия и жандармерия были на стороне фашистов. И эти вооруженные силы были силами либерального и демократического государства.

На Четвертом Конгрессе Коминтерна Компартия Италии изложила то, что она считала наиболее существенными уроками исторического опыта фашизма.

• Фашизм не был продуктом мелкой буржуазии или обуржуазившихся помещиков. Это был продукт поражения, которое потерпел пролетариат и которое отбросило колеблющиеся мелкобуржуазные слои в сторону фашистской реакции: «Когда мелкая буржуазия увидела, что ИСП не способна использовать ситуацию, мало – помалу она потеряла веру в возможности пролетариата и повернулась к противоположному классу. Именно в этот момент началось наступление буржуазии. Она использовала в свою пользу новое состояние умов мелкой буржуазии».

• Фашизм не был «феодальной» реакцией. Он возник раньше всего в больших промышленных городах вроде Милана, где Муссолини основал свою партию в 1919г. Промышленники поддержали фашистское движение, которое представляло себя в качестве «великого объединенного движения господствующего класса, готового на службе ему использовать все средства, все частные и местные интересы различных групп капиталистов – и аграрных, и промышленных».
• Фашизм не был противоположностью демократии. Он был ее необходимым дополнением в момент, когда «государство больше было не способно защищать власть буржуазии». Фашистская партия дала буржуазии «объединенную партию, централизованную контрреволюционную организацию».

В других своих работах Итальянская Коммунистическая Левая показала, какие практические выводы в отношениях с ИСП должны быть извлечены из этого анализа фашизма.

• Именно левое крыло буржуазии, и в первую очередь социал-демократия, открыло дорогу фашизму, усыпив рабочих защитой «демократических свобод» и «демократического государства». Вместе со всей Итальянской Левой, Бордига считал, что Всеобщая Итальянская Конфедерация Труда (ВИКТ) – которая в 1921г. во время стачки металлистов в Ломбардии, Венеции и Лигурии ограничила борьбу рабочих региональными рамками – была главным фактором в демобилизации рабочих и в сдаче их беззащитными наступлению фашизма. Суммируя свою позицию, Бордига сказал, сославшись на немецкий опыт 1919г., что это «была дорога, ведущая к носкизму».
• Антифашизм был худшим продуктом фашизма, потому что он утверждал, будто союз с либеральными или левыми партиями спасет пролетариат от ударов объединенной буржуазной реакции. Антифашизм поддерживал худшие иллюзии про «демократическую» левую, которая без боя сдала власть Муссолини в 1922г.

Коммунистическая Левая видела выход в пролетарском наступлении против капитализма, наступлении, возникающем из экономической борьбы. Против объединенного наступления буржуазии, итальянский пролетариат должен был дать ответ на своей собственной почве, поднявшись на стачечную борьбу. Вот почему «бордигистское» руководство КПИ, отвергая политический единый фронт, выступало за объединенный профсоюзный фронт с социалистическими и анархистскими профсоюзами. КПИ примкнула к «Трудовому Союзу», созданному по инициативе профсоюза железнодорожников и объединившему в феврале 1922г. все профсоюзы. Однако компартия, столкнувшись с политикой локальных стачек, проводимой Трудовым Союзом, должна была заявить, что последний остается «инертным и пассивным; он не только не начал борьбу, но даже не сказал ясно, что готов сделать это, и не продемонстрировал, что он хочет готовиться к борьбе». На самом деле, во время великой стачки в августе 1922г., которая охватила всю страну, Трудовой Союз приказал рабочим вернуться к работе.[3]

Несмотря на горький опыт, КПИ, а позднее – ее левое меньшинство, никогда не ставили под вопрос лозунг единого профсоюзного фронта. В этой позиции было очевидно отсутствие логики. Если профсоюзы возглавлялись политическими партиями, они неизбежно проводили политику этих партий. Поэтому трудно было увидеть разницу между политическим единым фронтом и профсоюзным единым фронтом. В отличие от Немецкой Левой, Итальянская Левая не отказывалась от работы в профсоюзах, которые она продолжала считать «оппортунистическими» рабочими организациями.

Именно вопрос единого фронта привел к все более резким разногласиям между «бордигистским» руководством КПИ и руководством Коминтерна. На своем Третьем Конгрессе Коминтерн постановил проводить тактику единого фронта во всех странах; он даже участвовал в совещании трех Интернационалов в Берлине, созванном с целью организации единого фронта. На Четвертом Конгрессе Коминтерна делегация КПИ выступила против тактики единого фронта и заявила, что она «не будет участвовать в работе объединенных органов различных политических организаций…она также будет избегать подписания совместных деклараций с другими политическими партиями, когда эти декларации противоречат программе КПИ и будут представлены пролетариату как результат переговоров, имеющих целью найти общую линию поведения».

КПИ также отказалась поддерживать лозунг «рабочего правительства», который был конкретизацией политического единого фронта.

«Говорить о рабочем правительстве, заявляя, что мы не исключаем возможность, что оно может возникнуть из парламентской коалиции, в которой будет участвовать Коммунистическая партия – означает отвергать на практике политическую программу коммунизма, т.е. необходимость готовить массы к борьбе за диктатуру пролетариата».[4]

Но основное разногласие между руководством КПИ и руководством Коминтерна выкристаллизовалось вокруг проблемы слияния КПИ и левого крыла ИСП, после того, как последнее исключило из своей партии правое крыло Турати. Коминтерн хотел создать в Италии массовую партию по образцу немецкой ОКПГ. Он считал, что Серрати и Ладзари были честными революционерами, от которых тенденция Бордиги обособилась в силу своего сектантства. Исполнительный Комитет Коммунистического Интернационала, хотя и утверждал, что реформисты и центристы – это «железный шар, привязанный к ногам партии» и «агенты буржуазии в рабочем классе», приказал КПИ пойти на немедленное слияние с ИСП, чтобы создать объединенную Коммунистическую партию. С этой целью был создан Организационный Комитет, куда от КПИ вошли Бордига и Таска, от ИСП – Серрати и Маффи, а от Исполкома Коминтерна – Зиновьев. Таким образом, Коминтерн поддержал правое крыло КПИ (которое было маленьким меньшинством, на Римском съезде получившем только 4 тысячи голосов против 31 тысячи за левых), в целях «укрощения» бордигистского руководства. Правое крыло состояло из всех старых «ординовистов», кроме Грамши и Тольятти, которые все еще поддерживали большинство партии. Было решено исполнять директивы Зиновьева.[1]

Арест Бордиги, который находился в тюрьме с февраля по октябрь 1923г., привел к тому, что Исполком КПИ возглавили представители правого крыла партии. В это же время Грамши и Тольятти подчинились Исполкому Коминтерна; они взяли под контроль руководящие органы партии, будучи готовы вести решительную борьбу против «бордигистов». Сидя в тюрьме, Бордига написал проект манифеста о разрыве с Коминтерном, однако затем отказался от этой идеи, не желая идти на преждевременный разрыв до того, как выскажет свои позиции внутри итальянской партии и Коминтерна.

Что касается слияния с ИСП, ради чего Исполком Коминтерна хотел устранить бордигистское руководство, то оно не состоялось. ИСП отказалась принять условия объединения и исключила группу Серрати и Маффи, существовавшую вокруг журнала «Красные страницы». Эта группа – «третьеинтернационалисты» или «терцини» – вошла в конце концов в Компартию Италии, приведя с собой 2 тысячи членов ИСП, которая в результате репрессий, но прежде всего в результате деморализации насчитывала только 20 тысяч членов.

Зиновьевская большевизация не смогла устранить от руководства КПИ бордигистскую непримиримую тенденцию, которую поддерживало большинство партии. ИККИ попытался нейтрализовать ее неоспоримого лидера, предложив Бордиге вернуться в Исполком КПИ.  Бордига отказался ввиду существовавших разногласий. Он также отказался от предложенного ему поста депутата – на подобное предложение, которое являлось оскорблением для убежденного бойкотиста, он ответил коротко и резко: «Я никогда не стану депутатом, и чем меньше вы будете строить касающиеся меня планы, не спрашивая меня, тем меньше потеряете времени» (письмо Бордиги Тольятти от 2 февраля 1924г.).

В мае 1924г. в Комо прошла подпольная конференция КПИ. Она означала убедительную победу левых. 35 секретарей партогранизаций из 45, 4 межрегиональных секретаря из 5 одобрили тезисы, предложенные Бордигой, Гриеко, Репосси и Фортикьяри. Эти тезисы говорили, что партия была создана в неблагоприятный период, однако фашизм, «разгромив пролетариат, ликвидировал политические методы и иллюзии старого пацифистского социализма», поставив альтернативу «диктатура пролетариата или диктатура буржуазии». В частности, эти тезисы критиковали Коммунистический Интернационал за навязывание КПИ слияния с ИСП и двусмысленность по вопросу о характере итальянского максимализма (т.е. тенденции Серрати). В политической области, ведя решительную борьбу против фашизма, партия должна также осуществлять «решительную критику так называемых антифашистских буржуазных партий, а равным образом социал-демократических партий, избегая любых блоков или союзов». Но прежде всего левое крыло КПИ обрушило решительную критику на «большевизацию», которая навязывала бюрократически-централистский способ функционирования партии. Выходивший в Неаполе орган левого крыла «Прометей» показал, что на протяжении всей истории рабочего движения «революционная организация характеризовалась разрывом с дисциплиной и иерархической централизацией предыдущей организации». Партия основывалась на добровольном членстве, дисциплина могла быть только результатом, а не предпосылкой ее здорового функционирования. Иначе эта дисциплина превращалась в «банальное правило механического подчинения».

Но, парадоксально, на Пятом Конгрессе Коминтерна Бордига выступил как наиболее решительный сторонник применения дисциплины, хотя и не отказывался от своей предшествующей критики. «Мы хотим подлинной централизации, настоящей дисциплины», - объяснял он, чтобы показать, что не собирается, как ему приписывали, организовывать левую фракцию в Коминтерне. Его отказ от предложения Зиновьева стать вице-председателем Коминтерна может показаться непоследовательным. Однако подобное предложение не было невинным: оно являлось ничем иным, как попыткой подкупить основателя итальянской партии. Однако Бордига не был Тольятти.

После этого началась открытая война между «бордигистской» тенденцией и русским руководством Коминтерна. 1925год был решающим.

1925 год был годом «большевизации» коммунистических партий. Это также был год, когда развернулась активная борьба РКП(б) и Коминтерна против троцкистской левой оппозиции: в январе Троцкий должен был уйти в отставку с поста Народного комиссара по военным и морским делам. Это был также год, когда прежнее левое руководство Рут Фишер и Аркадия Маслова начало выталкиваться из Компартии Германии, а Карл Корш приступил к организации своей фракции. Все это было началом решительной борьбы Коминтерна против левых тенденций, к выгоде центристского руководства, подчиненного Сталину.

Больше вследствие необходимости ответа на подобную политику, чем по своей собственной инициативе, Итальянская Левая была вынуждена организовываться в тенденцию и вести борьбу против Грамши – Тольятти и русского руководства.

В марте – апреле 1925г. Расширенный пленум ИККИ поставил устранение «бордигистской» тенденции в повестку дня Третьего съезда КПИ. Он запретил публикацию статьи Бордиги, благоприятной Троцкому («Вопрос Троцкого»). Большевизация итальянской секции Коминтерна началась со снятия Фортикьяри с занимаемого им поста секретаря миланской парторганизации. В апреле левое крыло КПИ в лице Дамена, Репосси и Фортикьяри создало «Согласительный комитет» в целях координации своих действий.[2]

Грамшистское руководство КПИ решительно атаковало этот комитет, разоблачая его как «организованную фракцию». На самом деле, левое крыло КПИ все еще не хотело организовываться во фракцию, оно не желало дать Грамши и Тольятти предлог для своего исключения из партии, в которой оно все еще составляло большинство. Бордига сначала отказался присоединиться к Комитету, т.к. не хотел нарушать даже навязанную дисциплину. Только в июне он примкнул к Дамену, Репосси и Фортикьяри. Он взял на себя задачу написания «платформы» левых, которая стала первой систематической критикой «большевизации». Он осудил политику «маневров и мелких выгод», которая пыталась создать массовую партию на искусственной основе, т.к. «отношения между партией и массами зависят от объективных условий ситуации». Он осудил систему производственных ячеек как «отрицание централизации Коммунистической партии». В статье, опубликованной в тот же день, что и платформа, Бордига подчеркнул, что функцией этих ячеек было задушить внутреннюю жизнь партии и «заключить рабочих в узкие границы предприятия». Во имя борьбы против «интеллигентов», власть партийных функционеров была усилена. Представляет интерес подробно рассмотреть аргументы левых, критикующие большевизацию:

• Замена территориальных ячеек производственными означает упразднение органической жизни революционной партии, которая должна быть «органическим коллективом с единым руководством». Подобная замена являлась отрицанием централизации и бюрократическим триумфом федерализма, при котором партия будет разбита на обособленные ячейки.
• Большевизация способствовала партикуляризму и федерализму. Партия становилась суммой рабочих – одиночек, привязанных к их профессиональной ячейке. Следствием этого неизбежно будут корпоратизм и рабочизм, ломающие органическое единство партийного коллектива, который должен выходить за пределы всех профессиональных категорий.
• Вместо ограничения роли «интеллигентов» в партии, система производственных ячеек будет иметь противоположный эффект: «Рабочий в производственной ячейке неизбежно будет иметь тенденцию обсуждать только экономические вопросы, интересующие рабочих данного предприятия. Интеллигент будет продолжать вмешиваться в эти дискуссии, но уже не благодаря убедительности своего красноречия, а благодаря монополии на решение возникающих вопросов, предоставленной ему партийным центром». Более того, «пролетаризация» партийного руководства, заявленная как цель большевизации, столь мало существовала на самом деле, что новое руководство КПИ, в отличие от старого, не имело ни одного рабочего в своем Исполкоме.
• Наличие руководителей – выходцев из рабочего класса не было гарантией пролетарского характера партии, потому что «лидеры из рабочего класса показали себя по меньшей мере столь же способными к оппортунизму и измене, как и интеллигенты, и, в общем, они более податливы к буржуазным влияниям».

Под угрозой исключения из партии, «Согласительный комитет» должен был самораспуститься, подчиняясь дисциплине. Это было началом конца Итальянской Левой как большинства в партии. В результате компании рекрутирования, начатой грамшистским руководством, численность партии выросла с 12 до 30 тысяч. Новые члены были в основном молодыми рабочими и крестьянами, впервые вошедшими в политическую жизнь; как признавал Тольятти, «уровень их политических способностей и зрелости был скорее низким». Именно в этой радикально преобразованной партии,[3] Лионский съезд смог окончательно снять сторонников Бордиги с руководящих постов; на этом съезде левые получили только 9,»% голосов. Но, чтобы помешать левой тенденции создать фракцию или даже новую партию, Грамши ввел 3 членов Итальянской Левой в ЦК КПИ.

Известные «Лионские тезисы» были написаны именно в связи с Лионским съездом КПИ. Они будут направлять политику Итальянской Левой в эмиграции.

Эти тезисы прежде всего осуждали политику Грамши, которая разоблачалась как псевдомарксистская смесь Кроче и Бергсона. Они критиковали предлагавшийся Грамши союз с антифашистскими партиями во время убийства Маттеоти и лозунг «федеративной рабочей республики» как отказ от марксизма.

Далее, тезисы давали в концентрированной форме «бордигистскую» концепцию партии. Чтобы вести классовую борьбу к окончательной победе пролетариата, партия должна действовать на 3-х уровнях:

• Теория. Марксизм обогащает себя, будучи применяем к сложным ситуациям. Он не может быть сведен к «неизменному и фиксированному катехизису», являясь «живым инструментом для постижения законов исторического развития и следования этим законам».
• Организация. Партия создается не по доброй воле маленькой группы людей, но в ответ на объективно благоприятную ситуацию. «Революция – это не вопрос организации», и партия является одновременно «фактором и продуктом исторического развития». Тезисы отвергали поэтому волюнтаризм и фатализм.
• Действие. Партия участвует в классовой борьбе как партия, независимая от всех прочих партий.

Далее «бордигистская» платформа отвергала ту разновидность дисциплины, которая заменяла добровольное подчинение военным законом покорности авторитету. Она подчеркивала опасность вырождения партий Интернационала в результате «большевизации». Перед лицом этой опасности, «тезисы» не предполагали образование фракции, так как реальная угроза проявлялась «в форме искусного проникновения, прикрывающегося демагогической и объединительной фразой» и «действовала сверху, чтобы подавить инициативу революционного авангарда».

Какие исторические перспективы возникали из этой дегенерации? Они были мрачными по двум причинам:

• Стабилизация капитализма. Хотя тезисы признавали, что «кризис капитализма все еще продолжается», на их взгляд, «частичная стабилизация» вела к «ослаблению революционного рабочего движения практически во всех экономически развитых странах».
• Опасность контрреволюции в России. От революционной политики России и Коминтерна зависят субъективные условия будущей революции. Однако России угрожает капитализм изнутри, из ее экономики, где буржуазные элементы (государственный капитализм) сосуществуют с социалистическими. Перед угрозой подобной эволюции, которая приведет к «потере ее пролетарского характера», русская революция может быть спасена «только всеми коммунистическими партиями и всем Интернационалом».

Именно с этой целью Бордига принял участие, в последний раз, в работе Шестого Расширенного пленума Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала (февраль – март 1926г.).[4] Для него это предоставило возможность провести долгую беседу с Троцким и заверить его в полной солидарности Итальянской Левой в борьбе против теории о «социализме в одной стране». В нескольких чрезвычайно твердых выступлениях на пленуме Бордига предпринял атаку на Сталина. Он смело защищал необходимость «сопротивления слева против опасности справа», причем «международном масштабе». Он не прелагал создание фракций, но и не исключал такую возможность. Бордига напомнил, что «история фракций – это история Ленина» и что фракции – не болезнь, а симптом болезни. Они были реакций «защиты против оппортунистических влияний».

Это был последний бой Бордиги и Итальянской Левой внутри Коминтерна. После этого Итальянская Левая организовывается постепенно во фракцию Коммунистической партии Италии. После своего исключения из партии и в результате распыления по нескольким странам под ударами фашистской реакции, она оказалась одинокой и изолированной в своей борьбе за исправление политики Интернационала. Без контактов с Троцким, который шел своим собственным путем, без поддержки левых фракций Интернационала, лишенная возможности ведения пропаганды в Коминтерне и внутри партии в Италии, она обнаружила себя в положении очень ограниченного оппозиционного меньшинства.

Первым вопросом, возникшим перед Итальянской Левой, было установление контактов с Немецкой левой оппозицией, которая в это время вела работу по объединению международных левых оппозиций. Эти контакты начались уже в 1923г., когда члены тенденции Бордиги, находившиеся в Германии, пребывали в непосредственном контакте с левым крылом КПГ. Некоторые из них, например, Паппаларди (см. 2-ю главу), даже вышли из КПИ и сформировали первую организованную оппозицию в итальянской эмиграции.

Но наиболее тесные связи существовали с Карлом Коршем, которого Бордига знал со времен Пятого Конгресса Коминтерна. Исключенный из КПГ 1 мая 1926г. из-за своей оппозиции внешней политике русского государства, которую он называл «красным империализмом», Корш основал оппозицию из нескольких тысяч человек, «Непримиримую Левую» (“Die Entschiedene Linke”), которая издавала журнал «Коммунистическая политика». В тезисах этой группы Корш характеризовал русскую революцию как буржуазную, причем, на его взгляд, ее природа становилась все более ясной «с откатом мировой революции». Его группа, в отличие от Итальянской Левой, «отказалась от всех надежд на революционное отвоевание Коминтерна».[1]

Организационные цели группы не были ясны, «Коммунистическая политика» не считала себя партией или фракцией, ее членами могли быть беспартийные или члены КРПГ. Тем не менее, она утверждала, что «в современной ситуации, историческая задача всех марксистов состоит в создании заново подлинно революционной классовой партии на национальном и интернациональном уровне, в создании нового коммунистического Интернационала». Но она подчеркивала, что «в настоящий момент невозможно осуществить эту задачу». Без существования подлинно коммунистических партий, группа не видела иного выхода, кроме как призыв к новому Циммервальду:

«Формула, которую мы приняли для нашей политической и тактической линии в настоящее время, это создание Циммервальда и Циммервальдской Левой. Под этим мы понимаем, что в период краха Третьего Интернационала мы должны проводить ту же тактику, которую проводил Ленин в период краха Второго Интернационала» (Письмо Корша итальянской оппозиционной группе в эмиграции от 27 августа 1926г., цитировано в работе Монтальди «Корш и итальянские коммунисты»).

Подобное предложение было сделано Итальянской  Левой. Бордиге, который проживал тогда в Неаполе, было направлено письменное приглашение на интернациональную конференцию левых оппозиций, проводимую в Германии. «Коммунистическая политика», ознакомившись с протоколами Шестого расширенного пленума ИККИ, напечатанными на немецком языке в Гамбурге, верила в быстрое установление общности идей и действий двух левых оппозиций.

Ответом Бордиги и Итальянской Левой – поскольку Бордига в то время поддерживал постоянный контакт с последней – был недвусмысленный отказ. Этот отказ был следствием политических расхождений, а не сектантской замкнутости.

Основные расхождения вращались вокруг природы русской революции и перспектив работы коммунистических левых оппозиций:

• Природа Советской России. Она определялась как пролетарская, несмотря на то, что существовала реальная угроза контрреволюции: «Ваш способ выражения, - писал Бордига Коршу, - кажется мне неправильным. Нельзя говорить, что русская революция была буржуазной революцией. Революция 1917г. была пролетарской революцией, хотя было бы ошибкой возводить во всеобщие ее «тактические» уроки. Проблема поставлена сейчас таким образом: что будет с диктатурой пролетариата в одной стране, если революция не произойдет в других странах? Может быть, контрреволюция; может быть, процесс перерождения, симптомы и проявления которого внутри Коммунистической партии нужно раскрыть и определить. Нельзя просто говорить, что Россия – это страна, где развивается капитализм».
• Отказ от раскола. «Мы не должны быть сторонниками раскола партий и Интернационала. Мы должны позволить эксперименту искусственной и механической дисциплины дойти до своих пределов, подчиняясь этой дисциплине во всех ее процедурных абсурдах, пока это будет возможно; никогда не отказываясь от нашей политической и идеологической критики и никогда не подчиняясь господствующей ориентации».
• Отказ от оппозиционных блоков. «Я считаю, что одним из недостатков Интернационала являлось то, что он был блоком локальных и национальных оппозиций».
• Критическая оценка прошлого. «В общем, я думаю, что приоритет должен быть сейчас не за организационными маневрами, а за выработкой политической идеологии международной левой оппозиции, основанной на красноречивом опыте Коминтерна. Пока это не будет сделано, всякая международная инициатива трудна».

Исходя из всего этого, Бордига отверг подписание совместной декларации, т.к. не думал, что оно будет возможно на практике.[2]

Весь дух Итальянской Левой отражен в этом письме Бордиги Коршу. Прежде всего, здесь проявилась верность русской революции и Коммунистическому Интернационалу, который Итальянская Левая помогала создавать. В этом заключалось ее фундаментальное различие с другими левыми оппозициями – различие подхода и метода. Итальянская Левая никогда не покидала поле боя до последней возможности. В теоретической борьбе она стремилась извлечь все возможные уроки из поражения. Это был подход, аналогичный подходу Розы Люксембург, для которой поражения были богаты уроками для будущих побед. Это была прежде всего политическая борьба в ее концепции революционной организации, определяющей себя через ясность цели, принципов и тактики, связанных в единое целое теорией.

В отличие от групп, преждевременно провозглашавших создание новых партий и нового Интернационала, Итальянская Левая всегда отталкивалась от метода. Пока Коммунистический Интернационал еще не умер и подавал признаки жизни, она была предана ему, как часть предана телу. Ее концепция была унитарной: раскол был злом, которого нужно было стараться избегать, чтобы не рассеивать силы, стремящиеся к международной централизованной организации. Только когда смерть Интернационала стала очевидной, можно было создавать автономную организацию. Основание фракции старой партии, сохраняющей ее революционную программу, было предварительным условием создания новой партии, которая могла быть провозглашена только в период революционного подъема. Создание Интернационала подчинялось тем же законам: только реальное существование революционных партий в нескольких странах создавало условия для Интернационала.

Такой органический взгляд на партию сохранялся до Второй мировой войны. Как орган Интернационала и партии, Итальянская Левая хотела развиваться соответственно естественным законам этого органа, не делая преждевременных расколов и не подгоняя свободное органическое развитие.

К 1926г. Итальянская Левая фактически завершила разработку своих основных фундаментальных принципов. Она отвергала:

• Единый фронт и лозунг «рабоче – крестьянского правительства».
• Антифашизм и любую политику, уходящую с поля классовой борьбы
• Социализм в одной стране.
• Защиту демократии.

Другие теоретические вопросы, такие, как русский вопрос и формирование фракций, еще не были по-настоящему развиты. Это Итальянской Левой предстояло сделать в эмиграции.

Можно задать вопрос, почему тенденция Бордиги потерпела поражение внутри итальянской компартии. Это на самом деле остается необъяснимым, если мы забудем, что итальянская партия была секцией Коммунистического Интернационала. Не рядовые члены партии устранили от руководства Бордигу, но это сделал Коминтерн, при посредстве Грамши и Тольятти и используя свой иерархический авторитет. Преобладающее влияние РКП(б) в Коминтерне, который сам   стал инструментом русского государства, привело к изгнанию всех левых оппозиций. В этих условиях сопротивление было очень ограниченным. Не только революционная волна откатывалась назад, но и престиж Коминтерна, несмотря на его перерождение, оставался огромен, и парализовал волю оппозиции.

Все эти причины объясняют, почему поражение было неизбежным, несмотря на все симпатии, которыми «бордигистское» руководство пользовалось в партии. Возможно, его колебания, сопротивляться или нет, его полумеханическое подчинение дисциплине и отказ организовать фракцию ускорили поражение. Но если мы можем объяснять прошлое, мы не можем переделать историю по принципу «что было бы, если бы…».

В конце 1926г. после обыска, которому его дом был подвергнут фашистами, Бордига был арестован и осужден к 3 годам заключения, которое отбывал сперва в Устике, а затем в Понце. В тюрьме вместе с Грамши он организовал партийную школу, в которой руководил научной секцией. Скоро среди заключенных возникли разногласия. Когда 38 из них, включая Бордигу, против 102 других, заявили протест против антитроцкистской компании, руководство КПИ в Париже решило исключить основателя партии. Это произошло в марте 1930г., после донесения сталинистского ударника Джузеппе Берти.

В то время, как Итальянская Левая, в итальянских тюрьмах и в эмиграции, продолжала борьбу, Бордига постепенно отходил от политической жизни, всецело уйдя в свою профессиональную работу инженера – архитектора.

Многие были удивлены его молчанием и объясняли последнее постоянным надзором фашистской полиции: за Бордигой повсюду следовали два полицейских агента.

В 1930-е годы Троцкий спросил Альфонсо Леонетти, ставшего троцкистом и хорошо знавшего Бордигу с тех пор, как еще в 1924г. входил в редколлегию «Прометея»: «Почему Бордига ничего не делает?». Леонетти ответил: «Бордига думает, что все прогнило. Мы должны ждать новую ситуацию, чтобы начать все заново». (Письмо Леонетти Франко Ливорси за 1 апреля 1974г.).

Это свидетельство подтверждается донесением полиции от 26 мая 1934г. (ACS, CPC 747), где говорится о разговоре Бордиги с его шурином. Бордига сказал: «Необходимо отойти в сторону и ждать… Ждать не это поколение, но будущее поколение». Бордига был измучен и разочарован жизнью политического борца, как можно видеть, в частности, из его разговора 3 июля 1936г. (ACS 19496, Division degli affari generali e riservati): «Я счастлив жить вне жалких и незначительных событий политического активизма… его повседневные события не интересуют меня. Я сохраняю свою веру. Я счастлив в своей изоляции».

Несмотря на все усилия активистов Итальянской Левой связаться с ним, Бордига отвергал всякие контакты, ограничиваясь чисто неформальными связями при посредничестве старых активистов Итальянской Левой, таких, как Индорико Тарисиа или Антонио Натанджелло. Последнего в 1939г. Бордига попросил передать свою солидарность товарищам в Милане вместе с советом оставаться верными себе, без уклонов и колебаний, и быть готовыми к любому повороту событий (ACS, папка Бордиги, Центральный политический архив).

Как можно видеть, разделяя идею о контрреволюционном характере исторического периода, Бордига и его товарищи в изгнании пришли к противоположным выводам: Бордига – к мысли о невозможности организованной работы в этот период, его товарищи – о абсолютной необходимости такой работы в качестве левой фракции, отделившейся от старой партии. Эта разница имела огромное влияние – учитывая большой авторитет Бордиги – на ориентацию, взятую интернационалистским движением в Италии после Второй Мировой войны. Кажется, Бордига ожидал, что война кончится новым революционным подъемом: «Если Гитлер заставляет отступать отвратительную власть Англии и Америки, делая мировое капиталистическое равновесие более неустойчивым, тогда да здравствует палач Гитлер, который вопреки своей воле создает условия для всемирной пролетарской революции». И Бордига добавил: «Все войны заканчивались революциями. После поражения придет революция» (26 мая 1936года, там же).

Убежденный, что революция произойдет в результате войны, Бордига возобновил свою политическую деятельность в 1944г., во Фракции итальянских коммунистов и социалистов (см. ниже). До этого он отверг все предложения сотрудничества, сделанные ему сперва Бомбаччи – который основал «левый» профашистский журнал, а затем американцами.[1]

С 1926 по 1945 годы Итальянская Левая должна была идти своим путем, без человека, который являлся ее лучшим выразителем.

Ведя свою деятельность в нескольких странах, Итальянская Левая не была ни «итальянской», ни «бордигистской». Возникнув в Италии, она приобрела международный характер. Кристаллизовавшись благодаря теоретической и политической работе Бордиги, она стала анонимной. Такое преобразование произошло в полном соответствии с «Римскими тезисами», которые определяли организацию как единый коллектив.

Итальянская Левая в эмиграции всегда отвергала навешиваемый на нее ярлык «бордигизма», потому что он способствовал культу «великих людей» и не соответствовал действительности, по крайней мере до конца войны… Теоретическая и политическая эволюция Итальянской Левая, обусловленная ее опытом, выходила за пределы работы, проделанной Бордигой, и развивала эту работу на новую ступень, поэтому обостренная реакция Итальянской Левой в 1933г. полностью понятна:

«Несколько раз, внутри итальянской партии, в присутствии товарища Бордиги, а также внутри Интернационала и левой оппозиции, мы утверждали, что не существует ни «бордигизма», ни других «измов», которые стали подлинными спектаклями, после того, как внутри коммунистической партии воцарилась биржа путаницы и политической глупости. Единственный раз, когда наши товарищи употребили слово «бордигизм» – так это в нашей платформе на французском языке. По этому вопросу мы объяснялись много раз. Мы говорили, что этот термин был ошибкой, хотя он был употреблен только для того, чтобы среди многочисленных оппозиционных групп французской партии уточнить традиции политического течения, которое издало платформу.

«Бордигизм», как сведение нашего политического течения к личности Бордиги, является наиболее грубым извращением мнения самого товарища Бордиги, который, вслед за Марксом, разрушил понятие личности как таковой, и показал, что только коллектив и социальные организмы придают значение самой личности» («Итог», №2, «Не «бордигизм»»).

Если в нашем исследовании мы используем в разных местах термин «бордигизм» или говорим о «бордигистском течении», то делаем это не из злого умысла. Это скорее вопрос удобства, а не концепции, будто Итальянская Левая относилась к Бордиге как к фетишу. Однако для послевоенного периода, когда бывшие члены Итальянской Фракции, из энтузиазма и иногда без всякого критического духа присоединялись к «партии Бордиги» или устраивали раскол «во имя Бордиги», использование термина «бордигизм» – иногда как ругательного – в определенной степени оправдано.